Комментарий | 0

Петр и почтальоны. Почтальоны

Александр Строганов (21/08/2019)

 

 

 

 

Почтальоны

прочитывая годы что творил узоры на стекло
прочитывая годы год за годом
читая перечитывать листая перелистываю
еще любовь скажи и можно ставить крест
на сочинительстве читай иссяк и ветхость
хотя зима всегда зима Сибирь прозрачна
избушки также ветхи и ветр’а такая стужа
любви погоды не помеха и бессилие точней
бессилие безвременье круженье неба
снега покроет все и слабость
беззубой лакомство и леденцы
бессилие а хорошо зима
бессилие а хочется еще пожить
лет сто не менее трехсот не меньше
поскольку пухом все и кр’угом
пусть даже прахом даже бесконечность
в особенности по зиме не дожидаясь
иных пространств и вдохновения
тем более не спать и небо прохудилось
тем более беспамятство вниз головой
спираль слепящий серафим
приманка лакомство и леденцы
глотай не плачь безвременье прекрасно
глотай не плачь бессилие прекрасно
Сибирь прекрасна что твои узоры на стекло
что спирт все истончилось истончается
как бы прочитывая год за годом
и небо голубей все меньше прохудилось
сияет занавески и узор такое светопреставление
вся кухонька гудит какое тут писание
гудит зима такое светопреставление
налей стакан зажмуриться и выпей залпом
и умереть от счастья иней день
из слов осталось лишь любовь
возьми да напиши и можно ставить крест
на сочинительстве читай иссяк и счастье
ура и ах
скажи любовь и тотчас снегопад бездонный
зима всегда зима Сибирь бездонна
скажи любовь и тотчас снегопад
скажи любовь и можно закрывай глаза
усаживайся на крыльцо и наблюдай
за снегопадом и собакой
сорвался с привязи лакает вьюга
гул распахнувшихся надежд
не простудился бы и радость
подрагивает дом напротив псы метели
уже описаны пропажа голубей и мыслей
и холода и мраморные небеса
и домочадцы спрятались от стужи
писать не нужно все описаны и больше
нуждаются в самой любви
 
 
 
 
***
 
то с чем живу не обучен терпеть не старея опутан
винными венами город заштопан блуждая в потемках
подобно влюбленному тот убежавший трамвай и водитель
в потемках искрит воскресая на поворотах
вечный затылок и локоть сплетенье канат и развилок
 
из колыбель со сверчком трансформаторной будки
тр’еска и дрожь и резные фигурки влекомого парка
сизый внутри обещаний озноб анатомия грусти
острее стремление быть простираться живою травою
пальцы сплетая упрямая тень и чугунной оградой
 
город иные соцветия горек и смех извивается вдоволь
горек граненый стакан язычками огня и бисерной стужей
горек трамвай сладким запахом вечного голубоглазый
весь этот чисел и дат анатомия станций и парков
хлопнуть с прицепом с покуда живым человеком
и по кругу по кругу по кругу по кругу
 
 
 
 
Анестезия
 
 
мгновение еще и вычурный людьми пейзаж
свернулся представленье пропасть и глаза
и влаг и городов запекшихся халуп и той скамьи
слетевший шепот невесомые слова любовь
и промельк велосипедист и старость старика
убив яиц из скорлупы округлый из петли 
усаживаться руки стол тяжелое в упор
 
страх отступив меловый осыпается и потолок
дней проблеск глаз печальнее бумаг
шуршащих окон осыпается и чешуя
беспечен невесомость пятен судеб на стене
и сладость сна и горечь рыб простор
наполнится холодным рыбий мех небес
свернулся нетерпенье пропасть и надежд
 
сосед укутавшись ложится заболеть
наполнился холодным столбенеющий рулон
с рисунком птиц внутри укутан стыд и луг
рисунком рябь без ртов и рыб пусты
овечек птиц и васильковым пастушком
тот что трехмерный был щека к траве
наполнился беспамятством недв’ижим плавники
 
пригрезилось
 
шуршащих окон осыпается и чешуя
прощай эпоха слез и водка что касается воды
смирением лечить беспамятство напрасный труд
что поучать сомнамбулу и оживлять песок
уже не страшно всё равно 
 
 
 
Почтальон
 
 
без слов без ног уже пожалуй без итога дат эпох
однако паучок когда б не ангел рвущийся наружу
шести колен и крыл сиянием осеняя жижу
окрест дворов и гамм и пр’оклятых чужая речь
и ненависть во тьме уставших от нутра и жалоб
хотя ни двигаться и ни искать уже нельзя однако
полны закуты но улыбка спрятал в рюкзачок
в войну улыбка эта ужасала нынче ж вещь и вещи
и сами вещи и окрест детей и комья непогод
всё как-то успокоилось и потерялся смысл
однако кто-то пишет или же не пишет всё одно
полны закуты но улыбка спрятал в рюкзачок
себя и катится белесый раздвигает резеда и речь
белье и тени попадая на собачников и урки
смешат себя от страха и бессилья ни знакомых
все меньше писем пишут не читают раздвигает
дворов и пироги столов вот вспомнил Грузию
не пишут все одно и комары воздушная игра
такая хитрость будто не было войны совсем 
  
 
 
 
***
 
 
кто там нас стережет согреться высшим возвращением
являют промысел шаги и предзнаменования
отсюда в лампе пыль и жалоба пуста дорога
и пух кочующий  и хор на дне зажженных спичек
всё больше огоньки несуществующего света
всё стон зажмурившихся тишины дырявой
читай перечитай начни с начала оглянуться
не важно город комната ли сон творит дыхание
то что природой выглядит на деле же необитаем
ждет и зовет согреться высшим возвращением
примет не счесть приняв за пустоту подарок смерти
за жалобу истлевший шепот остывающих прогулок
 
 
 
 
Еремин пир
 
 
мир тварный муравейный расписной
Ерема гости рыба рыбья голова
живой трещит по швам дощатый говорить
что плакать жаловаться ждать
собрались пятна тени сорные слова
истошный праздник вечной правоты
простуженных и бронзовых мужчин
 
подруги входят в окруженье мёд и пчел
вздымая смех коричневая желтая пыльца
порхающее множество колен и драм
пощечин устремившемуся в желтый плен
простуженных и бронзовых мужчин
пренебрегающих покой и снедь
рыбачить сторожить и воевать
  
старухи входят копотью румян
тряпичный ворох пышный пироги горят
повязан намертво в гвоздиках рушники
живой трещит по швам дощатый говорить
следы глубокие протяжных щек и узелки
за что такая медленная жизнь
жить в пуговицах остывать
 
мальчишки входят кубарем и кот
на четвереньках вверх ногами с ними кот
кружится луковиц заигранных чулки
шумят вращая растопырены игрой
терзая прятками сосредоточенность глоток
Ерема гости рыба рыбья голова
как у мальчишек в удивлении разинул рот
 
медведи входят черные укутан пар
цыганским солнцем черные зрачки
вприсядку валяных коленца грузных гор
что плакать жаловаться ждать
тяжелых лап облаплен хмель и страх
грудной садятся утверждая тишь и гладь
облизывая губы новой тишины
 
весь этот окончательный народ и сруб
весь этот окончательный порог и кров
из слов и звуков и пернатых рукавов
из жар Еремы расплескавшийся песок
запекшихся виной чадит хохочет плачет
истошный праздник вечной правоты
унять не в силах ни покой ни смерть 
 
 
 
 
***
 
 
простые комнаты терновый и меловый слог
суть неподвижна эта неподвижность хорошо
двойник любви иное синева истлевший звук
дотошность дней и стульев повседневность хорошо 
в плену белил и ходики с бессмертьем хромоты
прекрасны слепота отпущенный на волю сон
отпущенных на волю слог и прочих птиц
 
я отследил свой взгляд молитвы долы и моря
день пятница пятнадцать триста лет назад
слоится лес молитвы шелест крыл так далеко
просветы слов пуховый шепот стон мерцал
былое пятница иные дни струится голос мой
зыбучий тонет триста окон три окна
не дотянуться далеко чужая жизнь моя
 
 
 
 
Стрекоза
 
 
присела лепет летних танцовщица обхватив
перст указующий поймать печаль волан так цепко
присела лепет летних посмеяться и любить возможно
глаза в глаза
 
глаза в глаза и тотчас мешковатость тяжких дум  
тенета линии судьбы пунктиры вены и канаты
вся эта вар гнездо и хворь откуда палец вырастает
и вдруг игла и поцелуй
 
все эти брюхо и бродяга и ладонь откуда палец вырастает
пульсирует кренился и саднил и бойни пар и гнет
вдруг дрогнет и отпустит так и быть глаза такие
у танцовщицы можно утонуть или сойти с ума
от этой капли солнца
 
бинты лопатки сухожилья портупеи обода
весь влажный узел узелок большая голова
наверное солдат конечно или муж пивная бочка
все эти брюхо и бродяга и ладонь и невозможно зыбко
какое дело красоте до нашего бычка
 
а вот коровы шествуют туман над черною водой уснуть
все эти марево и повторится вновь и вар и хворь и невозможно
все эти брюхо и бродяга и ладонь и невозможно зябко
какое дело красоте живет и будет жить солдат и муж
и будет мучить и влачить и говорить наверное умрет потом
ну вот прилег на дно наверное приляжет вот прилег
прилег затих и палец протянул возможно умирает посмеяться
вдруг стрекоза
 
лишь палец притягательны и головокруженье
венок невидимый над головой из мошкары и лета
и боле ничего все остальное тело и земля и ничего
какое дело красоте
 
прилег на дно вот говорят прилег на дно или залег на дно
прилег на дно вот говорят спасенье в пальце посмеяться
вне плотской глубины историй предысторий вне
протяжных Евы и Праскевы Сциллы и Харибды
бездонных Евы и Праскевы Сциллы и Харибды
немало женщин и судьба
 
суровых нитей шерсть уроков полумертвых мудрецов
вне черствых судеб и сердец вне волдырей и плевр
вне пасторали и надгробий прорастая кровь и крон
какое дело красоте
 
прилег на дно скорее пьян в овраг или траншею пусть солдат
прилег на дно скорее спрятан в животе как в самом детстве
прилег на дно скорее спрятан но не умер посмеяться
прилег на дно скорее трав седых и мокрых с головой бродяга
прилег скорее пьян закашлялся затих и палец протянул
и тотчас стрекоза
 
глуп наудачу чтобы замолчать и палец протянул пивная бочка
прилег на дно спасенье в пальце молодой и легкий вдруг
открыт свеченью лебеда и мирозданье пьян и счастлив
ждет стрекозу а вот и стрекоза опять Праскева но другая
а вот и стрекоза вот вам и счастье много ль нужно
а значит точно будем жить
 
присела лепет летних танцовщица обхватив
такая что составит счастье пусть хотя бы смех
присела лепет летних танцовщица обхватив
перст указующий поймать запечатлеть мгновенье вечность 
глаза в глаза
 
 
 
 
                            Памяти Эдуарда Фохта
 
 
вот видишь Эдичка тело само по себе
тепло само по себе не имеет значения
служба окончена не сейчас попозже
эту связь не порвать никогда ты знал
так что от нас ничего не зависит
наблюдая на ощупь милое дело
и днем и за полночь ты это знал
мы навряд ли
 
видишь не обязательно быть красивым
напевая не только скворцы или Бах
совесть вовсе не то теперь очевидно
некрасивым же не получалось допустим
эту связь не порвать никогда ты знал
впрочем всё остается ступай уже ждёт
Бах вовсе не то теперь очевидно
от нас не зависит
 
видишь Эдичка полон колодец цветов
помнится легкие дни очень смутно
прогулок цветных и пустых поездов
и днем и во тьме небеса кораблей
эту связь с Полярной звездой не порвать
этот Кипплинг он многих пьянил и поил
он вовсе не то теперь очевидно
все равно было больно
 
 
 
 
 ***
 
 
по прошествии судеб увы долгий путь непременно пожар и побег
и простой кочегар и дракон золотой отпускают на волю огня и обид
милый дом или речь или бег навсегда завершает грохочущим сопло  
и не то чтобы жизнь и не то чтобы смерть прошлогодней листвы санитар
прячет близких в пространстве огня и себя завершает и весь этот рай
дымоход домочадцев сердечных друзей коридоров и цинковых ванн
проходимцев в альбомах сестер и пожар и стремглав никуда убегает
 
тяжесть зреет с рожденья пожар и побег не сберечь не вернуть не исправить
дым сухой обнимает исход одарив серебром и блистал и слоился
всё сгорело само всё сожгли что смогли небеса и мосты близорукость
долгожданная сажа кружится щепоть и гнездо в добрый путь не мигая
доживает в глазницах пожарник мерцал и румян и зеваки прощайте
птицы пепла застыв в изумлении молча подобие пасмурный день высоко  
копоть блеск слепоты негатив наготы мертвый звон и полынь и свобода
 
всё сгорело само синева как могли долгий день погорельцев не видно
всё крошится и путь и шагать и молчать в добрый путь погорельцы прощайте
зов протяжный скользя без оглядки исход и бинты как труды сожаленья
и не то чтобы жизнь и не то чтобы смерть иль Египет любовь умолкает
всё сгорело дотла и в себе и гнездо только окна в слезах беспричинно
не в пример паучок бесподобно болтлив при молчании птах населяет
новый мир населяет за ним не поспеть новый день копошит очарован
 
 
 
 
***
 
 
оставьте хотя бы дыхание пусть их напрасно в падении всё тишина
не дайте дождю напоить и погаснуть оставьте хотя бы озноб или тень
не давайте имен не целуйте имен не давайте ни зги или равенства тщетно
победа чем не победа забвением братьев своих хоронить беспрестанно
желания чёрны всегда или жёлты жалость еще не хватало ошибки
наши ошибки золото стоят бездомных имен или кот или Треплев
рыбам в лунном покое не важно когтей и костей и иное в остатке
скольких собачников надобно вызвать еще скольких мертвых голов
надобно нам для сокрытия ям безмятежного счастья июля
скольких убогих ягнятка и гений в забвении потушить как бычок
скольких веков не хватает устал этих кадок провинции черных
кати’т в серебре кати’т в синеве беспричинно ни Ной ни Господь
поэтов и рыб и бездонных собак назвать Барнаул и забыть навсегда
 
влажные лапы носы и зверьё эти кошкины звери окошкины звери
шесть всего шестьдесят или шесть шесть тысяч шестьсот шестьдесят
шерсть золотая шерсть голубые шеи глаза голубые голуби горлицы
коршуны планер выстрел и взгляд голубые глаза полет голубой
крылат шестикрылой парят ворожа тает лик и тепло наблюдают
из сил из последних последнего сил и стрекоз и огней умоляя
стрекоча и токуя тоненьких ножек страницами перьев строчками перьев
из сил из последних последнего сил и стрекоз и огней обречен исчезает
последнее лето последнее лето последний исчез будет солнце всегда
себя растеряли пришествием лишних людей и безумств наблюдаем
пришествием жажды и жертв себя расстреляв и себя наблюдаем
кто знает кто там еще высоко когда удочка рядом молчат будто дремлют
рыб бездомных бездонных собак впрочем желтое солнце теперь навсегда
 
 
 
 
***
 
что касается памятных комнат и жертв потолок обветшал
покинутый воздух слоится пустует вода и лазурь
пара стульев не больше угадано хляби небесные спят
плащ чернильный друзья домочадцы не узнан и спят
пара стульев да бледная лампа быть может да в бочках вода
да в притихшем оконце в загривке пейзажа разорванный день
зренье прошлого дунь и погаснет задует и лампу и плащ
зренье прошлого дунь и погаснет задует и плач и пейзаж
 
зренье прошлого дунь и погаснет задует и лампу и всё
щели тянет резиною плащ очевидно дожди отворяй
утром память туман заживает туда где душе веселей
там где молится вечность молитва немых и простор
знать бы прежде узреть забытье с головой образа
знать бы прежде узреть забытье с головой в молоко
одиночества нет пустоты не бывает ни боли нигде
там где молится вечность мгновенье немых и пейзаж 
 
но приходят однажды приходят стучатся не плачь
плащ чернильный друзья домочадцы не узнан и спят
приходят не те да но ты отворяй даже полночь и ночь
приходят не те и не ты отворяй даже если сквозняк
нет не вспомнить садятся за стол остывать наугад
в себя погружаясь нащупывать сходство разлук
плыть качать головами да гречку перебирать
блеснет и погаснет ни выплыть ни умереть
 
 
 
 
Лестница Иакова
 
 
еще солнцу не скрыться но медная память о нем
поселяется в ложках часы позолота и видит
как вышел из дома глаза закрывал или сон
нырнул в этот мёд неподвижный хмелея темнеть
очутившись прилег на бочок повернулся
так прячутся в сумерках ангелы и зрачки
 
закутавшись в сумерки будто из леса
не помню я леса боюсь в этот час облака
в раю облака розовея становятся плотью
минута не больше жужжащее эхо травы
примета уткнувшись воздушная яма и эхо
намертво пеленает дабы шепнуть на ушко
 
предположим сошел наугад с электрички во сне
прилечь в светляках заблудиться уснуть
прилег в пустоте но скорей отраженье
из тех что на ложках часы позолота и прочих
приметы покоя забвенье испарина промысла
то что не замечаем капризы минут и недель
 
или вот еще лестница вот еще мотыльки
на миг оживает на миг хохоток огоньков
продлевая свой свет или обморок исчезая
кто ступают давно еле слышно глаза и уста
кто из тех что на ложках часы позолота
помнишь те что морозный узор по зиме
 
Бог отца твоего упредить и понять
на земле где лежишь и со мною исчезнешь
и к востоку и северу и полудню
Бог отца твоего упредить и понять
и узнать показались на миг исчезают
невидимой смерти и крыл и завет
невидимых жизней и тотчас забудет
 
 
 
 
Коршун
 
 
гордиться чем свобода кто непобедим
гроза или клевать пересекать и падать
событие удар судьбы или покой
унылых дней петроглиф сталь и звук
непостижим бесцветным опереньем боль
и гнев над болью и судьбой скользит
 
полет печаль над жертвоприношеньем
над головами хлопоты ворон и голубков
и клюв и поцелуй и драки алкоголь
над нетерпением перья и перин и жен
блуждать и жаждать рифмы рифмы  
те что внизу уже не птицы
 
над будущим и прошлым города
труды стекольщика и сожаленья звон
гордиться чем и человек и люди и Аттила
дыханье дней нечистых помыслы и смысл
нас не исправить меркнущих уже померк
парит над топотня следы и навсегда
 
над опрокинутых столов голов
любовь и дрожь и занесло и слезы  
еще один одна погас нас много не беда
жаль детских грез и мыслящих собак
но небо покрывает помыслы и смысл
иные облака иная честь и слава
 
расстегнутая никому пропажа
незаживающая рана улица фонарь
рябит внизу живой узор и тает
сам ветер показался на мгновенье и пропал
там в высших сферах вовсе исчезает
полет есть не печаль но высший разум
 
 
 
 
Лиски
 
 
перелистывая времени пейзажей городов так схожи
дней полей песочных снов песочных понарошку
падающих вдоль полей пронзает время и штрихует
невесомый волн и придорожных ветер умиленье
крохотных взъерошенных на солнце если солнце
ветер церковка протяжно провода нагими
масляные белым разметало облака и судеб
здесь округлости скольженья жизнь чужая
не заметишь ночь и прихожане
здесь и никогда
 
погружаясь проступают свет и голуби и остановка
храм неспешно в метельках зияющей сирени
Лиски оглушен и заперт в зеркалах и отголоски
страх перроном точит голубиная судьба
кланяться преодолев прозрачность гул молитвы
тишиной исхода тамбур поименно вспомнить
тамбур тишиною наизнанку закурить и вспомнить
нетерпенье Спас и слез и ночи отраженье
иже с ними плоская земля и воля
здесь и никогда
 
 
 
 
Ещё почтальоны
 
 
вот еще почтальон на ветру балабол и Никифор
вот еще почтальон налегке проще пареной репы
вот еще почтальон подгоняемый собственной тенью
вот еще почтальон самокат и хохочут рубахи
вот еще почтальон лошадиная грива и мысли
вот еще почтальон на ходу исправляет похмелье
вот еще почтальон привязалась дурная считалка
вот еще почтальон погружаясь в себя засыпает
вот еще почтальон кареглазый пролеты подъезда
вот еще почтальон пузырится наречие небо
вот еще почтальон полыхает простужено нёбо
вот еще почтальон опускается на паутине
вот еще почтальон под горой на горе под горою
вот еще почтальон у ограды свернулся клубочком
вот еще почтальон по прошествии времени старец
вот еще почтальон чертят стрелочки мела и судеб
вот еще почтальон всюду жизни и крыши и кольца
вот еще почтальон всюду иглы и кольца и блики
вот еще почтальон вездесущ на дневной колеснице
вот еще почтальон подпевает кипение окон
вот еще почтальон а полярникам тоже не сладко
вот еще почтальон вытирает лицо отраженье
вот еще почтальон за порог загадайте желанье
вот еще почтальон в белой сумке песок и ракушки
вот еще почтальон за спиной парусов копошенье
вот еще почтальон поводырь для собак и заика
вот еще почтальон на вопросы молчун и задира
вот еще почтальон на ветру балабол и Никифор
вот еще почтальон Авраам на ночной колеснице
вот еще почтальон Исаак на ночной кобылице
вот еще почтальон у ограды свернулся клубочком
вот еще почтальон поедает свою похоронку
вот еще почтальон на исходе среда ну и что же
 
 
 
 
Пригород
 
 
приветствую сочись трава и лопухи репей и стекла
ступать на ножках цапли оголтелой детворы
проказ и мокрые следы проказ и бед и слепота
всегда и белена и детвора и зона невесомость
спалив дотошным солнцем время не играет
не счесть та зелень непорочных масла и заноз
пожухлая а впрочем простота и домики всегда
спасение поодаль и вода и мать и под водою
газет ворочается и сквозит и формалин всегда
потусторонние глаза истлевших типографий
еще какое-то забыл и вы забудете забудьте
шаги шершавые так до войны ходили и теперь
терпенье точит что твоя чахотка сладким сном
о сны провинции безбрежной доброты и Бог
здесь не живет но бродит бережет и бродит
о девственность души навек без грез и сожаленья
здесь в лопухах подбитый летчик накрывает стол
обуглившийся железнодорожник комары и воры
еще соседка в шелковом халате не пропасть бы
волнует и соседка и ее ручной дракон волнует
безногий летчик и соседка накрывают стол
в июле огнедышащем листом железа ржавым
здесь собраны в пучок и паучок и зубы стиснув
такое проволок и смертный бой не проступает смысл
ультрамарин любовь и только ненависть и только
любовь и ненависть любовь и ненависть и только
сидят сомкнувшись праздновать потери и портвейн
а просто слушать поезда тяжелых колыбелей
а просто слушать прошлое тяжелые скамьи
не часто вскрикнет или что-нибудь заплачет
не часто скажем никогда негоже здесь нигде
при этом паучок как сказано и мутных пузырей
нет-нет да и заплачет но не часто никогда
воспоминание дождя дождей дожди дожди
железная дорога перламутровой воде сестра
спасение поодаль и вода и мать и под водою
сидят сомкнувшись праздновать всегда
сидеть и праздновать до окончание времен
 
 
 
 
***
 
 
и когда окончательно двери захлопнет сквозняк
всего целиком исключением Судного дня
тебе остается снотворным сомнамбулы небытия
недолгая радость глоток избавленья и взмах
невидимой рыбы сочится волненьем на солнце
вспышка сомнением в жизнь безусловной любви

 

Последние публикации: 
СВИНОПАСЫ (3) – (03/03/2022)
СВИНОПАСЫ (2) – (02/03/2022)
СВИНОПАСЫ (1) – (01/03/2022)
Фамадихана (Действие второе. Картины третья и четвёртая) – (26/10/2021)
Фамадихана (Действие второе. Картины первая и вторая) – (25/10/2021)
Фамадихана (Действие первое. Картины вторая и третья) – (22/10/2021)
Фамадихана (Действие первое. Картина первая) – (21/10/2021)
Пес созерцания – (27/08/2021)
Пока Иона cпит – (04/08/2021)
Чудо с мясником (Действие второе) – (21/04/2021)
Все публикации автора: Александр Строганов

Необходимо зарегистрироваться, чтобы иметь возможность оставлять комментарии и подписываться на материалы

Поделись
X
Загрузка