Онтологические прогулки

   Как показал опыт, стадия удерживания сформированного внимания или, что то же самое, стадия созерцания, наиболее "свободна", так как основное усилие, прилагаемое мной, заключается в удерживании направленности, а всё остальное служит лишь материалом или содержанием, которое "живёт" своей собственной жизнью и над которым работает бритва Оккама – созерцание. Я от себя ничего не добавляю и ничего не убавляю, я лишь удерживаю взгляд на предметном дереве актуальности, которое само оживает, одевается листьями, потом само же их сбрасывает, замирая ветвистым скелетом. Поскольку же содержательно актуальность бесконечна, я, без какого либо риска для созерцания, могу рассматривать любую предметность, что я и делаю, как бы "позволяя" созерцанию формировать предметность, или, что то же самое, позволяя предметности самоформироваться. Главное – в этой предметности не потеряться, сохранить начальную цель настройки внимания, а именно: создать или установить действенную связь с такой формой жизни, как мышление, что возможно только посредством формирования "мудрого" намерения. Я его создать не могу, сколько бы не старался, впрочем, как и любой другой человек, но и без меня оно не сформируется. Эта ситуация двухстороннего движения сохранится и тогда, когда намерение заработает: рука, берущая ложку, движется сама, но активируется моим намерением ложку схватить. Волшебная щука жизни повелит мои желания, но лишь тогда, когда я её поймаю. Как на фреске Микеланджело: бог не коснётся человека, если тот не протянет ему руку.
   Здесь мне приходит на ум, что всё многообразие вселенной человека удерживается вместе, склеивается – прикосновением; именно прикосновение, которым пренебрегают не только философы, но даже психологи, держит на себе, собой единство, целостность человека. Мысли, воспоминания, эмоции, надежды, восприятия и пр., какими бы интенсивными и, по ощущению,  "живыми" не представлялись, не могут, а если и могут, то лишь на некоторое время и только в ограниченном, замещающем модусе, "собрать" вокруг себя многообразие человека. Только прикосновение обладает силой и правом на единство человека, что так отчётливо чувствовал Лев Толстой, преображая Ивана Ильича касанием руки, спасая работника всем теплом и всей тяжестью навалившегося на него хозяина. Конечно, не прикосновение, а впечатление является наиболее репрезентирующим целостность человека феноменом, однако оно становится таковым только после того, как работу склеивания, создания единства многообразия уже произвело прикосновение.
   Прикосновение живого к живому (или мёртвому). Почему впечатление от сонаты Бетховена, всплывший в памяти взгляд матери, незаживающая боль от разлуки с братом, отвращение к стремительно расползающейся мерзости не собирают, да и, похоже, не могут собрать меня так, как это с видимой лёгкостью делает простое прикосновение чьей-то руки. Конечно, мой опыт не всеобщая матрица, но пока я вижу именно так, возможно, только до тех пор, пока созерцание не смоет это наваждение и я не присоединюсь к толпе тех, кто исходит из "сознания", аппелирует к "сознанию" и возвращает всё к нему же. А пока я предполагаю, что "эффект прикосновения" имеет под собой эволюционную основу, а именно: одной из решающих матриц формирования живых существ была матрица простого соединения, объединения нескольких "одинаковых" существ в одно целое с последующей дифференциацией функций. Главным препятствием на этом пути является принципиальная монадность, атомность каждого существа, которое не имеет частей, которыми оно могло бы соприкасаться с другими существами, и окружено, плавает в пустоте, по онтологическому закону Демокрита. Как раз единственность и, соответственно, единство, общность пустоты и позволяет разрешить проблему атомарности посредством создания единого поля: каждый атом дышит, вибрирует, сотрясая пустоту, синхронизация вибраций сближает (в буквальном смысле тоже) различные атомы. Толчком к сближению (или отталкиванию) служит восприятие отдельным атомом вибрации другого, которое проявляется как содрогание, со-дрожание; кульминацией сближения синхронизировавшихся атомов становится их соприкосновение, не в том смысле, что они, сталкиваясь тем, чего у них нет – частями соприкосновения, преодолевают пустоту и лишаются атомарности, а в том, что каждый из них отращивает и развивает специальный орган, отвечающий за поиск, фиксацию и усиление конгруэнтных вибраций, орган, который втягивает в сферу своей работы наиболее "внешние"элементы целостности атома, например, мембрану или кожу.
   Интересно другое: происходит ли "прорыв" пустоты, действительное объединение, единство или мы касаемся друг друга как образующие универсум вселенные-пузыри или параллельные миры, взаимовлияние которых не имеет непосредственной, "физической" природы, по крайней мере, в том её виде, который известен нам сегодня, а происходит по законам косвенных, опосредованных, вторичных, искажённых и т.д. воздействий. Может быть, принцип атомарности необходимо рассматривать в паре с принципом единства, как своего рода связку провзаимодействовавших фотонов, каждый из которых, после возникновения связи, всегда синхронизируется с другим: каждый из них одновременно и свободен в своём действии (по принципу атомарности), и взаимосвязан с действием другого (по принципу единства или взаимосвязи). Если же придерживаться любых принципов как отдельных, то исследование всегда будет иметь ограниченный неким принципом характер, который невозможно соединить с исследованием, проводимым на другом основании, а, если и можно, то случайно. Вопрос вот в чём: что меняется, если два, казалось бы, взаимоисключающих, метода работают вместе. Да, важное здесь методологическое замечание – нельзя объединять два этих метода, впрочем, как и любые другие, в рамках некой более "объёмной", "высокой" и т.д. концепции; атомарность и единство уже универсальны, более универсального ничего нет и не может быть. В моём случае метод атомарности и метод единства не могут быть скорректированы фактом "признания" друг друга, но вполне могут работать или применяться совместно, если меняюсь я, их применяющий! Например, по технике метафоры Марселя Пруста, который удерживал вместе, в одном созерцании два (не только два, но и много больше) разведённых во времени и пространстве события так, что каждое из них становилось актуальным, не теряя при этом своей индивидуальности. Или по технике рефлексивной процедуры Рене Декарта, которая создала единство, тождество двух разных феноменов, мышления и существования, удерживая их вместе не содержанием, а созерцанием. Дело в том, что в классической академической среде созерцание относится к познанию, а в реальной метафизике, я уже не говорю о восточной философии, где это само собой разумеется, – к онтологии. То есть созерцание, например, созерцание "мадленок", есть не внешний содержанию этих "мадленок" процесс, а его, содержания, онтологическое условие, точнее, действующая причина. Вообще, такие феномены, как "мадленки" или рефлексивная процедура, появляются только как элементы созерцания.