Проза

Любимые занятия сопровождаются вдохновением - это краткое выражение для состояния готовности и желания. Вдохновение делает нас рабами занятия - следование вдохновению лишает нас критического суверенитета. "Должно презирать вдохновение" - слова Верлена/Бодлера.

В Советском Союзе худо-бедно в душе, в интеллигентских собраниях, на кухнях, в лесу можно было оставаться тайным либералом, но быть государственником - значило либо обречь себя на полное одиночество, либо неминуемо сближаться с теми, кто государственную идею перехватил и подменил идеей коммунистической.

А иногда кажется, что с возрастом мы просто переходим из одной кухни в другую, - кухня детства, запах сухой ромашки, чабера, тимьяна, любистка, развешенных у потолка, керосиновая лампа, тени на потолке. У плиты оттаивают поленья. Латунная утварь над плитой и венки чеснока, перца.

Одинокий печальный урод посреди непостижимого действия - в сущности, портрет зрителя - обнаруживается на картинах больших мастеров весьма часто.

А все же удивительно складываются людские судьбы...

С самого начала он вел себя неправильно:  во-первых,        поставил сарай, чтобы на мой парник падала тень,  во-вторых,       посадил свою малину...

Втыкали в каменистую землю перочинные ножички. Часто ножички втыкались в камни, летели искры, и ножички отскакивали своими острыми (тупыми) лезвиями в детей, которые с воем отпрыгивали в сторону, но ножички все-таки иногда попадали в детей, нанося им повреждения.

Однажды я увидел на улице президента. Это было возле оперного театра. У подъезда остановилось несколько лимузинов. Президент прошел мимо редкой толпы - человек может быть двадцать-тридцать. Люди смотрели на него, а он на них. На мгновение он замедлил шаг, точно чего-то ждал - казалось, бледный, настороженный, как будто неуверенный в себе. Милиции было немного. Народ молчал - президент прибавил шагу и скрылся в дверях. Сцена как отдаленное эхо "Бориса Годунова".

Тапов старался не смотреть на девок, а они, наоборот, старались на него смотреть, и до него доносились обрывки фраз: вон тот чувак, шурик придет, давно сидит, пивка взять, рыло воротит, хахаль новый, а он как бы не нарочно отворачивался...

Как тянется время? Папа любил пофилософствовать. Показывал живую нитку. Привязывал один конец к стулу: вот начало времени. Другой конец тянул - вот так оно тянется. Нитка, как правило, рвалась. Вот наша жизнь, говорил папа.

Трамвайная линия пересекает долину поперек. Она начинается где-то очень далеко, среди шума больших городов, у океана. И убегает в дикие степи, к запаху трав, к восточным базарам, коврам и тюбетейкам, к высокоприбыльным нефтяным месторождениям. Все трамваи новые, блестящие, прошедшие техосмотр.

Надо вам доложить, многотрудное это и совсем непростое дело - в одиночку-то, в большом городе промышлять. Стал Кавильский, как человек проницательный и честный, понимать механизм схождения с ума, съезда, так сказать, крыши. Всё просто - просто когда человек долго время только самому себе предоставлен, то постепенно, очень незаметно утрачиваются критерии общежития. Допустим, если один, то можно и кровать не заправлять, и постельное бельё не менять, и есть одни только полуфабрикаты, до ума их не доводя как следует. Можно хоть во сколько уходить, хоть во сколько приходить, никто тебя не ждёт, никуда ты не торопишься, не спешишь. Он один раз пьяный пришёл самым утром, и ничего, лёг, проспался, встал, снова куда-то попёрся.