Онтологические прогулки

В замечательном цикле Вениамина Каверина «Три сказки и еще одна» есть один персонаж – Великий Завистник. Жизнь у него была незавидная, а смерть – ужасной. Лишившись своего волшебного ремешка для брюк, он лопнул от зависти. В буквальном смысле. В реальной жизни завистники, конечно, не лопаются, но жизнь их также несчастна, как и у героя сказки Каверина. «Как ржавчина съедает железо, так завистников – их собственный нрав», – говорил древнегреческий философ Антисфен. Но завистник не только несчастен. Он еще и опасен. Не знаю, присуще ли чувство зависти животным, но, наверное, нет таких людей, которым совсем не знакомо это мутное чувство типа: мне мало того, что у меня корова есть; мне надо, чтобы у соседа корова сдохла. И нет таких людей, которым никогда не доводилось сталкиваться с людской завистью. Александр Суворов уверял, что раны, полученные им от придворных завистников, оказались тяжелее, чем полученные на поле боя.

Чувство зависти вообще может быть названо родовым свойством человека. Как первородный грех. Но ведь и наказание за него было следствием не то «зависти богов», не то «заботой» о человеке: «И сказал Господь Бог: вот Адам стал как один из Нас, зная добро и зло; и теперь, как бы не простер он руки своей, и взял также от древа жизни, и не вкусил, и не стал жить вечно.» (Бытие, гл. 3, стих 22) Зависть – настолько естественное или природное чувство, что его часто путают то с восхищением (так называемая «белая зависть»), то с сожалением об утраченных с возрастом возможностях («завидую молодым»), то с соперничеством (типа «женской зависти»), то с конкуренцией, которую иногда называют «мужской завистью».

Кажется, нет такой «вещи», которая не могла бы стать предметом зависти. Завидуют чужому богатству, чужому успеху, чужой славе, чужой жене, чужому мужу, чужим детям, чужой красоте и чужой силе. Здесь ключевое слово «чужой». Для «законченного» завистника весь мир становится чужим и потому ненавистным. И он мстит этому миру. Мстит открыто или тайно, исподтишка, но всегда таит от других людей (а часто и от себя) само чувство зависти. Поэтому, наверное, в русском языке оно и называется «за-висть», то есть то, что обязательно скрывается за внешним видом, а предмет зависти становится предметом нена-висти. По этой причине завистник всегда лицемерен, коварен, а потому и опасен.

Зависть – как грех, который страшнее сребролюбия, и одновременно наказание для человека – всегда осуждалась церковью. Так, Святитель Илия Минятий (1669-1714) писал: «Зависть … ищет не добра для себя, а зла для ближняго». Ему вторил православный епископ Тихон Задонский (1724-1783): «Корень и начало зависти гордыня»; «Зависть – смертный грех и есть печаль и болезнь сердца о добре ближняго, радость и веселие о зле». А философ и священник Павел Флоренский (1882-1937) завещал своим детям: «Милые мои, грех, который мне особенно было бы тяжело видеть в вас, это зависть … Не завидуйте, это измельчает дух и опошляет его.»

Может быть, зависть и вправду от гордыни, за которой всегда стоит неизбежная в жизни общества конкуренция и естественное стремление человека сравнивать себя с другими, но я бы обратил внимание и на то, что в основе зависти всегда лежит чувство разочарования человека в самом себе. Ведь завистниками не рождаются. Ими становятся. Детям уже с ранних лет присуще чувство справедливости, а зависть – это покалеченное чувство справедливости и собственного достоинства. Детям ведь еще невдомек, что справедливость, как учил Аристотель, бывает двоякого рода: уравнивающей и распределительной (по делам). Они знают только уравнивающую справедливость как полное счастье – всем всё, сразу и задаром. У Агнии Барто есть очаровательное стихотворение «Очки», написанное в 1940 году:

Зависть – это следствие переживания этого мира как тотальной несправедливости, чувства обделенности «себя любимого». Эдакий эгоизм наизнанку, появившийся как результат шокирующего столкновения с реальностью. Принц Гаутама (он же Будда) из-за этого столкновения бежал из отцовского дворца, странствовал до тех пор, пока не уснул бездыханный подле дерева и не проснулся через три дня Просветлённым. Но то был бог. Все не могут быть богами. Для кого-то этот шок становится стимулом к успеху, а для кого-то – единственным и последним прибежищем под названием зависть с ее изжогой и депрессией.

Ф. Ницше (1844-1900) говорил, что в его время «лень перестала быть двигателем прогресса», на смену лени пришел «новый актуальный двигатель – зависть». Завистью собственники основных богатств любят объяснять и классовую борьбу. Даже интеллигентнейший академик Д.С. Лихачев, осуждая зависть как самое опасное для человека чувство, допускал, что «… с другой стороны, можно чувство зависти сделать источником личного роста». А французский просветитель Антуан де Ламотт (1672-1731) называл зависть «невольной данью уважения, которую ничтожество платит достоинству» http://www.amerissis.ru/religia/savist/. Наконец, пара-тройка афоризмов из современного «кладезя мудрости» Интернета: «Быть счастливым – это значит внушать другим зависть.» «Зависть – напоминалка о том, что ты неудачник.» «Счастье - это когда тебе все завидуют, а нагадить не могут». Но всё это – смешение или подмена понятий, либо не более чем острота. Суть-то зависти не в этом: «Зависть – одна из самых сильных человеческих эмоций, это чувство досады, вызванное успехом, достижениями, благополучием других людей» («Толковый словарь русского языка» С.И. Ожегова).

Мой отец нам, троим детям, частенько повторял: «Никогда никому не завидуйте». Я тогда плохо понимал смысл этих слов, но хорошо запомнил. С возрастом я стал понимать, что это были слова о личном достоинстве и счастье, которые можно легко променять на чувство зависти.