Година
За окном веранды – дождь. Как зарядил три дня назад, так и не останавливается. Утихнет чуть и снова льет. В траве земли уже не видать, всю ее куда-то смыло, коричневая глина повылезла, наползает на дом, на забор, на всех нас наползает, скоро уже провалимся куда-нибудь и утонем, если солнце не выйдет в ближайшие день-два.
Kvakin. Русские волны.
- Печенье всегда было, - сказала Нора. – В любую годину.
Не может поэт даже случайно не каркать, никак не может. Употребит какую-нибудь «годину», хотя и с обычными-то словами тошно.
- Лишь бы хуже не было.
- Полгода пройдет, так же думать будешь. И через десять лет. Уже связанный по рукам и ногам, но все равно «лишь бы не хуже».
- Ну да, - согласился я. – Разве что убьют совсем, тогда все, конец.
- Кто знает, конец там или не конец. Может, там всегда боль. И та боль, что здесь – счастье.
Нора далеко ушла. Уже и к загробному миру вопросы.
- Нора, ты давай-ка, не нагнетай. Все будет нормально. Подумаешь, открытый вай-фай запретили.
- Ты дурачок или прикидываешься? Если мне такие люди нужны будут, что все одобряют, я в интернет по паспорту схожу. Человек – так сиди ровно. И слушай.
Я уныло подлил себе чаю из самовара. Вечно поэты ноют. Хорошо, что Нора – девушка. Поэту мужского пола гораздо труднее. В нос сунут и привет. Ничего слушать не будут, никакой твой внутренний мир распознавать. Просто накинут и все. Женщин все-таки не бьют в основном, просто за волосы тащут, да жгут иногда, если совсем уже конченная попадется.
Я посмотрел на Нору.
- С каким смыслом смотришь?
- Сегодня совсем как-то слякотно, Норильда. Дождь этот.
- Ну, сделай что-нибудь. Ты же мужик, а не я.
Глина хватала меня за ноги, пытаясь сорвать сапоги, оставить в себе, утопить, но я веско и основательно шел в магазин за водкой, оставляя за собой быстро размываемые дождем следы, похожие на танковые, как сказала бы чья-нибудь пропаганда.
Необходимо зарегистрироваться, чтобы иметь возможность оставлять комментарии и подписываться на материалы