Проза

 

Весёлые кучевые облачка плыли в вышине и, казалось, перегоняли друг друга. Оттуда же сверху доносилась самозабвенная песнь жаворонка. Травка и редкие деревца радовали свежей зеленью. Лёгкий ветерок овевал прохладой.

Всё, что творилось вокруг, влекло к себе и не отпускало. Даже лягушачьи трели, несущиеся из большой - большой лужи, принимаемой земноводными за болотце, казались приятной мелодией.

Что и говорить, порой трудно покидать этот рай, заставлять себя  лезть под землю. А перед этим идти по поселковой дороге, хотя идти – то всего ничего: миновать дымящийся террикон и заваленный старой техникой шахтный двор. Потом «прощай солнце, прощай свет»… Трудно себя переломить. Но наступило время спускаться в шахту.

В раздевалке увиделся с ребятами. Молча пожимаем друг другу руки. Подошёл к своему одежному ящичку. На ящичке крупно написано «Мирон Осянин».

Неспешное одевание. Это давно уже привычный ритуал.

Носки, нательное белье, портянки, куртка, брюки, пояс, резиновые сапоги. Взял сумку с маской.

Одевшись в робу, надел свою каску с налобным фонарём и с аккумулятором; взял тормозок; вышел из раздевалки; последним зашёл в клеть;  дверь захлопнулась; лязгнул замок; раздался сигнал отправления; поползли вниз. Все молчат. Насуплены. Не до разговоров. Только пацаны – ученики вполголоса обсуждали cвои происшествия и время от времени чему-то прыскали.

Грохот и лязг клети сопровождали нас во время спуска.

Осветительные фонари, повешенные вдоль шахтного ствола, периодически освещали строгие лица, выхватывая их из темноты.

Спустились. Клеть клацнула, распахнулась. Поздоровались с ребятами, которых мы сменяли. Лица у всех чёрные, в угольной пыли. Только зубы и белки глаз сверкают. Смеются. «Конечно, им весело - у них работа позади, ждут подъёма», - подумалось.

Не стали ждать попутных вагонеток. По рельсам узкоколейки пошли по направлению к нашей выработке. Миша Грачёв, то же, как я, проходчик, и горнорабочие очистного забоя Жора Филин, Сергей Тропской, крепильщик Сурин Коля. Все из нашей бригады. Лет пять мы работаем вместе. А знаем друг друга, считай, с детства. В соседних посёлках живём…

Идём, слышно лишь как шарканье многих ног отдаляется от центрального шахтного ствола…

Лампочки рудничных светильников слабо освещают штрек; слои пыли и тумана плавают в воздухе. Но дышалось нормально. Вентиляционных каналов на этом участке  проложено много, слава богу.

Повернули за угол. Идти оставалось недалеко, метров пятьсот. Вдруг где-то сзади и сбоку мы услышали два мощных хлопка и грохот, похожий на шум лавины. Грохот сопровождался ужасающим треском. Как будто рвалось огромное полотнище. Моментально появилось задымление. Запершило в горле.

Мы, все пятеро, тотчас среагировали, рванули в боковой штрек.

«Как зайцы», - промелькнуло в сознании.

- Обрушение в выработке, - раздался по громкой связи крик позади нас. – Взрыв в пласте. Метан и угарный могут быть! Ребята! Одевайте респираторы,  противогазы! – Судя по голосу, это крикнул Леонид Кокорин, бригадир взрывников нашей смены. – Налобные фонари лучше погасить.

«А вот тут ты не прав, Леня. Cветильники уже давно стали не взрывоопасны!» - ответил я мысленно.

Мы и без его напоминаний на ходу натянули на себя маски. Сзади опять угрожающе затрещало – по уходящему звуку казалось, разрывается земля до самого верха, до поверхности. Так и виделось, что дома, сады, дороги – всё валится в пропасть, в огромный провал… Раздался мощный взрыв, потом ещё несколько хлопков послабее и чьи – то голоса, доходящие сначала до высокого визга, а затем резко обрывавшиеся, будто придавленные громадной тяжестью.

Кругом сыпались куски породы. Огромные и мелкие камни. Пыль мгновенно заполнила всё пространство…

Мы продолжали бежать по забойному коридору всё дальше и дальше от шахтного ствола. Чем дальше от взрыва, тем больше шансов уцелеть… По крошеву бежать было трудно: подошвы сапог всё время проскальзывали.

Через какое-то время общее освещение поморгало и погасло. Но у нас были автономные светильники.

Треск и грохот, раздававшиеся за нашей спиной, затихали, становились глуше, но, всё равно, позволяли ясно представить себе картины происходивших разрушений: змеились трещины, бегущие по стенам и по полу туннелей; внезапно появлялись провалы в полу; лопались крепёжные стойки, бетонные крепи; обрушались потолочные перекрытия…. И всюду камнепад и пыль…

Бежали долго и вот, обессиленные, свалились на горку угля. Огляделись, видим, что оказались в какой-то незнакомой откаточной горной выработке.

Никак не могли наладить нормальное дыхание и долго сквозь дыхательные фильтры слышались хрипы и затруднённые вздохи. Головная боль стала мучить каждого из нас.

Усталость не позволяла даже открыть глаза…Решили, что тут ещё может быть скопление газов. Поэтому сочли необходимым превозмочь усталость и уходить подальше, искать более безопасное место.

Шли и шли. Шли толпой. Благо тут были довольно широкие штреки. Анкерная крепь, хоть и давних времён, но внушала уверенность. Шли, с трудом поднимая свинцовые от тяжести ноги.

Перешли какую – то подземную реку.

«Точно никогда тут не был», - подумалось.

- Километров пятнадцать отмахали, - оценил Николай.

- А не двадцать ли? – уточнил Сергей.

- К двадцати поближе, - Жора Филин не был склонен, как и все мы, к многословию.

Голод и усталость снова свалили нас.

- Ребята! Я оставлю свой фонарь гореть, - предложил я, - А вы пока выключайте свои. Сэкономим.

Сели прямо на пол и в полутьме немного перехватили из своих тормозков, «притормозили» как у нас говорят.

- Интересно, а когда нас искать пойдут? – спросил Миша Грачёв.

- А услышим ли мы их? – полюбопытствовал Жора Филин.

- Грохот отбойных молотков? Услышать сможем, если вернёмся туда, – пояснил другой горняк Сурин Коля, кивнув головой в направлении, откуда мы пришли. – Но пока опасно возвращаться – могут ещё взрывы последовать. Я, например, ни за что не вернусь к подъёмному стволу! Не тянет! Совсем не тянет! – Коля почти перешёл на какой – то капризный тон.

- Да и завалено всё. Обрушений много. Как возвращаться? - Это уже Сергей Тропской вступил в разговор.

- А давайте-ка, поспим здесь. Мы все устали, а силы ещё понадобятся нам. Тут тихо. – За моим предложением последовало молчание. Все посапывали – было слышно сквозь фильтры масок. – Возвращаться, как ни горько, нам нельзя – там всё в завалах. Предстоит искать новые ходы, новые лазы, - добавил я.

- Похоже, - послышалось от кого – то из напарников.

Потом все деловито стали укладываться.

- Мирон, - обратился ко мне Михаил, - туши свою люстру.

Проспали мы часа два-три. Головная боль у каждого из нас как будто прошла; никто не жаловался.

Где-то рядом громко капало.

В тормозках были ещё хлеб и колбаса. Притормозили. Запасы воды ещё оставались у каждого.

Снова решили идти. Искать выходы наверх. И пока не снимать масок. Сергей сказал, что с бригадиром спасателей они как-то обследовали эти места на предмет проверки пожароопасности. Ему помнится, что где – то подальше был колодец – запасной шахтный выход.

Пошли. Шли плотной группой.

Долго Сергей водил нас, но потом отказался от своей затеи:

- Нет, не помню, где этот ход.

Сделали привал. Доели остатки колбасы и хлеба, разделив их между собой.

Пошли дальше по забойному коридору. В одном из штреков вдруг всем предстали видения – светлячки. Светляки гнездились на деревянной крепи – хвойных необработанных брёвнах. Светлячков было так много, что они ярко освещали штрек. Даже в налобных фонарях, которые мы использовали по - очереди, нужда отпала – так было светло.

- Раз светлячки тут живут, значит дышат! Ребята! Наверное, можно снять маски?

Я стянул маску, вздохнул. И утвердительно кивнул всем.

Какая -то сила упорно продолжала гнать нас прочь. И мы шли, шли и шли.

Вскоре мы потеряли счёт времени. Да мы и сами потерялись во времени. Часов не было ни у кого. Реальность представала перед нашими глазами одной сплошной кинолентой, на которой высвечивались усталость, голод, шарканье ног, далёкий гул обвалов, тёмные бесконечные коридоры, низкие потолочные перекрытия… Всплески света иногда выхватывали из темноты смещения и преломления вееров теней, пересечения их вкривь и вкось… Далёкий грохот преследовал нас. Наверное, он и продолжал гнать нас подальше от места катастрофы.

В один из дней, кажется на третий или четвёртый день пребывания под землёй,  посторонние рычание и хрипы вдруг стали подстерегать нас. Так нам казалось. Все это слышали. Причудами ветра это не могло быть. Ветер тут явно отсутствовал. Решили, что это слуховые галлюцинации. Мы доходили до угла какой-нибудь выработки. Осторожно высовывались, но ничего не встречали. Шли вперёд и снова всё повторялось…

Потом стало казаться, что кругом на нас смотрят глаза, налитые кровью. Как будто стаи волков окружали нас. Сколько не три глаза, а видения не исчезали.

Состояние наше можно было описать как «наполовину бодры» и «наполовину вялые и сонные». Оба утверждения были верными.

- Ребята! А не сходим ли мы с ума? – обратился я к попутчикам. – Это всё – от усталости?

- От усталости и от голода… Хорошо хоть вода есть…

Мы договорились, что  о еде говорить не будем. Так легче переносить голод. Договориться договорились, но про себя я невольно всё время перечислял различные блюда. Причём отмечал про себя, какие блюда наиболее явственно представлялись мне. Так из первых блюд я называл борщ, щи и шурпу. Откуда я вытащил эту шурпу, из каких таких закоулков памяти? Я в Средней Азии не был. Служил в армии я на Дальнем Востоке. В редкие походы в кафе, закусочные, не говоря уж о ресторанах, я шурпу не пробовал. Так вот, при молчаливом произнесении названия этого супа я ясно представлял себе плоскую домашнюю лапшу, ароматные куски мяса… Причём, лапшу я мысленно глотал и глотал… как наяву. И делал это, ощущая вкус наваристого супа и вкуснейшей лапши. А другие блюда – борщ и щи я представлял себе не так ярко.

Недавно в книге «О вкусной и здоровой пище» среди множества рецептов шурпы я не обнаружил ни одного, в котором упоминалась бы домашняя лапша.

Из вторых блюд при молчаливом произнесении слова «шашлык» зримо представлялись мне поджаристые края сочного мяса, сдобренного кетчупом и лимонным соком… Блины, пельмени я тоже видел очень осязаемо. Блины были выпечены ноздреватыми, проложенные кусочками сливочного масла. Рядом со стопкой блинов стояла пиала со сметаной… Блюдо же с пельменями дымилось и дышало тончайшим ароматом укропа и уксуса… И на краю тарелки обязательно был жирный след горчицы…

 В голове возникали различные блюда, и путь, которым мы с ребятами шли, казался для меня не таким заметным и не таким утомительным.

Запомнилось мне, что в одном месте какой-то туман заполнил всё вокруг. Туман царил и в нашем сознании. С тех пор сознание, о себе это скажу точно, во всё время пребывания под землёй, не прояснялось.

Через какое-то время уловили чьи-то шаги. К нам кто-то шёл. Если это не кажущиеся слуховые ощущения. Были слышны тяжёлые шаги крупного человека или животного и сопровождало их… птичье пение. Каждый из нас был настороже. Я видел в глазах шахтёров и в их позах ожидание. Все мы ждали, но не знали чего. И вот в лёгкой дымке, плавающей в туннеле, проступила колоритная фигура бородача с клеткой. Постояла фигура и исчезла. Совсем исчезла.

Я понял! Это спасатель из детской сказки. В любом шахтёрском посёлке известен волшебный спасатель. Ходит он по шахтным выработкам и спасает людей. По одному и группами… С детства мы о нём слышали. Не знаю, один я его сейчас видел или нет? Я не стал делиться с ребятами своими впечатлениями. На всякий случай. Могут же подумать, что я «ку-ку», и будут сторониться… Ребята тоже молчали. Может, из тех же соображений…

Предметы экипировки спасателя врезались в сознание – красный шлем и красный комбинезон горного спасателя, широченный брезентовый жёлтый пояс, связка канатов, рюкзак... В клетке, закреплённой на плече спасателя, неустанно пел кенор и беспокойно суетилась белая мышь. И кенор и мышь вместе! В одной клетке! Как их звали в сказке? Неужели забыл? Нет! Они - Норуха и Свистун.

- Ребята! Спать опять хочется – жуть! Давайте поспим. – Это предложил Сергей.

Все охотно согласились.

Во сне я разговаривал со спасателем.

Он рассказал мне, что под землёй есть много туннелей рукотворных и созданных природой. Каменоломни, галереи, катакомбы и коридоры повсюду. Весь континент наш пронизан ходами. С востока на запад, с севера на юг. Много пещер. Есть пещеры, длина которых не изучена. Встречаются ходы, проделанные вулканической лавой… Есть копанки и колодцы. Провалы… Каналы с водой и сухие…

 Впереди могут встретиться, рассказал далее спасатель, плантации вредных и полезных грибов.

- А как съедобные от вредных грибов отличить?

- Я подхожу просто. Если трупиков мышей возле нет, то есть можно. И наоборот. Потом под землёй озёра имеются и реки. А в воде, бывает, и раки есть…

Есть озера с медузами… Но их лучше не трогать – ожогами одарят.

Потом спасатель сказал:

                  - Спи, Мирон. Чтобы выбраться отсюда силы тебе понадобятся. Много идти ещё предстоит. Но наверх выйдите. Главное, верьте в себя и верьте в людей.

                  И исчез.

                  То, что знал он моё имя – я не удивился. А как же иначе? А вот по поводу веры… Верить? Да! Без веры никак нельзя!

  Проснулись мы, и молча плотной группой отправились в путь.

Время от времени кто-то из шахтёров неожиданно вдруг срывался с места и бежал какое-то расстояние. И это, несмотря на усталость. После объяснял, что ему показался столб света, падавший сверху в конце коридора…

Могло вдруг внезапно послышаться хлопанье крыльев. Судя по звуку –  большой птицы. Но источника шума не было видно. Так повторялось несколько раз…

Иногда вдруг слышалось частое-частое шлёпанье босых ног. И тоже, когда включали налобные фонари, в наше поле зрения ничего не попадало…

А иной раз лишь звенящая тишина разливалась кругом… Такая удивительная тишина, что любой звук был бы лишним и казался бы громом.

Признаки присутствия разных животных встречались. Так долгое время нас сопровождал гогот, писки, крики, рёв… Но видеть при этом нам не удавалось никого… Совсем никого…

Мы поняли, что из-за голода и усталости перед нами возникают слуховые и визуальные миражи, видения, галлюцинации.

Пить не хотелось. Питьё у нас было. Подземные грунтовые воды были в встречавшихся каналах и в реках. Так как не пить мы не могли, а воды эти были отфильтрованы в слоях почвы, то пили, не опасаясь какой – либо заразы.

Временами мы попадали то в область какого-то жёлтого мерцания, то голубого свечения.

Грибы, о которых говорил спасатель, нам так и не встретились.

В одном месте нам повстречались бойкие ручьи, по берегам которых виднелись какие-то бесцветные безвкусные ростки, а на дне росли бледные-бледные водоросли. На вкус они были пресными. Был ручей, в котором водились рыбки – вьюны. Вьюны даже сырые были пригодны в пищу. Да что там пригодны, это была отличная еда. Целый день мы провели возле ручья, пока не извели всю рыбу.

Ели, конечно же, сырыми. Спички и зажигалки никто из нас с собой не берёт. И под землёй никто не курит. Опасно!

Там же, у ручья, кругом порхали бабочки. Как будто весна пришла сюда, в подземелье. Какой-то райский уголок. Только солнца не хватало. Казалось, вот-вот, где-то здесь будет выход. Мы усиленно искали его. Но ничего не нашли.

Из иных живых существ нам через пару дней повстречались летучие мыши и огромные улитки. Мы ели и тех и других. Улиток мы ели с удовольствием, ушанов – с отвращением и не все из нас. Но главное не заболели вопреки опасениям. Ведь мыши и улитки – переносчики паразитов.

На нашем пути не раз встречались и пещеры, галереи пещер. В одном из залов просторной пещеры встретились как бивни и, как театральный занавес, шерстяной бок... Это была холодная пещера, похоже, вымыта она была ручьём в глыбе льда, в которой стоял, именно стоял, огромный зверь. Голова его терялась где-то высоко в тёмноте. Сколько мы не высвечивали зверя, увидеть целиком его мы не смогли. Не смогли, но поняли, конечно, что это был мамонт.

Мясо зверя добыть мы смогли немного. Для добычи его мы использовали защитные каски. И дня два-три каждый из нас питался потом замороженным мясом мамонта. Когда мясо полностью таяло во рту, то оно расползалось на волокна, и есть его становилось неприятно. Полость рта набивалась быстросохнущими, трудно проглатываемыми волокнами. Поэтому мы глотали мясо кусками, пока они не были до конца растаявшими.

Позже, помню, нам встретилась ещё одна огромная пещера. Пещера была целиком из гранита. Освещалась она загадочным светом. Всё пространство светилось, а откуда исходил этот свет – неясно. Стены, пол, потолок казались облитыми волшебным светом. Впечатление было таким, будто бы поверхность гранита была когда-то расплавлена.

Через несколько дней мы, когда еды не стало, голодные, усталые, измученные видениями и бесконечным подземным путём, ловили иногда себя на том, что дальше сможем лишь ползти на четвереньках, а ещё лучше – лечь и заснуть на месте …

В своих снах мы продолжали упорно идти пешком, к середине ночи шли уже на четвереньках, а к утру – ползком. Через такие сны проходил каждый из нас.

Когда идти становилось невмочь, мы обессиленные, опускались на землю и засыпали…

Испытывали иногда мы чувство страха, а то и жути. Об этом можно было судить по коротким репликам ребят.

Однажды проснулись от неясных звуков… Рядом с нами раздавалось какое-то рычание, шамканье, бормотанье… Вслушивались в эти звуки равнодушно. Думали, что вернулись слуховые галлюцинации…

С трудом разлепили глаза, встали и… услышали как кто-то улепётывает от нас. В свете загоревших налобных фонарей удалось разглядеть лишь какую-то неясную фигуру, быстро уменьшавшуюся  в размерах по мере удаления вглубь штрека… Преследовать это существо никто не решился, да и сил на это не было.

Проснулись окончательно лишь, когда обнаружили Жору Филина, всё ещё лежащим на земле… Грудь Георгия была проткнута строительной скобой… Ужасное зрелище… Ощупывая и осматривая тело Георгия, ещё тёплое, обнаружили, что кисть руки его была перегрызена.

- Людоед тут бродит, – безошибочно определил Николай. - А иначе для чего ему руки грызть?

- Семья у Жоры есть? Кто-нибудь знает? – спросил Михаил.

Про Жору и его семью мы действительно знали мало. В гости он не ходил и к себе не звал.

Откликнулся Сергей Тропской:

- Я недалеко от его дома живу, в Тополином.  С ним мать и дядька живут. Отец и два брата все в разное время были засыпаны в шахте… Обвалы… Весёлым Жора был. Гитарист. Вечерами много народу вокруг себя собирал. Пел хорошо.

- Да, Георгий был самый остроумный в нашей бригаде, - заметил я.

Решили тело Жоры завалить кусками угля. Так и сделали. Вручную набрали куски породы и завалили тело. С его каски сняли фонарь и аккумулятор, а каску водрузили сверху.

Ни листка бумаги, ни фанерки, ни карандаша, чтобы написать его ФИО, не было.

Посидели возле могилы. Лица у всех чёрные от угля. Да и бороды с усами у каждого не делают лица светлее.

- Родные нас такими не узнали бы.

- Кто же этот убийца? – спросил я вслух. Какой-то одичавший шахтёр? О пропавших без вести я что-то не припоминаю. После последних катастроф всех, по-моему, подняли? Под землёй никого не оставили. И никогда я не слышал о бродячих шахтёрах…

- Не наш он. С другой какой-то шахты. Так выходит.

- Ребята! А вдруг он не один такой? – задумался вслух Тропской. – И бродит тут их целая шайка…

- Ну, это вряд ли. Не стоит нагнетать.

- По ночам нам теперь надо будет дежурить. – Вступил в разговор Михаил Грачёв. - Раз за нами охотится убийца… Может, что звенящее вокруг места ночёвки устанавливать? Но что? Каски? Нельзя! Каски – это защита. Да и периодически надо включать налобные фонари – это уж само собой. Тогда убийца не сможет незаметно подойти к нам. Да, дежурить надо строго…

- Ребята! – Обратился Сурин Николай. - Я рулон скотча с собой таскаю.

- Да знаем же мы. Ты дыры на своих голенищах клейкой лентой обматываешь,-  рассмеялся Сергей Тропской.

- Во-во! Может лентой перегородить подход к нам?

- А что? Это мысль! Наткнётся в темноте и свалится. Услышим.

- Только бы нам услышать…

- Я обмотаю перед сном крепёжный ствол на одной и на другой стороне штрека, – деловито сказал Коля. - И могу первым подежурить. Пару часов покараулю и следующего разбужу. Если до этого он не появится.

С порядком ночёвки определились. Можно было двигать дальше. Постояли ещё недолго возле угольного холмика с телом Филина. Сверху холмик венчала шахтёрская каска. Обычная могила шахтёра. Мысленно попрощались. Пошли. Молчали, лишь шарканье ног теперь уже четверых рабочих раздавалось в тишине.

Cурин Коля, как и договорились, первым заступил на дежурство. Он раза три – четыре обмотал скотчем проход от стойки до стойки. Сам уселся, привалившись спиной к стояку, первому возле обмотанных столбов:

- Спите, ребята! Я на часах. Как в армии. Сергей, ты – следующий!

- Лады! Спокойной ночи,   мужики!

- Спокойной ночи!

Никаких эмоций от потери товарища я не испытывал. Безразличие охватило меня. О других ребятах ничего сказать не могу – не делились.

Но ночь не была спокойной.

Под утро какая-то возня, хрипы и шамканье разбудили всех разом. Место ночлега освещалось налобным фонарём Николая Сурина. Шахтёрская каска его валялась на земле. Все тотчас включили свои коногонки.

Какая-то фигура в тряпье лежала на Николае и хрустела, пытаясь перегрызть его руку…

Куском арматуры у Николая был пронзён глаз. Но это мы обнаружили позже.

Пока же мы не сговариваясь, молча, все разом навалились на убийцу и схватили его. Держали крепко.

- Кто это? Я не знаю. – Сергей Тропской сам задал и тут же ответил на свой вопрос.

- Мне он тоже не знаком, - констатировал Грачёв Михаил, осветив убийцу. – А ты как, можешь узнать его, Мирон?

- И мне не знаком он, - подытожил я. – Ты в темноте видишь что ли? – обратился я к пленнику, обратив внимание на то, что ленты скотч висели нетронутыми.

Этот тип в ответ лишь зло улыбался. Он попытался изловчиться и укусить меня за руку. Весь рот, борода и подбородок его были в крови. Лицо незнакомца от самых глаз всё заросло рыжим волосом …

- Смотри, кусается, гад! Осторожнее, ребята!

Не сговариваясь, мы подтащили убийцу к луже, прижали его ко дну, подождали, пока тот, побившись в конвульсиях, не захлебнулся. Так и бросили его, лежащим в луже.

- Как же так? Коля ведь совсем недавно говорил с нами… Был живой, - только и смог произнести я.

Потом пришлось нам опять выполнять уже ставший привычным ритуал похорон Николая… Шатаясь от усталости и горя, мы сделали всё, что должны были сделать. Постояли молча возле импровизированной могилы и побрели дальше.

Осталось нас всего трое. Из пятерых.

В штольне, тянущейся поперёк нашего пути, обнаружили вдруг рельсы. Обычные рельсы. Но очень уж ржавые. Они уходили вправо и влево. Пошли вправо по этим рельсам. Где-то они должны же кончиться. Куда-то они приведут нас.

В какой-то момент услышали встречное шарканье… Вздохи, тяжёлые вздохи, тяжёлые шаги…

- Ребята, соберитесь! – скомандовал я. А про себя отметил - «Опять галлюцинация».

Нам навстречу вдруг вынесло старую слепую клячу. А может это нас на неё вынесло? Она была запряжена в ржавую вагонетку. Знаете ведь, на многих шахтах держали таких доходяг, часто слепых, которые трудились – возили крепёж, уголь,…

Каждый из нас счёл долгом подойти к лошади и погладить – кто по крупу, кто по морде. И при каждом из наших прикосновений лошадь одобрительно фыркала и кивала седой головой.

В вагонетку этой лошади была навалена куча тряпья, в которую мы все невольно свалились и мгновенно заснули.

Со временем всякий сон кончается. Точно также случилось и с нами – проснулись. Проснулись явно не под землёй – воздух-то совсем иной! Проснулись на поверхности. Разбудил нас мелкий дождичек. И свет! Тусклый, сумеречный, но свет! Поверхность встретила нас хмуро. Но нас радовали эти капли дождя, орошавшие наши заросшие лица, этот скудный свет уходящего дня.

 Оказались мы в окружении незнакомых терриконов, поросших мелким кустарником. Узкоколейка, вся в зарослях высоченной крапивы, шла между терриконами, подбиралась к пруду, берега которого живописно украшали корявые раскидистые ивы, и уходила под воду. Над ивами время от времени бесшумно вспархивали большие тёмные птицы.

- Ребята! Смотрите! Посёлок...

Cквозь дождевую пелену проступали очертания изб посёлка. Пара окон уютно светилась.

- Смотрите-ка! А из трубы дым столбом идёт…

-  И дымок тот щами пахнет…- это мечтательно произнёс самый младший из нас – Сергей.