Проза

     В хирургию Андрея привезли утром. Дежурный хирург, молоденький доктор, подтвердил диагноз острый аппендицит и с некоторой торжественностью сообщил, что лично проведет операцию.

     - Валяй, - сказал Андрей. – Заодно потренируешься.

     - Я уже не интерн. К вашему сведению это будет пятая операция, - ответил тот и надул губы.       

     - Какой уникальный опыт, - кривя от боли губы, произнес Андрей и намерился встать с кушетки.

     - Лежите, мы вас доставим на коляске, - приказал доктор.

     - Доктор, это всего лишь аппендикс, - произнес Андрей и встал на ноги. - А вы меня в смертельно больные записываете. Куда идти?

     - В подготовительную палату, на третьем этаже, против операционного блока. Я вас сопровожу, - согласился хирург.

     По дороге он пояснял Андрею:

     - Знаете, а вы совершенно зря так пренебрежительно относитесь к воспалению аппендикса. Случаются в медицинской практике такие невероятные случаи. Иногда с летальным исходом.

     - Надеюсь, вы ничего подобного не допустите, - серьезным напускным тоном чудил Андрей.

     Когда после недолгих подготовительных процедур Андрея вели в операционную, процессию увидел Святослав.

     - Ты откуда здесь? – вырвалось у него.

     - Да вот приехал на экскурсию, наслышался о ваших достопримечательностях, - заговаривал боль Андрей.    

     В разговор вклинился молоденький хирург и с некоторым напряжением доложил:

     - Святослав Юрьевич, больной только прибыл, острый аппендицит, я решил не откладывать, сейчас будем оперировать.

     - Раз решил не откладывать, то клади на стол, зайду посмотреть.   

     Осматривая Андрея уже лежащего на операционном столе, Святослав подтвердил:

     - Молодежь права. Придется делать ампутацию, под местным наркозом. Согласен?

     - Какую ещё ампутацию? – поинтересовался Андрей из-за легкого экрана, водруженного у него на груди.

     - Успокойся, аппендикса, а не пениса, - ответил Святослав.

     Операционная сестра хихикнула и приступила к обезболиванию. Андрей поддержал шутку друга:

     - А что, давай заодно и причиндалы. Надоело быть человечишкой.

     - Что ещё за зверь?

     - А ты не знаешь? Примат, модифицированный геном кролика.

     Медсестра тут же прыснула со смеху. Святослав был более сдержан и конкретен.

     - Вот ты договоришься у меня, господин писатель. Смотри, сделаю из тебя хомо сапиенса одним взмахом скальпеля, - пригрозил он.

     - Слава богу, не гомо.

     - Гомо из тебя не выйдет. Слишком уж ты, братец, оригинален.  

     Андрей не унимался: 

     - Так кто меня будет четвертовать?

     - Тебе не всё равно? – спросил в ответ Святослав.

     И тут же прозвучало отрывисто:

     - Скальпель, зажим!

     - Зачем поставили щит. Я желаю видеть, что вы там режете, - выдохнул Андрей.

     - А больше ты ничего не желаешь? – пробурчал Святослав.

     - Хочу дать тебе подзатыльник. Ты что же так тянешь, будто кишки отрываешь вместе с желудком, - кряхтел Андрей.

     - Терпи, - буркнул Святослав.

     - А что мне ещё остается.

     - Вот и молодец. Уже зашиваем.

     Пока молодой хирург накладывал швы, а Андрей балагурил, Святослав внимательно изучал на левой голени Андрея весьма специфичное образование. Для этой цели он даже привлек окуляр с мощной линзой. Аппендицит по сравнению с увиденным грозным симптомом показался игрушкой. Святослав тяжело вздохнул, но спрашивать у Андрея ничего не стал.

     Через сутки на обходе Святослав сказал Андрею:

     - Зайди ко мне обязательно после обхода. Надо поговорить.

     Через час Андрей был в кабинете у Святослава.     

     - Что ты мне хотел сказать? – спросил он сходу.

     - Ты садись, - предложил ему Святослав.

     - Угощать коньяком будешь?

     - Непременно коньяком.

     Когда Андрей сел на диван, Святослав подошел к нему, поднял до колена штанину на левой ноге и спросил, указывая на небольшое характерное пигментное пятно:

     - Это у тебя давно?

     - А что?

     - А то, что очень напоминает проявление одного не очень приятного заболевания.

     - Ты хотел сказать меланому? Это и есть меланома.

     - В клинику обращался?

     - Нет потребности.

     Святослав удивленно посмотрел на друга:

     - С аппендицитом есть потребность, а с онкологическим заболеванием нет потребности. Смешно, не правда ли.

     - Аппендицит не ко времени пришелся. Да и слишком прозаично умереть в наше время от воспаления аппендикса. Я, знаешь ли, забочусь о своей репутации, - шутливым тоном ответил Андрей.

     - А от онкозаболевания умереть не прозаично, - с горечью произнес Святослав.

     - Ты не понимаешь. Меланома звучит как рок. Это уже что-то для имиджа писателя.

     - Какой имидж в могиле?

     - Не говори, о чём не понимаешь. Там-то как раз и начинается настоящая жизнь писателя. Там-то уж его и оценят, и пустят в распродажу, - продолжал отшучиваться Андрей.    

     И вдруг серьезно заявил:  

     - Я знаю об этом. И проявил себя пришелец уже не в одном месте.

     - Тянуть нельзя, каждый день промедления …

     - Понятно, понятно, - прервал его Андрей и уже в размышлении заключил: - Передо мной был выбор. Я его сделал. Выбрал не иллюзорную надежду и существование по больничным койкам, а естественный ход жизни.

     И Андрей улыбнулся.

     В этот момент в кабинет вошла старшая медсестра. Святослав показал ей знаком, чтобы не мешала и уходила. Но она всё же сообщила торжественным тоном:

     - Святослав Юрьевич, к нам в отделение прибыли гости, сам Горшков вас ожидает.

     - Господи, ну что ещё за паломничество.

     И Святослав вышел. В широком коридоре отделения столпились люди, большей частью посторонние. Святослав сделал замечание:

     - Господа! Здесь не супермаркет и не музей. Здесь больница, хирургическое отделение.

     Люди расступились, и к нему развязной походкой подошел Горшков.

     - Мы ненадолго, - сказал он:  Проведем мероприятие и удалимся. Созови персонал. Лежачих больных можно не трогать.

     Созвали персонал. Из палат показались и больные. По команде масса людей переместилась в холл. Перед дверью, ведущей в новые палаты и операционную, образовали свободное пространство. На дверях уже висела красная ленточка. Горшков, улыбаясь, прошел на освободившуюся площадь. За ним, семеня и юля, проследовала небольшая свита, за свитой поп. Под аплодисменты начальник разрезал ленточку, и поп освятил новую операционную и новые палаты. Человек из свиты поведал, какой замечательный в городе начальник, как он заботится о людях, новейшее оборудование обеспечил для больницы. Забегал с камерой корреспондент телевидения. Выступил и священник. Тоже хвалил Горшкова и говорил, что благие дела непременно зачтутся. Святослав молчал.

     Слово взял сам Горшков и начал расхваливать заведующего хирургическим отделением:

     - Святослав Юрьевич наша звезда, наш хирургический бог. Город не забывает своих героев, недавно ему вручен знак "Человек года".

     Присутствующие захлопали в ладоши, делано выражая восторг. Святослав не находил себе места в этой фальшивой сцене. Сам же Владимир Абрамович, закончив, переметнулся к стоявшему чуть в стороне холеному господину без особых признаков интеллекта. Они перебросились несколькими фразами, и подошли к Святославу. Горшков, не представляя спутника, сообщил:

     - Надо потолковать без посторонних.

     - Идёмте, - предложил Святослав и повел гостей к кабинету.      

     У самых дверей Горшков вдруг взмахнул рукой:

     - Начинайте разговор, я через пару минут подойду.

     Андрей с первого взгляда узнал в пришельце компаньона Горшкова из ресторана. Тот вопросительно посмотрел на Святослава. Святослав ответил: "Это близкий товарищ, говорите". Компаньон ещё раз глянул на Андрея, затем по-хозяйски уселся за стол и заговорил:

     - Ну, как оборудовали отделение? Клёво?

     - В ближайшие недели освоим, - ответил Святослав.

     - Освоите, куда вы денетесь, - обронил гость.

     Обронил и обежал глазами стены кабинета. Остановил ещё раз свой ощупывающий взгляд на Андрее и продолжил развязно: 

     - Откроем в городе клинику. Пластическая хирургия, трансплантация органов. Большие гроши на этом умные люди делают. Серьезный бизнес, немало можно поиметь.

     Что-то глубоко внутреннее, существующее вне рамок сознания, отталкивало Святослава от этого человека. Подобный разговор был неприятен ему в любое время, тем более, сегодня. Преодолевая врожденный такт, он позволил себе прервать гостя: 

     - Жить в модусе "иметь" – патология. Разве вам это не известно?

     Гость мало что понял в словах Святослава, но ощутил интонацию, помрачнел, ища слов для ответа. И здесь в разговор вклинился Андрей:

     - Бизнес, однако, не всем интересен по той простой причине, что девяносто процентов бизнесменов есть личности анального типа.

     Слово анальный очень не понравилось гостю, и он уже оскорбился. А Андрей будто играл с ним:

     - И правильно обиделся. Как же не обидеться, если ещё господин Фрейд проводил параллель между золотом и экскрементами, а личностей с преобладанием собственнической ориентации называл откровенно душевнобольными, невротиками.

     - Экскременты, говоришь, душевнобольные?  - и на лице компаньона проблеснул оскал.

     От этой неприкрытой агрессии друзей покоробило. Гость резко встал и вышел, хлопнув дверью. Выйдя, столкнулся в коридоре с Горшковым.

     - Ты куда? – спросил тот.

     - Что-то Буратино твой не того, сует свой длинный нос, куда не надо,  - раздраженно бросил компаньон и пошел прочь.

     Горшков заскочил в кабинет.  

     - Не догоняю, - визгливо вскрикнул он и уставился на друзей.

     - А ты поспеши, может и догонишь, - с легким оттенком насмешки ответил Андрей. 

     Отвык Горшков от столь независимого общения с ним. Когда-то обращались с ним и похуже. Любой милиционер мог прижать ногтем, да и от братвы доставалось. Но было это так давно по меркам человеческой памяти, что и забылось. Теперь же он хозяин на вотчине, пусть небольшой, но своей. Теперь каждая собака заглядывала ему в глаза, вымаливая подаяние. И надо же услышать подобное, и от кого. Кто они? Гвозди в его мастерской! Куда надо туда и вколотит. Обидно ему стало, очень обидно.

     - Ну ладно, с вами я ещё покалякаю, - процедил он сквозь зубы и выскочил из кабинета.

     Друзья помолчали, затем Святослав обронил:

     - Ну и даешь ты, Андрей. Так вот безо всякой дипломатии…

     - А ты хотел, чтобы я ему Евангелие зачитал. Никто не может служить двум господам… не может служить богу и мамоне, медицине и наживе. Нет уж, пусть ему об этом личный поп расскажет.

     - Знаешь о попе?

     - Да слышен был его речитатив и здесь. Но, думаю, и попа он не поймет. Не зря сказано: где сокровище ваше, там будет и сердце ваше. А где его сокровище всем известно.

     - Так то оно так, но жить как-то среди людей надо.

     - Это не люди, это говорящие животные, они хуже животных, - тихо, но уверено произнес Андрей.

     Заметив при последних словах некоторое смятение на лице Святослава, Андрей проницательно посмотрел ему в глаза и спокойно спросил:

     - Скажи, а так называемый бизнесмен, который в угаре мстительности переезжает колесами своего джипа беременную женщину, тоже человек? А ничтожество, насилующее ребенка? А деляга, выплескивающий в телеэфир волны насилия и разврата? Это всё люди?

     - Я не знаю, что тебе ответить.

     - А я тебе скажу. Все они особи одного множества, и множество это далеко за пределами человеческого. 

     Помолчав немного, Андрей также тихо и спокойно продолжил:

     - Нормальный руководитель был бы доволен тем, что в подвластном ему городе живет и трудится талантливый хирург. Но нашему мало, ему мало набережной, казино, борделей, он решил ещё и на хирургах бизнес делать. Вот уж где неуемная страсть. Надо же, чудесный городок, прекрасный курорт, место, одухотворенное пребыванием великих личностей, кучка нравственных уродов превратила за короткое время в Лас-Жлобос.

     Всё сказанное было столь непривычно слышать от Андрея, что Святослав с мягкой иронией произнес:

     - Выговорился? Тогда пошли.

     Выйдя в коридор, они увидели, что делегация покинула отделение.

     - Изгнал бесов, – продолжил с легкой иронией Святослав, но взгляд его, обращенный к Андрею, был полон участия.

     Подошла Мария Акимовна, спросила:

     - Вы знаете того человека, что подходил к вам с Горшковым?

     - Признаюсь, даже имя не успел узнать, – ответил Святослав. – А что?

     - Это он, - едва слышно произнесла Мария Акимовна.

     - Кто он?

     - Тот, богатый и авторитетный, что суд выиграл, - тихо ответила она и пошла по коридору.

     - Что ещё за история? – спросил Андрей.

     - Фотография жизни нашей, позже расскажу, - ответил Святослав и тут же с легким напряжением спросил:

     - Когда едем в клинику?

     - Никогда. У меня через десять дней гонка, - улыбнулся Андрей.

     - Какая гонка? Ты с ума сошел! Я тебе запрещаю!

     - Мне, дорогой друг, уже никто ничего не может запретить. Я тебе по поводу своего положения всё сказал. Будем жить. Сегодня ухожу из твоей богадельни. Надо готовиться к гонке. Так что извини.

     - Подожди хотя бы пару дней, пока швы снимем, - упрашивал Святослав.

     - Какая мелочь. Приеду послезавтра сюда, ты и снимешь.

     Святослав, изменив тон, спросил:

     - Ты хоть знаешь, чем это всё заканчивается?

     - Воспламенением. В один никому не известный момент воспламенюсь и сгорю, останется только пепел, - спокойно, с расстановкой ответил Андрей.

     Посмотрел в грустные глаза Святослава и добавил:

     - Были моменты в жизни, что и о пуле в висок подумывал. А выходит вон как, по полной схеме, долго и мучительно. Участь, судьба. Остается только всё перенести, выдержать и не размазаться. Вот и проверим, что я есть на самом деле. Не в писательских фантазиях, а в суровой реальности бытия.

     - Андрей, даже если шансов один против тысячи следует попытаться. Для чего обрекать себя заведомо на нечеловеческие испытания. И мне кажется, ты не до конца понимаешь, чем это заканчивается.

     - Почему нечеловеческие, самые что ни на есть человеческие испытания, главные для каждого из нас. И знаю я, знаю, чем это заканчивается. Метастазами в головной мозг заканчивается.   

     Ответил Андрей и пошел в палату. С ощущением неминуемой утраты проводил взглядом его Святослав. Подошла дежурная медсестра и напомнила, что ждут в неврологическом отделении. Действительно, по графику консультация. Святослав спустился этажом ниже. По коридору навстречу двигалась женщина. Было видно, что шаги даются ей с огромным трудом. Тело напряжено, руки судорожно сжимают костыли. Лицо бело как мел, но глаза со всей силой выражают последнее устремление – жить. Жить, во что бы то ни стало, жить из последних сил. Эта больная была знакома Святославу, три дня назад он консультировал её по поводу обострения желчнокаменной болезни. Он подбодрил женщину взглядом, хотя и знал - следующий инсульт уже на пороге, и его она вряд ли переживет. Статистика ставила на её жизнь один против ста. И всё же, какие разные люди Андрей и эта женщина, какое разное ощущение жизни и отношение к ней, думал он.

 

 

     На место старта Андрей прибыл заблаговременно. Проверил ещё раз готовность своего автомобиля. Постепенно на горное плато съезжались и остальные участники гонки, в основном брюхатые и дорогие джипы. Андрей был на отечественной девятке, но в её стареньком и слегка ободранном кузове таился мотор настоящей гончей. Андрей одобрительно похлопал по капоту подружку.

     Подошла лошадь, ткнулась бархатистыми губами в щеку, вдохнула, фыркнула храпом, полезла мордой к карману. По всему видно просила угощения. Здешние лошади, обслуживающие туристов, были необычайно общительны. Андрей заговорил: "Надоело сено, просишь вкусного, избаловали тебя. А у меня только хлеб с сыром. Ты же не будешь это глотать". Лошадь мотнула головой, тряхнула гривой, легонько заржала. "Идем, куплю тебе булку", - сказал он и позвал жестом за собой. Лошадь опустила голову и пошла. "Да ты, смотрю, всё понимаешь, только говорить не умеешь", - подбадривал её Андрей.

     В открытом павильончике он купил булку и скормил лошади. Съев булку, лошадь мотнула хвостом и удалилась. Андрей присел за столик. За спиной раздался голос:

     - Не думал, Андрей, что вы любитель автогонок.

     Андрей оглянулся и увидел Старика. Тот был в легком спортивном костюме и с профессиональной фотокамерой на животе.

     - Здравствуйте, - сказал Старик и слегка поклонился Андрею.

     - Здравствуйте, признаюсь, тоже не ожидал встретить вас здесь, - ответил Андрей и жестом предложил Старику сесть рядом. Старик сел и тут же пояснил:

     - Прибыл за материалом для газеты. Решил вот напоследок тряхнуть стариной. Но пока никто из гонщиков не берет корреспондента к себе. Объясняю, что вес мой мал, но отказывают.

     - Я возьму, - сказал Андрей: - Сегодня я один, без помощника.

     - Вы участвуете в гонке?

     - Что вас так удивило? Участвую со дня основания, это пятая.

     - Надо же, не знал. А я первый раз на этом мероприятии.

     - Поедете со мной на переднем сидении, заодно и нагрузку на колеса выровняете.

     - Любите испытывать фортуну? В прошлом году по своей инициативе посещал казино, присматривался к игрокам, статью даже написал. Интересное наблюдение вынес: существуют люди, которые рулетку представляют как колесо фортуны, а не как средство обирать азартных игроков. Они далеки от математики и даже от трезвого расчета. В их душах властвуют такие страсти, такие бури, что рассудительному человеку и представить невозможно.

     - Об этом, по-моему, всё уже рассказал Достоевский в известном романе.

     - Да, конечно. Моя статья касалась социальной стороны, а не психологии. Это, так сказать, попутные наблюдения. Так вы пытаете фортуну?

     - Фортуну? вряд ли. Здесь скорее азарт, и уже сложилась некоторая традиция.

     Андрей не стал рассказывать, что является двукратным победителем этих гонок, в том числе и прошлогодней. Не стал объяснять, что отсутствие его вызвало бы много вопросов. А ему сейчас нельзя отступать - нигде, ни на пядь. Это его последняя установка. Старику же сказал:

     - Люди, находящиеся в разных жизненных обстоятельствах, нередко с трудом понимают друг друга. То, что одни находят для себя важным, другие могут посчитать не стоящим даже внимания.

     Старик будто не понял до конца и заговорил о несколько ином:

     - Да, бывает. Человек на творческом подъеме. Он ощущает себя цельным и целеустремленным. Ему кажется, что вершина близка и оттуда вот-вот откроется истина. А рядом другие люди, они глядят на него, сторонятся или усмехаются. Устремления его находят амбициозными, мысли – недалекими, картину мира – странной.

     Но тут же посмотрел на Андрея внимательно, даже строго и вдруг выдал:

     - За долгую жизнь у меня на глазах умирало много людей. Умирало плохо, некрасиво, цепляясь за жизнь ногтями, осыпая упреками тех, кто оставался жить.

     Андрей непроизвольно напрягся, затем усмехнулся и ответил:

     - Стоит ли осуждать их за это, ведь они так желали жить. По-моему несправедливо отнимать жизнь у тех, кто жаждет жить, и оставлять тем, кто к ней уже равнодушен, кто её уже не ценит. Или тем, кто от неё устал.

     На последнем предложении Андрей сделал легкий акцент.

     Взгляд Старика ещё какое-то мгновение просвечивал Андрея, затем вновь стал мягким, рассеянным и он заговорил об ином:

     - Гонки – средство от рутины? На мой взгляд, единственным и по-настоящему действенным средством от рутины жизни есть творчество. Только оно и наполняет жизнь смыслом.

     - Странно было бы мне отрицать подобную мысль, но, думаю, и великое творчество не в состоянии снять абсурдности человеческого существования.

     Старик оживился:

     - Хотели сказать, что мысль недоношена, да пожалели деда. Согласен, недоношенная мысль хуже отсутствия всякой мысли.

     В этот момент по громкоговорителю объявили подготовку к старту. Андрей и Старик встали и направились к автомобилю. Когда подошли, Старик стал с интересом рассматривать машину, в глазах промелькнуло легкое недоверие.

     - Удивляетесь, что в век нанотехнологий на подобной рухляди решил гоняться? – спросил откровенно Андрей.

     - Ничему я не удивляюсь, - ответил Старик, загружаясь в автомобиль.

     Пристегнув ремень безопасности, он пробурчал:

     - Ну что же, индустриальные технологии превратили планету в мусорный отстойник. Теперь будем ждать, когда новомодные нанотехнологии превратят человеческое тело в мешок с хламом.   

     - Выводы ваши, к сожалению, не лишены оснований, - согласился Андрей, выводя машину на старт.

 

     На гонку собралось два десятка машин, они выстраивались на исходной позиции. Пробовали моторы, те, откликаясь, взвывали, автомобили нервно подрагивали в ожидании старта. Взлетела ракета, и гончие рванулись вперед.

     Трасса на первом этапе стелилась серпантином вниз. Узкая горная дорога, отмеченная местами небольшими выбоинами, вряд ли давала возможность пройти параллельно на большой скорости двум машинам. Обгон на этом участке был крайне затруднен. Корпус автомобиля Андрея был уже соперников, и это давало шанс. Когда авто вытянулись цепочкой на узком серпантине, Андрей выжал акселератор до упора. Мотор его гончей взвыл, и он стал обходить других на прямых участках дороги. Старик бросил на Андрея удивленный взгляд и принялся фотографировать.

     На поворотах Андрей жался к скале, но машину всё одно заносило к обрыву, колеса  проносились у бровки. Трассу он знал во всех подробностях, и ему удавались эти головоломные трюки. В какой-то момент он всё же наскочил на выбоину полотна дороги, машину подбросило и занесло. Чудом удержался на трассе, но сбавлять скорость не стал и вскоре вышел в хвост лидеру.

     Лидер, новенький черный бумер с никелированными бамперами, повёл себя агрессивно, стал препятствовать обгону, занимал на ровных участках середину дороги. Андрей решил обходить конкурента на вираже. И когда тот перед самым поворотом прижался к скале, Андрей дал полный газ. Обе машины вошли в вираж одновременно, послышался скрежет от соприкосновения корпусов. От полета в пропасть Андрея спасла сосна, ободрав левый борт машины. На прямой участок вышли нос в нос. И здесь правое колесо бумера угодило в выбоину, послышал глухой удар, конкурент остался позади. Старик с восхищением посмотрел на Андрея и прокричал: "Да вы великий гонщик!"

      Серпантин закончился, и автомобиль Андрея, лидируя, вылетел на прямой участок трасы. Не сбавляя скорости, он пронесся через небольшое селение. И вдруг впереди стала переходить дорогу собака, обычная бездомная дворняга, каких развелось в наше время множество. Андрей ударил по тормозам. Скрежет и автомобиль остановился в метре от псины. Ремни безопасности натянулись до предела. "Ну и ну!", - пробормотал Старик, вытирая пот со лба. Мимо с рёвом проносились участники гонки. Пёс от страха оцепенел. Андрей посигналил. Пёс, поджав хвост, стоял на месте и жалобно смотрел в их сторону.  

     Андрей вышел из автомобиля и спросил: "Ну что, испугался?". В ответ пес только прижался головой к ноге Андрея. Старик активно фотографировал, затем сказал:

     - Уже знаю, как назову репортаж. Надо же, бездомного пса пожалел, отдал за собачью жизнь свою победу.

     - У собаки жизнь одна, и не я давал, чтобы отнимать. А для меня побед видимо достаточно.

     - Так вы не продолжите гонку?

     - Зачем, и так всё ясно. Извините, что спутал ваши планы. 

     - Да ничего, ничего, - скороговоркой сообщил Старик. – Я на попутной доберусь.

     Пес всё жался к ноге, Андрей нагнулся и потрепал его по шее. В ответ тот лизнул руку.    

     - Да ты, братец, был домашним.

     И Андрей обратил внимание на то, что Старика уже нет рядом. Огляделся вокруг, Старика не было, исчез. А пёс махнул хвостом и подал голос.

     - Взял бы тебя к себе, обязательно взял бы. Да вот история вышла - сам не жилец на этом свете, такие вот обстоятельства, - пояснил Андрей.

     Пёс посмотрел в ответ такими грустными глазами, что Андрей не выдержал:

     - Ладно, видно тебе не слаще моего, поехали.

     Пёс понял, вильнул хвостом и проследовал вслед за приглашением в машину. Улегшись на заднем сидении, он с благодарностью смотрел на Андрея.

     - Как же мы тебя назовем? - продолжал беседу Андрей. – Ты кто? Он? Будешь у нас Гонцом, согласен?

     Пес радостно взвизгнул в ответ.

     - Согласен, - подтвердил Андрей и развернул машину. 

     Знать бы твои мысли, думал Андрей, способен ли ты мыслить. А почему нет? Чем я отличаюсь от тебя? Тем, что вижу любую вещь частью системы. Но могу ли утверждать, что ты не имеешь представлений о некоторых системах. Думаю, имеешь.

     - Выходит, мы с тобой братья по разуму, - уже вслух произнес Андрей.

     Гонец замахал хвостом, переметнулся на переднее сидение и тут же лизнул Андрея в щеку.

     - Вот без этого можно было обойтись, - пожурил пса Андрей, улыбаясь.

 

     Возвратившись, Андрей первым делом накормил Гонца. Тот съел всё, не перебирая, под конец вылизал миску.

     - Вот и молодец, - подбодрил Андрей. – А теперь попробуем отмыть тебя.

     Грязи с Гонца сошло много, намыливались трижды.

     - Завтра куплю тебе собачье мыло, а пока довольствуйся шампунем, - приговаривал он, намыливая короткую шерсть Гонца.

     Укладывая на подстилку в углу, сказал:

     - Здесь будет твоё место, согласен? Ну а теперь отмоюсь я.

     И Андрей полез под душ.

     Душ бодрости не добавил, заломило голову. Поев кое-как, Андрей уселся за работу, надеясь закончить начатую главу. Но дело продвигалось туго, сказывалась накопившаяся усталость. Близкий ещё вчера текст казался сегодня уже далеким и даже чуждым. Эта отчужденность от только созданного текста напоминала наказание. Ко всему ещё накатила головная боль.

     Оставив работу, он прилег. Сон не шёл, а в пульсирующем болью мозгу вертелись фрагменты оставленного текста. Тело рефлекторно искало положения с меньшей болью. Через какое-то время он погрузился в пограничное со сном состояние, странное состояние.

 

     Возбужденный переутомлением мозг рождал уже фантасмагории.

     - Встать! Суд идёт!

     - Мальтус с нами! Вовеки с нами!

     - Подсудимый, вы подтверждаете тот факт, что состояли в запрещенный секте гуманистов?

     - Я общался с людьми, которые имели со мной схожие взгляды.

     - Сколько членов было в группе?

     - Всех осудили, я последний. 

     - Какие цели преследовала ваша преступная группа?

     - Сохранить человеческое в человеке.

     - Что за тавтология. Отвечайте по существу.

     - В общественном сознании за последние годы произошли фундаментальные сдвиги.

     - Вы можете изъясняться конкретнее?

     - Вера в социальный прогресс иссякла, образовавшийся вакуум заполнили примитивные идеологии, социальные представления низшего уровня.

     - Что вы имеете в виду?

     - Например, национализм, мальтузианство и многое другое.

     - Что же в вашем примере плохого?

     - Это ведет общество к человеконенавистничеству.

     - Демагогия!

     - Разве с подобными идеологиями не возникают обоснования прав на существование отдельных групп в условиях ограничения таких прав для остальных?

     - К империи это не относится.

     - Что же тогда означает национализм в империи?

     - Подсудимый, довольно! Если полагаете, что суд предоставит вам трибуну для агитации, то глубоко ошибаетесь. Объявляю о переводе процесса в закрытый режим.

      Закрытый режим в этот раз означал для Андрея сон. Сон беспокойный, со сновидением, явившимся продолжением мыслей, странным сновидением, в котором существовали одни звуки и голоса, чужие голоса.   

     Темнота, возня тел, пыхтение, крики, вздохи. Доносятся слова.

     - Давай его, вяжи.

     - У, жидовская морда.

     - К столбу его, к столбу.

     - Вяжи, чтоб неповадно было.

     - А то вздумал о гуманизме какой-то толковать.

     - Дай ему ещё раз в пику, чтоб запомнил, что такое Малороссия.

     - Что он там бормочет, мычит как корова. Прочисть ему рот от выбитых зубов.

     - Мычит, что как не назови, хоть Атлантидой, всё одно сути не изменит.

     - Как это не изменит?

     - Говорит, что монгол теперь зовут татарами, а татар монголами. На истории это не отразилось.

     - Дай ему в дыхало, чтоб меньше базикал.

     Удар, всхлип.

     - Да в ладони вбивай, в ладони. И хламье с него сорви.

     - Сейчас оголим его иудейскую срамоту.

     - Ты смотри, необрезанный.

     - Во, жиды пошли, предков не чтят.

     - Может и не жид?

     - Не жид, так хазар. Какая разница.

     - Да, не славянская морда.

     - Что он там опять бормочет?

     - Говорит, что у нас трудно найти чисто славянское лицо.

     - А мы ему что, турки?

     - Говорит, турки не турки, но азиатского много в нас.

     - Оскорблять вздумал, падло! Шомполом ему, шомполом.

     - Опять мычит, стерва.

     - Говорит, что понимает наше остервенение. Оно от угрозы ассимиляции.

     - Не, ну ты послушай эту пискотню. Точно жид. Русский так не скажет.

     - А ты книгу его читал? Смехота одна.

     - Опять бормочет.

     - Говорит, что мы книг читать не умеем. Видим там не то, что написано, а то, что хотим видеть.

     - Не, ну ты погляди. Он ещё нас грамоте учить будет.

     - Пощекочи ему ножичком в паху. Пусть признается кто он. Жид или хазар?

     - Говорит, что русский.

     - Ах ты мразь. Дай я плюну в его поганую рожу.

     - Говорит, что каждый человек той национальности, к которой себя в душе относит.

     - А я ему за эти слова дубиной щас по яйцам отыграю.

     - Застонал стерва, не нравится. 

     - Давай хохлам его сдадим. Пусть разберутся с его гуманизмой.

     - Кончать его надо. И так всё ясно.

     - Он говорит, что прощает нам всё.

     - На х… нам его прощение. Коли его!

     Андрей отчаянно хотел проснуться и не мог. Далее тьма сменилась светом и он, наконец, обрел себя во сне. Он летал, вернее, пытался летать в маленькой коморке. Крылья-руки всё время наталкивались на стены, потолок. Но он упорно стремился вырваться из замкнутого пространства. Вдруг ему непонятным образом удалось это совершить, но очутился он не в небе, а под куполом громадного храма. Он парил под куполом, смотрел вниз и видел массу различных людей, чужих людей с тупыми лицами. Они в основном жрали и спаривались между собой.

     Неожиданно он потерял способность летать и очутился меж этими людьми. Очутился и понял, что существует в двойном обличье. Первый во всей плоти, но мертвый, лежал на возвышении под сводами храма. Лежал не теперешний он, а молодой. Над ним склонялась в печали его бывшая жена. А второй он, уже как бы без тела,  но обуреваемый страстями, суетился рядом. И вот он, второй, не имеющий плоти, но остро ощущающий её, бегал вокруг и подсматривал за первым с плотью, но без признаков жизни. В какой-то момент он начал замечать, что первый уже взят тленом и руки начинают чернеть, а во рту у него, второго, появился привкус этого тлена. Мертвец теперь был под пленкой и вдруг начал шевелиться и протягивать к нему руки. Выходит, он, первый, был ещё жив, и следовало снять пленку, чтобы дать возможность ему дышать. Но он, второй, не делает этого и после некоторого замешательства молча уходит.

 

     Проснулся Андрей в ужасном состоянии духа и прошептал: бедная душа моя, нет тебе покоя ни днем, ни ночью.

     Бездна подсознания, что ты делаешь с нами. Ты определяешь падения и взлеты, ненависть и любовь, надежды и отчаяние, страх и веру, ценности и значимости, творчество, ты определяешь жизнь и смерть нашу.

     Гонец лежал на полу рядом и поскуливал. Утреннее солнце пробивалось сквозь штору. Андрей встал с постели, подошел к окну и откинул штору к стене. При этом непроизвольно потревожил ночную бабочку нашедшую приют за шторой. Она взмахнула крылышками и стала метаться под беспощадными солнечными лучами в поисках нового убежища. О, как хотела она жить, всем трепетом крылышек, каждой клеточкой своего бархатного тельца. Не так ли и человек, подумал он.

     На маяк, на маяк, - повторил несколько раз вслух. Там, даст бог, и приободрюсь, обнадежил он себя мысленно.

     Теперь каждый раз, отправляясь на маяк, Андрей брал с собой Гонца. Водил его одной и той же дорогой, нередко приговаривая: "Запоминай этот путь, запоминай хорошо. Недалек час, когда пойдешь один, пойдешь с вестью".

     На маяке Гонцу нравилось. Здесь было вкусное, сытое, прохладное раздолье. Но в его собачьей душе и намека не возникало к тому, чтобы оставить Андрея с его душной городской квартирой и остаться на маяке. На поверку собачья преданность нередко оказывается надежнее человеческой.

 

 

     Среди ночи Святослава разбудил телефонный звонок. Он по привычке подхватил трубку и, уже освобождаясь от сна, бормотал: слушаю.. ножевые ранения в надчревную область?... без сознания?... дежурка ушла?... еду.

     У входа в приемное отделение его встретил дежурный хирург, тут же пояснил:  

     - Скончался от ран, не успели и в операционную поднять.

     Вошли в приемный покой. На одной кушетке лежал труп, прикрытый простыней, на другой - бомж. Дежурный напустился на санитара:

     - Я же приказал вынести!

     Святослав поднял руку, требуя тишины, и присел рядом. Сразу отметил состояние шока. Стал осматривать, через три минуты встал и сказал:

     - Пишите, перфоративная гастродуоденальная язва. Немедленно в операционную!

     - Да как же такую грязь тащить в операционную! - воскликнул дежурный.

     - В стерильный пакет, операционное поле оголить и обработать, - тихо, но твердо произнёс Святослав. – Попробуем дать ему шанс на жизнь.

     За операционным столом Святослав простоял до рассвета. Когда вышел в предоперационную комнату, медсестра спросила:

     - В какую палату, Святослав Юрьевич? Реанимация занята.

     - В шестую, там было свободное место.

     - Горшков уже ругался, что в его палату посторонних кладем. А здесь бомж, Святослав Юрьевич, - робко возразила сестра.

     - У нас государственная больница, и здесь нет палат, принадлежащих частным лицам. В этой палате у нас новое реанимационное оборудование. Вы же всё знаете.

     - Знать то знаю, только опять скандал будет.

     - Делайте, что говорю, - ответил он устало.

     Мимо вывезли из операционной больного. Только сейчас Святослав заметил, насколько тот грязен.      

     - Скажите нянькам, чтобы отмыли, - сказал и покинул операционный блок.

     Боже, как я устал, - подумал он в своём кабинете, повалился на диван и тут же уснул.

 

     Бездомный пришел в себя. Святослав осмотрел швы, спросил:

     - Как себя чувствуете?

     - Лучше бы я сдох, доктор, чем такая жизнь, - прохрипел больной в ответ.

     - Поживете ещё, - спокойно возразил Святослав.

     Бомж огляделся по сторонам:

     - У вас как в раю.

     Рай тебе этот на десять дней. Дальше опять подворотня и помойка, - подумал Святослав.   

     Мысли прервал второй постоялец палаты. Он вклинился с возмущением:

     - Доктор, как это понимать?!

     И рукой указал на бомжа.

     - А что здесь понимать? Ваш сосед по палате. Знакомьтесь, беседуйте, обменивайтесь жизненным опытом, - на последних словах Святослав чуть усмехнулся.

     Привилегированный больной взорвался и стал кричать:

     - Я буду жаловаться самому Горшкову!

     - Да хоть господу богу, - спокойно ответил Святослав. – И тише, пожалуйста, здесь ведь тяжелобольные.   

     Когда покинули палату, старшая медсестра прошептала:

     - Я же говорила…

     Святослав спокойно прервал:

     - Поймите, врач не вправе решать: вот этому помогу, чтобы жил, а этого оставлю в покое, чтобы умирал. Никто нам такого права не давал.

     Навстречу из соседней палаты выскочила Магда. Глаза её сверкали негодованием. Увидев Святослава, она тут же, задыхаясь от возмущения, заявила:

     - Святослав Юрьевич, вы как хотите, а я так не могу!

     - Что ещё случилось?

     - Я не могу больше обслуживать эти элитные палаты!

     - В чем дело? Объясни толком.

     - Больная Королевская затребовала вначале утку. Няньки рядом не было, я подала, затем убрала. Дальше она затребовала, чтобы я поставила ей свечку в задницу для лечения геморроя. Будто сама не может, будто я процедурная медсестра. Но я себя переборола, одела перчатку и засунула ей свечку в то самое место. Исключительно из уважения к вам, Святослав Юрьевич, и к престижу заведения.

     Все засмеялись, Святослав улыбнулся.

     - Вам смешно. А вы послушайте дальше. Я ей свечку поставила, а она требует, чтобы я ей подула в задницу.

     Смеялся уже и Святослав:

     - Дуть-то зачем?

     - Печет, говорит, - и Магда, не удержавшись, высказалась: - Пусть ей в жопу дует её ё…  

     Все уже хохотали. Умеряя смех, Святослав подводил итог:

     - Операция у неё пустяковая, может на худой конец и сама, извернувшись, подуть себе.

     И переходя на более-менее серьезный тон, добавил:

     - И утку ей больше не подноси. Она вполне может сама ходить в туалет, тем более санузел в палате.

     А Магда, выпустив пар негодования, в остатке сообщила:

     - Корчит из себя миллионершу, а на деле - скупердяйка. Копейки не даст, считает, что ублажать её должны здесь за так.

     Святослав поправил:

     - Может и миллионерша. Давно известно: не от убожества скупость вышла, от богатства.

     А по коридору уже кричала дежурная медсестра:

     - Святослав Юрьевич, вас к телефону!

     Святослав подошел к посту и взял телефонную трубку. Хриплый голос Горшкова кусался:

     - Я тебя предупреждал. Но ты умудрился бомжа засунуть в палату. Хочешь власть заразить туберкулезом или СПИДом.

     - Раз вы власть извольте позаботиться о том, чтобы граждане имели возможность получать качественное медицинское обслуживание, - тихо и внятно ответил Святослав.

     На другом конце голос взвинтился и с хриплого перескочил на дребезжащий:

     - Ты что себе возомнил! Да я тебя в порошок сотру! Козёл!

     Святослав аккуратно положил трубку и тихо произнес:

     - И соберутся пред ним все народы; и отделит одних от других, как пастырь отделяет овец от козлов.

     Заметив удивленный взгляд дежурной медсестры, добавил:

     - От Матфея, глава двадцать пятая, стих тридцать второй.

     Удивления в глазах медсестры прибавилось.