Комментарий | 0

Слова-острова

 

 

 

***
 
Солнце ушло,
В небе рана свежа,
Мои с небом шансы –
Пусть пополам.
Ты ломаешь колени
Об этот джаз,
Я проиграюсь сегодня вхлам.
 
Зачем мне то,
Что лязгает всё круша?
Меня спросят, скажу:
«Никогда здесь не был».
В зените рана ещё свежа,
Будь моим шариком,
Рванём в небо!
 
1978
 
 
 
 
***
 
Кухтыль-погремушка
 
Да, мы идём широтою Нью-Йорка,
Но в долготе австралийского Сиднея;
Неба притянута серая створка
Створкой ответной, чёрной иссиня.
 
Дёсны кровят и шатаются зубы,
Столько воды, а воды не допросишься;
Штурман, по виду угрюмый и грубый,
Сердце открыл – парусины полотнище.
 
Машка – она только справа красивая,
Слева в буграх – кислотою потравлена,
Машка шифрована алгоритмами
Звёздных медуз, в небе криво поставленных.
 
Ночи бессонные, ноченьки ясные,
Чаю со спиртом – полная кружка;
Нижней подборы цепи залязгают,
Верхней подборы кухтыль-погремушка.
 
Шкерочный нож распластал рыбу-месяца
(рыбу-луну, но не знать нам – простительно),
В трюме последняя крыса повесилась:
«Фигли мы жили здесь жизнью растительной?».
 
Что там в тумане на траловой палубе?
Соли полбочки да ржавые ваеры.
Передают нам последние жалобы
Мойры из моря: крачки да кайры.
 
Лопнул с досады фурункул подмышкой,
Значит, дано мне познать наслаждение.
Штурман унёс мои умные книжки –
Машке под задницу сопровождение.
 
Ночи бессонные, ноченьки ясные,
Чаю со спиртом – полная кружка;
Нижней подборы цепи залязгают,
Верхней подборы кухтыль-погремушка.
 
Сопли-то розовы, правда, от крови-то,
Пьяная драка – не шепот со вздохами;
Лоб мне в каюту вдвигает воловий
Боцман – картёжник, лентяй и пройдоха.
 
Всё б ничего, но грозит привыканием.
Как мне свинтить по концу навигации?
Кости стучат в деревянном стакане
В пальцах, отволгнувших от мацерации.
 
Выбросил разом «каре» на шестёрках,
Боцмана участь теперь незавидная.
Да, мы идём широтою Нью-Йорка,
Но в долготе австралийского Сиднея.
 
1978
 
 
 
 
***
 
Закатные огни плакатны и ленивы;
Семёныч, ты добавь-ка оборотов,
Ты видишь, этот хлопец желторотый
В зубах таскает рифму «мыс Анива».
 
В дырявом свитере изысканный гурман,
Он пробует на вкус и воду, и туман,
На баке мается с промасленной лебёдкой;
За рым и на вертлюг он коушем с оплёткой
Найтовит сети газовый волан
 
И моря широту на веру не берёт,
Всё думает, что пустоты не терпят
На якорь-цепь посаженные верпы
И сила, что толкает нас вперёд.
 
Но чистое отсутствие всего
Свидетельствует внятно и открыто:
Идёт по морю ржавое корыто
И как дела? – Покуда ничего!
 
Семёныч, как-нибудь
Ещё две сотни миль,
Смотри, какие пышные перины
Устлали путь;
Пролив Екатерины
Хоть носом, хоть кормой – пожалуйста, осиль.
 
Что истина и что есть красота?
У них одни цвета пьянеющего флага,
Карандашом исчеркана бумага,
Поскольку места нет на рубке и бортах.
 
До бухты на крутящихся винтах
Уж как-нибудь допилит наша шняга.
 
1979
 
 
 
 
***
 
На косе ЧурхадО
Блики лунного света.
Опрокинувший скользкий бидон
С горьким суслом пивным
Тонкий ломтик луны
В чёрном хлебе ночи молчалив.
Это всё океанский прилив,
Ведь сегодня последний день лета.
 
Всем маякам,
Что в туманы
Кости жёлтых лучей
Упирают,
Скажу, что касается только немногих:
Мир – ничей,
Только вот рыбакам
Я наполню карманы;
Пусть умирают,
Как античные боги.
 
Ночью
Стрелки приборов
Дрожат белым фосфором,
Морочат зелёные цифры.
У меня
Непростой разговор
С океаном,
Скорее всего, бесполезный.
 
На косе Чурхадо –
Да, какие там рифмы и рифы!
Давит муссон острова
Пятою железной.
 
1988
 
 
 
 
***
 
От бочек и сетей воняет рыбой.
Сховав в Босфора карту осетра,    
Мы к морвокзалу вывалились глыбой,
В Батуми неожиданной с утра.
 
Батуми спит.
Сон с явью пополам.
Он с моря ждёт английских канонерок?
Кому он нужен, пьяный недомерок,
Что тайно исповедует ислам?
 
Мы – мимо погранцов, чтоб незаметно,
И от конторы капитана порта
Идём, зане дела такого сорта      
Решаются и быстро, и конкретно.
 
И вот мы у пивной на «Руставели»,
Под липою, где тень сгорает за день.
- Ашот, безмен и дюжину «Кварели»!
А то уйдём к Резо в духан «Мабзанди».
 
- И нам не ври, что денег нет ни капли,
И «мамою клянусь, чтоб я ослеп».
- Со мной Хасан, ты видишь эти грабли?
- Сломает шею как горячий хлеб.
 
- По пять рублей?
- Гори, чатлах, огнём!
- За осетра заплатишь по десятке,
А с головою у меня в порядке,
Сейчас мы будем делать ход конём.
 
- Как это так? Чрезвычайно просто:
С тебя семьсот рублей, вино и хачапури.
- Везёт тебе! Будь ты повыше ростом,
Хасан тебе бы уши отчапурил.
 
1978
 
 
 
 
***
 
Я и однорукий солдат –
Мы пьём вино в припортовой харчевне.
Полночь на линии смены дат;
Он пленник, беглец – пишут в учебниках.
 
С пафосной чушью о пользе таланта
К нам лезут слюнявые доброхоты:
- Какая битва!  Виват, Лепанто,
Отвага-доблесть и честь морфлота!
 
Эти слова
Мы засунем обратно им в глотку.
Острова,
Даже тени их –
Мы помним каждую;
Наши губы, как просолённые лодки,
Слов горькой слюной напоят страждущих.
 
Странная штука все эти слова,
Ладно, идальго, бывало и хуже;
В океан запущены острова –
Утонувших гор торчащие уши.
 
Лапы солнца
Под черепашьим панцирем;
Оно проснётся,
Скользнёт блюдцем
По небес перламутру.
Солдат в доспехах уже на шканцах,
Свинцовой пулей запущено утро.
 
Пороха мерка дана по христианской вере,
Вот абордажный крюк, заряжу аркебузу;
Мой добрый друг на чёрной галере
На пыжи раздирает хитоны музы.
 
О, время битвы,
Время доблести,
Из скромных её даров
Я оставлю те,
Что от времени не потускнеют:
Чувство лёгкости
От пересчёта утонувших врагов,
Перебитую руку, шрам на жилистой шее.
 
Вне времени, вчера, завтра –
Эти строки
Стекают ко мне во плоти;
Для выбитых из орбит миров
Нет автора,
Что ни тронешь – за всё плати.
 
Сделаю проще:
Спущу с трапа
Разжиревшего работорговца,
Брошу румяной девушке
Полновесный дублон.
Не буду пастырем проклятым овцам,
Не стану считать на пальцах звёзд миллион.
 
Притворюсь пьяным,
Вылью вина на манишку,
Брошу взгляд из-под век,
Холодный и цепкий.
 
Дон Сервантес,
На буквы из книжки
Купим слов-островов весёлые щепки?
 
2020
 
 
 
 
***
 
Eric Ngalle Charles
 
If Heaven is Her Father’s Land, Her Father Can Keep It
Пусть он оставит небеса себе
(вольный пересказ)
 
Пусть дождь в июне, а не в октябре.
 
Зачем мне небо?
Там, где
Свистящие стрижи
Над полем, где колосья наподбор,
И бабочки садятся на цветы в компании пчёл,
Что там такое, что я не учёл?
Там корни трав пьют ключевую воду,
И чтоб отметить тёплую погоду
Там жители деревни на холме
Танцуют под свирель и барабаны;
Там голой кожи голая земля
Касается и греет ягодицы;
Cплетут венок, и вольная девица
Сорвётся птицей, сердце окрыля.
 
 
Пусть дождь в июне, а не в октябре.
 
Она споёт: Ла-ло-ли-ла-ле-ло,
Лицо и руки в соке земляники.
Кораблику сегодня повезло –
Он парусом играет остроликим,
Бежит ручьём и берегам назло
Уносит и мечты, и солнца блики.
 
Пусть дождь в июне, а не в октябре,
И в золоте коса, не в серебре.
К чему ей небеса?
Там через край течёт вино черешни,
Сенная лихорадка водит шашни,
Счёт облакам ведёт окно колодца,
Исподтишка заглядывая в лица.
Не поднимая ног, проходит путник,
Его глазами дети провожают,
За стёклами расплющивая щёки.
Борцы играют бицепсами,
Грудь обнажая;
Женщины выходят
В изысканно украшенных нарядах,
Вот брачный ритуал в своём начале.
 
В июне дождь другой, чем в октябре.
 
А небо?
 
Ловить на речке карасей и карпов,
Разжечь костёр, похлёбка в котелке,
И с пятки на носок переступая,
Так ловко управляться со скакалкой.
 
В июне – тёплый дождь,
Лови лягушек,
Разламывай стручки зелёного горошка,
Сиди под ивою,
Смотри, над горизонтом
Как облака приходят и уходят.
 
Пускай пойдёт теперь июньский дождь.
 
Забыв про небеса,
Держаться за руки,
Как свойственно влюблённым,
Играя в прятки
На краю долины,
В листве осины
И под сенью клёна,
Под солнечным лучом, под гул пчелиный...
 
Здесь на земле грохочет половодье,
Внимает горизонт божественной трубе,
 
И если небеса – её отца угодья -
Пусть он оставит небеса себе.
 
2020
 
 
 
***
 
Одиссей 
 
 
1
 
Воина растить или рабыню, 
Ехать по хребту седого моря, 
Крепко спать в объятиях богини, 
Хитростью циклопов перессорить, 
 
Наготу прикрыть зелёной веткой, 
Ждать с копьём на палубе чудовищ, 
Пировать, а после – есть объедки, 
Хвастаться количеством сокровищ: 
 
Вот треножник меди громозвучной, 
Не бывавший на огне покуда, 
Вот телец откормленный и тучный 
И ещё – серебряное блюдо.
 
Все богатства тридцать раз утопит 
Злое божество по оговору, 
Но положен счёт времён в Европе, 
И Гомер начала зиждет спору. 
 
Спор всегда. С богами люди спорят, 
Спорили цари из-за рабыни; 
Всякий спор решается у моря, 
Где сомкнулись жёлтый с тёмно-синим. 
 
2
 
Море – беспокойная стихия, 
Растворяет воды Иппокрены; 
В нём слова рождаются такие –
Древней песни новые рефрены: 
 
Вот одно забытое – "свобода", 
А полней – "свобода гражданина". 
Преломляя путь свой через воду, 
Солнца луч исследует пучину, 
 
И слова всплывают до уреза, 
Их найдут и землю с небом стравят, 
Чтобы вызревала антитеза 
Игу, произволу и бесправию. 
 
3
 
Островов, отмеченных в перипле, 
Можно не найти теперь на карте; 
Два дельфина к носу – как прилипли, 
Свежий ветер переменчив в марте. 
 
Вёсел равномерное движение, 
С каждым взмахом – дальше или ближе? 
Засчитав победу в поражение, 
Чёрные борта волна оближет. 
 
Пустота, что обернётся взрывом, 
В крепком мехе на корме лежала; 
Дуракам – им всё несправедливо, 
Дуракам – им вечно будет мало. 
 
Что же тебя всё же сохранило, 
Допустило до страны феаков? 
Это справедливость обронила 
Зёрнышко божественного злака? 
 
Твои знаменитые увёртки, 
Хитроумность в простоте беспечной:
Взял и вышел из пределов мёртвых 
Словно из трамвая на конечной. 
 
2010

 

Необходимо зарегистрироваться, чтобы иметь возможность оставлять комментарии и подписываться на материалы

Поделись
X
Загрузка