Онтологические прогулки

     Прежде чем исследовать преемственность между совестью и сознанием, необходимо сначала реконструировать появление и природу феномена совести. Совесть сформировалась в эпоху родовой цивилизации как феномен, обеспечивающий одно из самых существенных для человека того времени условий существования, - родовую принадлежность. Каждый человек жил в конкретном роде в качестве его члена, не выделяя и не отделяя себя от других членов рода, - реки, земли, горы, попугаев, созвездий, мертвых, праотцев-основателей рода, солнца и остальных духов. Представить себе то, каким образом человек, наряду с другими существами (духами) был членом одного рода, в то же самое время совершенно не выделяя и не отделяя себя, невозможно, как минимум, потому, что способность представления родовому человеку была недоступна, так как она выработалась только к концу родовой цивилизации. Он не мог представлять, то есть реконструировать в воображении предмет, который в данный момент непосредственно перед ним не присутствует, во-первых, и, во-вторых, он не отличал/различал себя от другого члена рода.

      Субъектом действия был род, поэтому минимумом самоидентификации также был род, а не человек; когда он говорил, что он – красный попугай или полная луна, он действительно различал/отличал родом, родом как целым, а не собой или кем либо ещё. Он действительно был родом; это особый тип восприятия, современному человеку не знакомый ни по его собственному опыту, ни по научной или философской реконструкции (по крайней мере, я такую пока ещё не встречал). Я уже исследовал, хотя и только предварительно, отличие родовой цивилизации от современной и пока склоняюсь к тому, что эти различия следует приравнять к уровню видовых, настолько они существенны: человек родовой цивилизации был индивидом, но не был индивидуумом (субъектом).

     Он действительно был частью рода, ЕСТЕСТВЕННОЙ частью, в соответствии с чем у родового человека была развита отличная от современной система чувств, которая могла включать в себя десятки, если не сотни органов и которую нам еще предстоит реконструировать. Как предстоит реконструировать род как социум, включающий в себя существа не только разного вида, но даже разных категорий, например, человека и реку; так человек из другого рода будет для человека данного рода принципиально чужим по сравнению с другим членом данного рода, - рекой или звездой. Поэтому различные формы родового рабства никак не умаляли значение и положение человека в данном роду, впрочем, в плен можно было взять не только человека другого рода, но и скалу, ручей или рощу.

     Однако вернемся к феномену совести, выражающему собой качество принадлежности человека к своему роду: естественность этого вполне социального, хотя и пока ещё родового феномена обеспечивалась продолжительной эволюцией и рода, и человека, приведшей в конце концов к тому, что большинство "родовых" форм проявления принадлежности к роду, - примет, знаков, вещих снов, тревожных состояний или в крайних случаях паники, уступили место "современной" форме совести, - чувству вины, то есть отнесению или соотнесению человеком происходящего с самим собой, а не с родом. На закате родовой цивилизации человек стал отделять/выделять себя из рода всем собой, одновременно всем собой стремясь остаться единым с родом. Это двойственное и во многом разрушительное состояние позднего родового человека стало причиной появления тесной и продолжительной связи между феноменами совести и вины, которая стала одной из основных характеристик жизни монотеистических религий и которая достаточно действенна даже до сегодняшнего дня.

     Однако связь совести и вины – явление временное и имеет силу лишь (даже если это "лишь" растянулось на пару тысячелетий) до времени полного исчезновения рода как доминанты цивилизации. Исчез род – исчезло и основание для, казалось бы, неразрывной связи совести с виной: совесть осталась естественным навыком фиксации социальной (семейной, родовой, общественной, государственной, расовой, видовой) принадлежности, вина же осталась связанной с совестью, но теперь уже в качестве лишь одного из нескольких феноменов и при этом явно не доминирующего.

     Заметная неуклюжесть и нестройность этих размышлений вызвана главным образом тем, что они живые, разворачиваются непосредственно перед вашими, да и моими собственными глазами, имеют направление, заданное вниманием, в котором размышления следуют не моим представлениям, а взаимодействию открывающихся в этом горизонте внимания феноменов. Так в этом эссе я направил внимание на связь совести и сознания, не предполагая, более того, вообще забыв о феномене вины, но – в направленном и свободном внимании – феномены оживают и, подобно частицам света, всё время находятся в движении, проявляя свою "связанность", "спутанность" с другими феноменами. Феномен совести здесь повернулся ко мне как связанный с феноменом вины и тем самым сдвинул размышление в "свежем" для него (точнее, для меня) векторе, открыв целый пласт новых тем, которые могут стать темой следующих эссе. Я мог бы остаться в новом векторе, но предпочитаю хоть в основных чертах разобраться с феноменом сознания, поэтому продолжу начатое размышление, хотя оно и "споткнулось" о феномен вины и могло пойти в несколько другом направлении.

     Эта работа размышления, одновременно свободного и связанного, свободного в своих предпочтениях и связанного природой феноменов, подобна той работе, которая была проведена человеком на грани родовой и современной цивилизаций. С естественно проявляющейся совестью необходимо было что-то делать, и человек выбирал разное: игнорировал, повышая уровень тревоги до паники, развивал предметность магии, воевал и т.д., но и – всматривался в происходящее с ним и вокруг, "обращал глаза души" по Платону, связывал собственные состояния с событиями, начиная тем самым новое для себя и для человечества время, время собственного одиночества и единого человечества.

     Человек стал работать с собственными состояниями, прежде всего – с собственной совестью, одной из форм этой работы стала вина, "укусы совести" у немцев или "муки совести" у русских, взятие ответственности за происходящее на себя; однако человек был менее всего причиной гибели родовой цивилизации, так что широко распространившиеся учения о греховности человеческой природы просто эксплуатировали человека, манипулируя его неопытностью. Совесть – не дар и не голос божий, это естественный механизм, навык ориентации в сложной среде, системный механизм, обеспечивающий функционирование сложных социо-естественных феноменов; работая с совестью, человек стал сначала корректировать собственное поведение, то есть действовать реактивно, а потом – конструировать свое поведение, действовать активно. Работа с совестью приводила к тому, что человек смог не просто сам ориентироваться в окружающем, но и некоторым образом корректировать и выстраивать собственное поведение, то есть человек стал вменяемым, адекватным, в себе, в памяти. То есть – в сознании!

     Сознание – это проработанная совесть, совесть, лишенная чрезмерной незаслуженной вины, довлевшей над человеком, это продуктивная и эффективная совесть, позволяющая человеку активно ориентироваться в происходящем и выстраивать стратегии поведения. Ключевая характеристика сознания – работа, активное получение знания (в отличие от этого совесть – естественное, моментальное получение знания, знание, приходящее сразу, целиком, как весть). Сознание – работа по ориентации в сложной социальной среде: семье, роде, дворе, обществе и т.д.; в этом смысле сознание неестественно, искусственно, выработано, разработано каждым человеком самим, в себе. Философские и психологические словари врут: сознание отнюдь не является высшей способностью человека, не является оно ни видовой особенностью человека, ни основой или субъектом "чистого мышления".