Онтологические прогулки

   Онтологичным или формообразующим элементом созерцания является и его эмоциональность.

   Эмоциональность актуальна вопреки широко распространённому мнению о том, что мышление тем более чисто и истинно, чем менее оно чувственно, чем менее оно подвержено любому "постороннему", "внешнему" влиянию, которое искажает мышление, придавая ему, в случае эмоционального воздействия, низменный характер. Особенно широко такое представление распространено среди авторов и одновременно аватаров этого предрассудка, - самих философов, публики, которая строго следует нормам фейс-контроля и дресс-кода, сформировавшихся в новое время, когда господствовало представление о разуме как высшей способности человека, так что философы самими собой, своим, можно сказать, образом (но ни в коем случае не телом, которому отводилась особая, второстепенно-пренебрежительная роль оттенять чистоту возвышенного разума), представляли, репрезентировали всему миру эту высшую способность. Это образ чистого мышления, трансцендентального разума, образ, который настолько свёл с ума большинство этих философов, особенно академистов, что никакие "критики чистого разума" и другие, подобные кантовской, "чистки", им не помогли. Они так и не поняли, что быть аватаром чистого разума, особенным, выделенным, отделённым, отдельным, автономным феноменом или, как говорил Мераб Мамардашвили, "собранным субъектом", имея в виду его сделанность, невозможно. Мышление, как и дыхание, движение, восприятие, не отделено, не отдельно, не выделено и, самое важное, не сделано и принципиально не может быть сделано, собрано, произведено; нет и не может быть "чистого разума", осуществляемого выпотрошенным от остальной человеческой требухи субъектом. Представление о "чистоте" и "абсолютной истине" скрывает под собой тянущийся из средневековья след определённого рода шовинизма, разделения природы человека на две категории: божественную, истинную и чистую, и дьявольскую, ложную и грязную. Так основным "мучением" Декарта была неуверенность в наличных в его время знаниях, мнениях, методах, которые, по его ощущению, не обладали достаточной степенью ясности и достоверности; это эмоциональное состояние подвигло его на поиски таких методов получения знаний, которые порождали бы состояние эмоциональной ясности и достоверности. То есть для Декарта, который уделил этому вопросу много времени, сил и поделился своими находками с нами, знания отличаются не только своим категориальным содержанием, но и содержанием эмоциональным, что было полностью проигнорировано его последователями, которые вооружились топором Оккама и раскромсали целостность человека так, что себе, то есть философам и учёным, они оставили филейные части, а остальное бросили собакам грязной повседневности. "Мучения"Декарта оказались ими не востребованы, а вот его "радости" интенсивно эксплуатируются по сей день, внушая нам, что имеет значение только результат, а не весь путь, который проходить необязательно: зачем "мучиться", если уже есть формула успеха?

   Так из горизонта человека исчезает настройка направленности внимания, этот самый горизонт формирующая!

   Так из горизонта человека исчезает и эмоциональность. Вспомните опыт Марселя Пруста, в основе которого не поиск истины, не открытие и разработка нового литературного стиля, не описание нравов и характера времени и т. д., а жажда оживления, обновления, наполнения себя жизнью и жизни собой. Это не мысль, не логика, не концепция, это чистой воды эмоция, или, используя образ человека из подполья Достоевского, "хотение", желание. В определённом смысле желание представляет собой базовый, если не решающий элемент настройки внимания, его движущую силу, без которой настраивать внимание приходится, как герой "Сталкера" Дикобраз, на ложном, подставном желании, например, на спасении брата, как у этого Дикобраза, нахождении истины или построении концепции, как заявляли  нам многие философы, желание которых таким образом осталось подспудным, действовавшим через ряд замещений, сгущений и т.д. Что неминуемо повлекло за собой "глупость" предпринятой ими настройки внимания, сформировавшей в итоге уродливый горизонт действительности. Примеров такой глупости, не-или анти-философии в истории не счесть. Таковой является, например, разработанная Карлом Марксом концепция особой, прогрессивной роли пролетариата, обусловленной его специфическим положением как класса; последствия этой, казалось бы, вполне невинной глупости человечество расхлёбывает по сей день: даже искренняя "забота" о человеке, тем более, целом классе, не подкреплённая всем корпусом настройки внимания и, прежде всего, созерцанием, которое "проверяет" любой элемент настройки на его соответствие, легитимность заявленному направлению внимания, запускает процессы социального шовинизма, классовой ненависти, имперства и масштабного насилия.

   Итак, в основе формирования горизонта действительности находится индивидуальное желание, личная эмоция, уникальное переживание, которое, если ему удастся удержаться на натянутом над пропастью страстей канате внимания, достигнет стихии творения того, что станет бытиём.