Онтологические прогулки

   Устойчивость созерцания состояний, выделяющихся витальной насыщенностью, приводит к "очищению" впечатлений, во-первых, от предметных или содержательных искажений, и, во-вторых, от привносимых обусловленными "я" дополнительных, "прилипших" переживаний. Очищенное впечатление предстает теперь, после долгой и упорной работы, как "единство многообразного" (по выражению классических философов) или "феномен" (на языке современной философии). Обратимся к опыту Декарта, созерцающего пластичность воска горящей свечи, с равным успехом он мог созерцать водную гладь озера или поток ручья, как это делали даосские мудрецы, или пульсацию моментов, которой внимали буддисты, дело не в конкретной предметности, дело в самом созерцании, которое должно быть устойчивым в своей направленности; здесь я отвлекаюсь от того, что созерцание пульсирующих моментов требует гораздо более серьезного опыта, чем созерцание свечи. Итак, твердое в своей направленности созерцание очищается от искажений как со стороны созерцающего, так и со стороны предмета, созерцаемого.

   Что сделал дальше Декарт? Он сделал то, что только и мог сделать, точнее, не он сделал, а произошло, случилось, а еще точнее, завершилась синхронизация тех элементов из начальной направленности внимания, которые "остались" как необходимые для реализации намерения; в этот момент срабатывает (или не срабатывает, ведь созерцателей много) намерение, то, что сформировалось (или нет, если направленность внимания "глупа") в результате устойчивости внимания. То есть устойчивое внимание может стать созерцанием, но может не стать намерением. Восприятие античного определения философии как "мудрого внимания" показывает, что далеко не каждое, скорее даже, редко какое, созерцание становится плодотворным, имеющим плод, достойный результат. Если сравнить между собой намерения Сократа, Декарта, Пруста, Гоголя, то мы увидим, что они отличаются друг от друга, они разные настолько, что не могут быть обьединены в одну категорию; каждый из них намеревал свое и намерение каждого из них оказалось мудрым, плодотворным. Кстати, ни один из них не искал истины, правды и чего-то в этом роде великого и высокого, то есть поиск истины как намерение "глуп", бесполезен, если не вреден, как и стремление любить, спасти или облагородить все человечество. Намерение мудро, если оно точно и строго индивидуально. Декарт не стремился обосновать идею бога, что как раз является "высоким" и, следовательно, глупым и бесполезным стремлением, которое погубит человека, как погубило Дикобраза его стремление спасти брата. Декарт стремился найти себя, найти в себе обоснование идеи бога, что, заметьте, не дерзко, в отличие от стремления прямой теодицеи. "Законное", "мудрое" стремление Декарта сформировало не только устойчивое созерцание, но и намерение, которое, при достижении чистого впечатления, направило его внимание, а за ним и все его "существо", на индивидуацию существования. Для Декарта было важно не доказать достоверность идеи бога, а обрести достоверность себя. Тот, кто действительно мудро стремится, тот готов на все, готов достичь цели любой ценой, предстоит своей судьбе и принимает ее, как на страшном суде. Он готов отдать, потерять душу. И неизбежно ее теряет, потеря души - необходимое условие достижения цели и срабатывания намерения, можно назвать эту потерю очищением, слова не важны, важен смысл. Дикобраз не сформировал намерения, не выдержал необходимую паузу очищения, не прошел чистилище скальпированных "я", он бросился вперед в "благородном", но, как оказалось, глупом порыве, не сумев спасти ни брата, ни себя. Мне потребовалось около 30 лет, чтобы только приблизиться к "внутреннему человеку" или "человеку вечному", как называет его Пруст, единственной целью и единственной пищей которого оказалось живое созерцание природы вещей. Возможно поэтому мне так близки Сократ, Декарт, Пруст, Мамардашвили, "внутренний человек" которых склонен к живому созерцанию. Общение с ними помогает мне читать себя.

"Художник в любой момент должен быть готов услышать свою интуицию, а потому искусство - это и есть то, что реальнее всего на свете, самая суровая школа жизни, самый истинный Высший суд."
   Срабатывает намерение - Декарт индивидуирует существование, добиваясь полноты реализации верно направленного внимания. Таков его метод и таков метод философии вообще, не в том сиысле, что каждый философ должен индивидуироваться существованием, а в том, что должно сработать намерение. И в этом смысле каждый достигший реализации намерения - философ, ценившийся в античности выше героя. Очищение, свобода есть плодотворное действие, а не возможность действовать, свободен не тот, кто все может, свободен совершивший, свершивший. Сократ свершил знание, Декарт - существование, Пруст - вечность или обретенное время, Гоголь - предстояние смерти, Мамардашвили - событие мысли. Свободным свершившего или совершившего называют потому, что он освободился от искажений внутренних, обусловленных его временным неустойчивым "я", и внешних, обусловленных феноменальной природой предметности. Устойчивость созерцания подвергает все удерживаемые во внимании элементы проверке на связность, конгруэнтность с намеченной целью. Сатана успеха, просыпающийся в каждом устремленном к цели, искушает достижением быстрого осязаемого результата. Пруст, вцепившийся в разбудивший его и тут же исчезнувший вкус печенья, смог вытянуть из этого целые пласты воспоминаний и в каком-то виде описать их, то есть стать писателем, о чем он мечтал с детства, тем не менее, своей основной задачей он полагал разгадку тайны интенсивности переживания радости, возрождения. Тайны, прояснения которой ему пришлось ждать еще много лет и прояснением которой он, наконец, действительно смог стать писателем, только, как оказалось, не романа, а себя. Дальше направим внимание на то, что такое обретение.