Онтологические прогулки

   Созерцание удерживает живое впечатление до тех пор, пока оно не устоится, пока не рассеются химеры адаптаций, пока личная индивидуация не будет вытянута  и проявлена образовавшейся связью с впечатлениями настолько, чтобы стать постоянным энергетическим, жизненным источником созерцания. В свою очередь, насыщенное жизнью созерцание начинает притягивать к себе или в себя конгруэнтные, симметричные, родственные впечатления, точнее, не притягивать, а создавать! их. В случае Пруста создание новых впечатлений происходит по матрице первого живого впечатления, эпизода с печеньем: таковы впечатления - потеря равновесия на плитках, дребезжание колокольчика, прикосновение к губам вафельного полотенца, восприятие детской книжки. Устойчивое созерцание само начинает производить впечатления, не только удерживая, но и постепенно подтягивая личную индивидуацию к сиюминутным "я" и, возможно, даже замещая эти "я" личной индивидуацией. Что возвращает нас к началу этого цикла, к тотальности индивидуации, однако на этом этапе индивидуация, хотя и насыщает впечатления жизнью, содержательно человеку еще недоступна. Прусту, после первой мадленки, пришлось удерживать созерцание вечности еще немало лет, прежде чем заработала эта матрица и он, наконец, смог разгадать загадку мадленки.

   Здесь стоит снова вернуться к тому, чем именно я занимаюсь: я занимаюсь не чтением Пруста, а чтением себя. Длительное вглядывание в Пруста, Декарта, Мамардашвили резонирует, синхронизирует мое созерцание с теми образами и мыслями, которые оставили нам они. Внимая состоянию радости, которую испытал Пруст, я, в чтении себя, испытываю столь же сильное переживание, только уже не радость, а боль. Как и Прусту, мне пришлось ждать, то есть удерживать направленность внимания много лет, прежде чем мне открылся характер моей индивидуации, которая питала жизненной силой мою боль. Между "Рассуждением о методе" и "Метафизическими размышлениями" промежуток в десять лет, сначала Декарт строит метод, то есть формирует направленность внимания, используя, как я уже упоминал, рассудок, то есть жизненный опыт и здравый смысл, после чего сформированное и удержанное внимание очищает созерцание, создавая условия для медитации или, что то же самое, размышления как собственно философии. Так же и у Пруста: сначала сформированное внимание привело к первому эпизоду со вкусом печенья, после чего удержанное на этом эпизоде созерцание создает цикл взаимосвязанных и в то же время синхронизированных друг с другом эпизодов как основу обретения чистого времени. Разум, размышление или медитация - это солдат, который вступает в сражение последним, а не первым, это решающий резерв, боевой потенциал которого наиболее эффективен в ситуации очищенного созерцания или впечатления. Если разум бросают в бой в первых рядах, армия обречена на поражение, прежде всего потому, что разум не способен работать с наличным; если же он такую работу все-таки начинает, результатом этого становятся разнообразные "дикие" конструкции, которые во множестве можно найти в работах российских философов, особенно академиков, впрочем, у не российских тоже.

   Итак, очищенное впечатление при сохранении созерцания начинает привлекать (по принципу - подобное привлекает подобное) или создавать (что одно и то же, поскольку живые матрицы появляются только в стихии творения) конгруэнтные впечатления, очищение которых происходит гораздо быстрее и как бы само собой, что нисколько не удивительно, если имеешь дело с живыми формами. Здесь крайне важно не увлечься кажущейся ясностью, понятностью и достоверностью созерцания, нужно твердо удерживать его (созерцания) границы, не выходя за пределы впечатления. Да, оно очищено, да, оно провоцирует появление новых впечатлений, да, найден плодотворный метод оживления или создания живых форм, однако, как именно происходит оживление, посредством какого ресурса это достигается и как до него добраться, на этот момент еще неизвестно. Соответственно, требуется дополнительная настройка внимания, о которой я раньше говорил как о предпочтении; об этом позже, пока стоит обратить внимание на представления, которые кажутся очевидными и которые, как облака или туман, обволакивают разворачиваемые здесь наблюдения. Первое из этих представлений - представление о времени, в данном случае, представление о том, что то впечатление, о котором рассказывает Пруст, например, эпизод со вкусом печенья, было одним из множества других, которые ему предшествовали и которые ему последовали. Это иллюзия, эпизоду с печеньем ничего не предшествовало и ничего не последовало, потому что этот эпизод был создан самим Прустом, не в том смысле, что он его выдумал и вставил в книгу, а в том, что он (эпизод) был первым в том пространстве (континууме, вселенной), которое возникло как результат настроенного и удержанного внимания Пруста. Напоминаю, настроенное и удержанное внимание формирует (или не формирует) намерение, которое, возникнув, создает новый топос, первым элементом которого становится живое впечатление, у которого нет ничего ему предшествующего. Эпизод с печеньем - первоэлемент, который становится (если повезет удержать направленность внимания, а Прусту повезло) матрицей начинающейся с него жизни, концом которой должно стать обновление личной - Пруста - индивидуации. Движение от первоэлемента, живого впечатления, к обновлению личной индивидуации в этом континууме, который Кундера назвал "пространством свободы", происходит в "обратном" (по словам Пруста) направлении, от настоящего к прошлому, тогда как в действительности личной истории, которую можно назвать "пространством утраты" или "пространством забытья", события продолжают двигаться "обычно", от прошлого в будущее. Единственное, что обьединяет оба пространства, - это личная индивидуация, при этом в пространстве забытья ты, оставаясь собой, от нее убегаешь, тогда как в пространстве свободы - к ней стремишься.

   Мировые религии и большая часть духовных учений полагают, что основным препятствием на пути человека к освобождению является оцепеневшая, окаменевшая, установившаяся личная индивидуация, для "разблокирования" которой требуется специальная работа; при этом каждая религия или учение предлагает свой собственный метод, например, благородный восьмеричный путь буддизма, практика молитвы и покаяния христианства. Почему религии и учения придают этому разблокированию такое значение? Потому, что личная индивидуация - это установившаяся связь индивидуума со стихией творения или проще - с жизнью, поскольку же определенным образом (как правило, случайным) сработавшая матрица связи человека со стихией жизни теперь ("теперь", как часто повторял Мамардашвили, главное слово философии), после установления, начинает работать только таким - единственным и, следовательно, однообразным образом, постольку развитие человека, его взросление и созревание, происходит под знаком (чаще под гнетом) этой матрицы. О существовании которой он не подозревает и о коррекции или исправлении которой он даже не может мечтать; что, однако, совсем не мешает ему мечтать об исправлении себя, чем он постоянно занимается, меняя перчатки своего "я", не прилагая к этому никаких усилий. Пруст очень тонко и очень точно чувствовал, что нашел, обрел другое, чистое время, которое назвал вечностью, поскольку в этом времени не было направленной смены состояний, но в то же время было несомненное, интенсивное, наполненное жизнью состояние. Декарт в этом, открытом им состоянии обнаружил "врожденные идеи", врожденные в том смысле, что они не имеют отношение ни к рождению, ни к смерти, но которые имеют отношение к установленному им существованию. То есть "я мыслю, я существую" Декарта не находится во временном потоке наличного, не в этом потоке он существует и мыслит, это очень ясно надо себе представлять, иначе, помещая рефлексивную процедуру во временной поток, рискуешь, во-первых, о трансцендентальном судить по наличному и, во-вторых, подменять рассудок разумом. "Я существую" устанавливается в особом топосе, актуализация которого (топоса) требует той техники, которая описывается и реализуется в этих эссе, технике созерцания.

   Что получается? Во временном потоке личная индивидуация происходит хотя и случайным, но необходимым и необратимым образом, после чего, так индивидуировавшись, человек развивается в достаточно узком коридоре возможностей; плюс в том, что человеку удалось индивидуироваться, обрести личное ядро, личную связь со стихией жизни, через которую осуществляется питание витальностью. Минус в том, что эта связь приобрела строго определенный характер, в результате чего витальным, наполненным жизнью становятся только те действия и переживания, которые синхронизированы с матрицей индивидуации; соответственно, действия и переживания, этой матрице не симметричные, становятся эмоционально пустыми, призрачными, в результате чего человеку - в широком горизонте своей жизни - или приходится имитировать живость, или привыкать к пустоте существования, воспринимать ее как норму. Так рождается квази-существование, которое все больше захватывает течение жизни человека, по правилу - чем дальше от момента личной индивидуации, тем шире горизонт имитации и уже горизонт живого. Индивидуация, происходящая обычно в детско-подростковом возрасте, может обеспечивать жизнь созревающего и взрослеющего человека крайне ограничено. Чтобы формирование человека происходило корректно и эффективно, необходимо регулярное обновление личной индивидуации; в родовой цивилизации такое обновление признавалось существенным фактором родовой жизни и было тщательно институализировано с выделением решающих событий в жизни человека от рождения до смерти (и посмертного продолжения жизни), тогда как в современной цивилизации социальных институтов личной индивидуации не существует, она не только пущена на самотек, но даже не ставится как актуальная цивилизационная и индивидуальная задача.