Проза

18. Восемнадцать

 

Камера внешнего наблюдения, выходящая на улицу Вольных Каменщиков, засняла, как в «карман» въехала белая «Нива» и остановилась напротив арки. Передние дверцы автомобиля синхронно открылись, наружу вышли двое мужчин в бейсболках с надвинутыми на лица козырьками. Они подошли к задней дверце багажника. Пока один из них открывал и поднимал дверцу, другой стоял к ней спиной, обозревая окружающее пространство. Затем мужчины склонились к багажнику и сообща извлекли из него здоровенный полиэтиленовый мешок, наполненный чем-то, и небольшую пластиковую канистру. Ухвативши каждый за свой край мешка, с видимым напряжением понесли его к арке. Один из них в свободной руке нес канистру.

Другая камера, фиксирующая объективную реальность во дворе, запечатлела этих же мужчин, выходящих из арки во двор и направляющихся к подъезду резиденции РФС с большим продолговатым полиэтиленовым мешком и канистрой. Достигнув декоративного макета футбольного поля справа (согласно картинке изображения) от входа, они опустили на него мешок и канистру. Один из них нагнулся, приподнял левую брючину и достал из-под берца высокого ботинка нож, которым тут же разрезал завязки мешка. Вдвоем они вытряхнули из мешка содержимое. Им оказалось тело мужчины. Неподвижное тело. Через несколько секунд один из этих двоих с пустым мешком в руке направился обратно и скрылся под аркой, второй взял канистру и склонился над лежащим поверх «футбольного поля» телом.

 

О-й подбежал к машине, двигатель не работал, хотя оставался включенным. Он бросил в открытый багажник скомканный пластиковый мешок, захлопнул крышку багажника, открыл переднюю дверцу и сел за руль. Повернул ключ зажигания: тишина – мотор не хотел заводиться. Вернул ключ в обратное положение. Еще повернул – и вновь ноль эффекта. Зачем-то ухватил козырек белой бейсболки, попытавшись опустить его ниже. Козырек ниже не сдвинулся – бейсболка была натянута до предела. Повернул ключ еще раз – стартер наконец заработал. «Нива» тронулась, О-й объехал квартал вокруг и остановился у того же дома, только со стороны Народной. Двигатель опять выключать не стал. Он снова заглох сам собой.      

 

- Значит, точное время не знаешь?

- Я ж говорю: нужно сайт мониторить. Как там запись появится, значит – всё, понеслась.

- Наташенька, вы там вышли на сайт?

- Вышли, но пока ничего, Шайхуислам Осламбекович.

- Твои же друзья... – следователь опять обратился к Квакину, - Ты что – позвонить им не можешь и прямо спросить? А то: «может, сегодня, а может, и завтра...»

- Да спрашивал я... Шкерятся они... Друзья... Все на шифре... Видно, кто-то спалил меня рядом с вашей конторой... Вы там сайт обновляйте... Эф пять...

- Хорошо... Ой, Шайхуислам Осламбекович, появилось... «Последняя запись»...

- Что?! Уже?! Что там? – следователь подскочил к монитору помощницы, - Ах, ты ж!.. Номер мобильного Ворсенко найдите мне! БЫСТРО!

 

Ботаник вышел с сайта газеты «спорт-эксперт» и снова зашел – уже как простой посетитель. В правой части страницы висела инфа об обновлении блога Рабмана. Ботаник кликнул туда. Ниже приторно-улыбчивой аватарки автора значился пост. Ага, вроде в порядке, все встало ровно, вошло как слива в жопу. И он вновь пробежался по тексту:

ПОСЛЕДНЯЯ ЗАПИСЬ

Дорогие друзья!

Это моя последняя запись в блоге, на этом портале, в сети Интернет.

Такое решение меня вынудили принять непреодолимые обстоятельства, изменить которые не в моей власти.

Работая спортивным журналистом, я всегда стремился лишь к одному – максимально объемно и объективно освещать в своих репортажах удивительный мир спорта, вообще, и всеми нами любимую игру – футбол, в частности. Более того, признаюсь - в работе, в выполнении своих профессиональных обязанностей я видел свое главное предназначение на этой земле, в этой стране, в этом мире; свою истинную и, возможно, единственную миссию в этой жизни.

Но последнее время писать о нашем футболе становилось все сложнее, и сложнее, пока, наконец, стало совсем невозможным. Мне, человеку по природе своей ориентированному на светлые стороны жизни, было больно наблюдать за системной деградацией того, что принято называть «российским футболом»; «футболом», где неудобной непредсказуемостью результатов жертвуют ради надежной подконтрольности всех процессов; «футболом», который в результате низведения спортивной составляющей к минимуму, перешел из разряда спортивных явлений в сферу низкопробного ярмарочного шоу с сюжетом, известным не только союзу кукловодов, но и большинству зрителей.   

Так о чем же теперь мне писать? Где та честная мужская борьба на зеленых полях? Где тот праздник Спортивного Духа? Где непредсказуемость отдельного матча и целого чемпионата? Где все то, за что мы, за что все, за что блядь миллионы людей любят футбол?! Где это всё, господа пидорасы?!! Я обращаюсь к тем, кто превратил наш российский футбол в театр абсурда, в посмешище, в смердящую тухлятину, в прокисшее пойло для быдла!!!

Что же это такой за «турнир», где вместо спортивного принципа главенствует стратегия по развитию-продвижению госпроектов согласно насущным социальным, политическим и экономическим задачам давно потерявших всякое чувство меры верховных упырей?

Кто все эти людишки, поставленные развлекать почтенную публику убогим спектаклем, глумливым фарсом, именуемым цинично - «российский футбол»? Что это блядь за гарьпромовская шобла-ёбла из РФС, возглавляемая просто таки клиническим мудаком, на фоне которого даже его предшественник, известный прохвост и ворюга, и тот -  многими вспоминается с умилением!? Не лучше их меньшие братья - скользкие черви, сидящие в РФПЛ, НФЛ и разных потешных комитетах - жулики, марионетки и прихлебатели! А судьи? А судьи кто? Шайка арбитров и инспекторов, содомитов, за плечами каждого из которых уже не один громкий скандал? А пресса? Спортивная нахуй пресса, призванная давать художественное оформление этому глобальному позору? Продажные писаки, кормящиеся объедками из той же общей лохани под названием «российский футбол», зажмурив глаза и чавкая этой жижей, готовы простить все и всем ради сытного теплого места. А сонм президентов, спорт-менеджеров, спортивных директоров и агентов, этих навозных жучков с липкими ладошками и поросячьими глазками, обтяпывающих свои мутные делишки?

Да что там частности! Вся наша футбольная «вертикаль», выстроенная чинно и ладно, вся эта шушера целиком, вся эта блядь «футбольная элита»   

ПИДОРЫ! МРАЗИ! ТУПОРЫЛЫЕ КРЫСЫ!

О, СУКИ! КАК ЖЕ Я ВАС НЕНАВИЖУ!!!

Впрочем, я отвлекся.

Каюсь, я тоже грешен. И я кривил сердцем ради дешевой популярности, и я с готовностью брался за любые заказы сверху.

Довольно!

Сегодня я кончаю с этим навсегда.

Я надеюсь своей манифестацией отчасти смягчить свою вину и привлечь к проблеме внимание Общественности.                    

Когда вы увидите этот текст в этом блоге, знайте: меня уже нет.

Отправив в Сеть свой манифест, я сожгу себя перед Домом футбола, перед этим вертепом кровососущих тварей, паразитирующих гнид на теле спорта. Я не афишировал заранее этот акт, так как не хотел, чтобы мне помешали.

До свидания, мои милые друзья!

Встретимся там, где всегда Золотая осень (а не ёбаная весна после игр на снегу), там, где у каждого свой Валерий Шмаров на последней минуте Игры дарит вновь Чемпионский гол…

 

Б-о отвернул крышку канистры и старательно облил Рабмана бензином. Затем бросил канистру к его ногам, отошел на два шага, извлек из кармана бомбера спичечный коробок и принялся обстреливать журналиста зажженными спичками. Рабман, по-прежнему парализованный алкоголем, свернувшись калачиком, лежал поверх макета футбольного поля слева от входа в подъезд... Первые две спички погасли, не долетев. Третья сработала. Пламя моментально охватило журналиста, выведя того из состояния ступора и тут же превратив в вопящий озорной протуберанец.   

Нужно было сматываться. Но какая-то сила, большая, нежели просто обычное любопытство, заставляла Б-о стоять поодаль и следить за зрелищем, порожденным им же. Просто стоять и внимать как некоему эстетическому абсолюту, воплощению совершенства, дыханию вселенской гармонии, явившейся здесь и сейчас... 

Со стороны Вольных Каменщиков послышались звуки сирены; на шестом этаже распахнулось окно, кто-то выглянул и тут же отпрянул, скрылся из виду. Рабман взмахнул руками. Ох, если б он еще не орал! Если б вообще отключились все звуки, крики, сирены, сигнализации…

 

Квакин вышел из кабинета и понял, что до дома он не дойдет. Осознание того, что случилось, со всей своей бритвенной остротой словно рассекло защитную оболочку, вынудив душу чувствовать все напрямую. Путь назад, к прежней жизни, для него был отрезан. Отныне он был враг и для тех, и для этих. И, видно, для себя самого. В полном смятении, наполненный туманом и окутанный пеленою, он стоял в коридоре милицейского отделения, не зная, что делать теперь. В голове его зашумело, подступила волна тошноты, а за ней навалилась слабость. Ему указали местоположение туалета, и он побрел по коридору туда, обтирая стену плечом. Мимо него по направлению к выходу с автоматами в бронежилетах уже бежали менты. В общем-то, все как обычно: кто-то бежал за кем-то, кто-то бежал от кого-то... И он мог бежать - и от тех, и от этих; он мог попытаться, возможность была. Но как убежать от себя?

В сортире было свежо. Из дальней кабинки во двор выходило окно, открытое внутрь и зарешечённое снаружи. Квакин запер дверь кабинки на шпингалет и посмотрел на решетку. Она была не очень-то высоко, но для него высоты должно было хватить. Он расстегнул, вынул из джинсов ремень и, забравшись на ватных ногах на край унитаза, принялся прилаживать его к решетке. Затянув ремень на шее как можно теснее, он замер. Сквозь решетку виделось небо. Небо, которое еще утром, было практически чистым - лишь редкие серые облака, проносясь в вышине, нарушали его холодную синеву. Но ближе к полудню уже половина его была закрыта темными тучами. Теперь только маленькие фрагменты его все еще голубели в клетчатом проеме окна, но и их уже поглощали наплывавшие серые массы. Небо хмурилось на глазах, с каждой секундой все больше мрачнело, играя тучами-желваками, безмолвно злилось, копило агрессию. Да, скоро рванет, вот-вот!

Он спрыгнул с унитаза, и какая-то сила будто подбросила его вверх.

Я тянусь вверх, как деревце к свету...

Он успел ощутить, как в затылке его что-то хрустнуло, и тогда провалился в душную тьму.

 

Ойойой сидел в машине и лихорадочно поворачивал ключ зажигания вправо-влево, пытаясь запустить двигатель. Иногда раздавался характерный стрекот, но продолжения не было. По лицу стекал пот. Он поднял козырек бейсболки повыше, чтобы вытереть лицо, и тут же увидел, как к машине его с двух сторон подошли двое и схватились за ручки дверей.

 

Ну, все, пора. Беги! Быдло взглянул направо – в арку влетело трое… Суки… «Стоять!» Назад! Через двор! Кругом зеваки – стрелять не будут. Люди отскакивают, уступают дорогу, разбегаются в стороны. Лишь бы снаружи не ждали – прорвемся!.. Один из зевак неподвижен, он как бы застыл, врос в землю, остолбенел от страха. Он стоит прямо по курсу лицом, расставив ноги, вжав голову в плечи и выставив вперед руки, сложенные замком. Давай-ка, придурок, в сторону! Нахуй!.. Вот только в руках его ствол