Проза

Ярик и мама сцепились недобрыми взглядами.

- Мама, это Ярик, Ярик, это мама.

Мой друг кивнул, а мама только внимательнее всмотрелась в него, словно это незначительное движение показалось ей подозрительно добродушным. Ярик, честно сказать, не внушал доверия: костлявая фигура, агрессивный наклон бритой головы, вечно сжатый правый кулак, расстегнутая до середины груди цветастая рубаха, рыжая барсетка, напоминавшая кирпич, и неразборчивое тату на шее. Мама не двигалась с места, словно призывая Ярика объясниться в чем-то, но тот бестолково и мрачно молчал, тяжело дыша после подъема на восьмой этаж – лифт опять не работал.

- Он сегодня у нас переночует, ладно? – спросил я. – Ему негде.

Тут мама по-настоящему возмутилась и, кажется, пыталась предложить свой вариант развития событий, но я опередил:

- Это на одну ночь. Не больше. Да ведь, Ярик?

Он снова лишь кивнул.

- Холодильник пустой, - зачем-то предупредила она и бочком попятилась в свою комнату, откуда слышался визгливый и хрипучий телевизор.

Мы, соответственно, обосновались у меня. Ярик извлек из своей барсетки бутылочку какого-то терпкого бальзама и даже рыбные снеки. Мы принялись сумерничать и вяло пьянствовать. Ярик непрестанно жаловался на свою «сожительницу» - с девушкой Лидой они снимали душную однокомнатную квартиру на окраине и все не могли определиться, в каких отношениях состоят. От этого и проистекали их ссоры: то Ярик напирал слишком активно, то Лида обижалась, когда узнавала, что ее сожитель завел роман на стороне. В этот раз все было серьезнее: она застала его в тот момент, когда он стягивал с тугой груди некоей блондинки ажурный цепкий лифчик.

- Я думал, она работает, а она за каким-то хером приперлась… - распинался Ярик.

Тем не менее, свое положение Ярик отказывался признавать безнадежным.

- Я же ничо сделать не успел. Даже лифчик снять, - говорил он.

Тем более, что, по его мнению, между ним и Лидой установилась вполне себе романтическая связь.

- Я ее однажды даже в кино звал. Правда, она не пошла.

Ярик был уверен, что Лида не протянет без него долго. Я во всем поддерживал друга и призывал его крепиться.

- Это конечно, - кивал Ярик, - я ей звонить не буду. Сама позвонит. Сучка.

Я был горд тем, что у меня есть такой дружище, который своим поведением демонстрирует мне, как нужно обходиться с противоположным полом. Однако, на утро Ярика было не узнать. Оплывший лицом и разбитый топким похмельем, он сразу после нашего пробуждения признался мне, что намеревается добиться прощения Лиды.

- На руках не висни, - предупредил он. – Я без нее не могу.

Я придержал при себе совет выждать хотя бы до завтра и, шутливо перекрестив напоследок, отправил его за амурными победами.

- Ушел? – спросила мама, выглядывая на звук запираемой двери.

- Да, а что?

Она была не в себе, растрепанная, бледная, узкоглазая после непродолжительного сна.

- Что случилось? – спросил я.

- А ничего, - злобно прошептала мама, будто Ярик мог подслушать нас. – Что это у тебя за друзья такие?

Оказывается, она не спала полночи, переживая за то, что Ярик не тот, за кого себя выдает. Она придумала себе, что он, будучи знаком со мной пару дней, обвел меня вокруг пальца, добился моего доверия, напросился в гости и теперь выжидает момент, когда все заснут, чтобы свершить чудовищное злодеяние, перерезать всем глотки и обчистить квартиру. Мама, испуганная, но мужественная женщина, запаслась ножом и держала его под подушкой.

- Я его до четырех утра ждала, - сообщила она мне.

На всякий случай она перепрятала с одного места в другое все драгоценности, сбережения и даже какой-то китайский сервиз, за который когда-то отдала «бешеные деньги».

Я смеялся до слез. Она колотила меня по плечам и призывала серьезно отнестись к ее переживаниям.

Через два часа позвонил Ярик и пригласил меня в «ресторан». Рестораном он называл любую самую дряблую и вонючую корчму: «Сидим нормально? Нормально. Мухи не кусают? Не кусают. Сервис есть? Есть. Чем не ресторан?» - приговаривал он.

В ресторане «Мутный глаз» шумно было даже при безлюдье – его близко огибала кипучая многополосная магистраль.

- Пустила? – спросил я.

- Не-а, - сказал Ярик.

- А чо лыбишься тогда?

- Знаю.

- Чо ты знаешь?

- Знаю, что пустит. По глазам понял.

- Понятливый.

- Спрашиваю ее, мол, любишь меня, - рассказывал он. – Нет, говорит. А чо тогда плачешь, спрашиваю. Отвечает: соринка в глаз попала. – Он рассмеялся живым колотящимся смехом. – Прикинь, соринка!

Я смотрел на этого идиота, слушал его гогот и не хотел даже смотреть в сторону подталкиваемой мне кружки пива. Но потом я не выдержал, опрокинул тару в себя, захлебнулся пеной – и тоже рассмеялся. Над Яриком и над мамой, которая так в нем ошиблась.