Проза

...а ведь это был не хилый мостик, целая гигантская конструкция из балок и арок: вы бы сказали, что это невозможно: нет, возможно! ударные волны от взрывов: в ритме ригодона! а мы по-прежнему любовались разрывами бомб!.. фиолетовыми!.. красными!.. желтыми: в глубине этой пропасти: то есть в канале! (...)

Мама пекла лепешки я наелся. Сидел с Сергеем и вспоминали смешное старое в своей жизни. Ходили с папой на кладбище. Зашли на вокзал, а потом к коке Мане. Обедал. Почистил башмаки. Одел рубашке пионерский галстук и пошел в школу на торжественное заседание. На торжественном заседании Василий Михайлович говорил речь. После речи были две постановки. Посмеялись с :::Миня, ты все пропускаешь буквы. Пришел домой попил чаю почитал. Раскрасил. Писал дневник. Лег спать в 12 ч.

На столе стоит керосиновая лампа я перерисовываю ботанику осталось раскрасить диаграммы и дорисовать рисунки. Пришел монтер и исправил повреждение на столбе. Пил чай. Рисовал. Писал дневник за 17-е. Лег спать в 11-ом часу. P.S. Нынче утром лужи покрылись льдом и везде иней. Мороз.

Конечно, желательно записывать каждое движение вплоть до поднятия головы, взгляда, и шевеления пальцев ноги, но к этому есть препятствия. Если сейчас я без цели, не знаю чем заняться, то все эти движения, если я буду на них фиксировать внимание, будут просто-напросто ложно спроецированными моим вниманием. Чтобы их комментировать, необходимо иметь какую-то цель. Такой облом иметь цель.

Кроме того, я плохо слышу свой голос. Видимо это оттого: оттого, что я слушаю музыку. Одним словом, доктора мне, доктора.

- Мальчики, может чайку? Устали с дороги-то:
- Да нет, спасибо. Мы, вообще-то: Попили уже. Давайте, может, начнем?
- Да, да, конечно. Да, надо начинать.
Нина Ивановна немного посидела молча, выпрямившись и положив руки на колени.
- Ну, я готова.
Мелентьев и Ахметзянов встали со своих стульев, подошли к Нине Ивановне.

Проснулся в 8 ч. Попил чаю. Ходил в ОСВОД. Ездили на шлюпках в поход на остров. Ел. Юраша что-то захворал. Ходил в аптеку заказывать Юре лекарства.

...помню моих Взрослых. Они у меня, знаете ли, не шли в ногу со временем. Окуджаву не слушали и Самиздат не читали. Зато по воскресеньям каждый раз имели застолье - сколько себя помню, опять же. И, в результате невинного созерцания мною (а за застольями я научился подсматривать ещё раньше, чем за девочками - можно смело сказать, что я имел осознанный опыт с Танатосом раньше осознанного опыта с Эросом) я таки конкретно усвоил, что застолья Взрослых - вещь жутко эксклюзивная (бо меня каждый раз выгоняли "спать"!) и вообще, там присутствует некий, как сказал бы Буратино, жжутко интерресный инициативный опыт (посредством того, "что пьют"!).

Проснулся в 9 ч. Дорисовывал танк который начал рисовать вчера. Гулял. Ходил с Сергеем на электростанцию. Рисовал самолет. Ходил в город за белым хлебом. Раскрашивал самолет. Гулял. Мама примывалась. Гулял. Обедал, играл с Сергеем в шашки. Гулял. Занимался у Митюшки на турнике. Играл у Сергея дома в домино. Сергей Чекалов дал мне одну марку. Приклеивал марки писал дневник. Лег спать в 11ч.

Это закономерный для русского человека и русской мысли итог - в тридцать седьмом году сказать "прощай" революции и сделать шаг в сторону христианства.

Проснулся в 9 ч. Ходил в мастерскую портновскую с мамой. Ходил с Юрашей в город купил себе кисточку и Юре снимательных картинок. Ходил в библиотеку взял книги "Кочубей" и "С киноаппаратом по СССР". Ходил в город за ситным. Гулял. Занимался на турнике вышла 6 раз склопка. Обедал. Мама ушла в летний театр - там было собрание домашних хозяек, избирательное. Гулял с Юрой. Снимал картинки. Рисовал, глядел открытки с Юрой. Мама пришла в 12. Лег спать 12-ом часу.

Вот пуля мягко и точно ложится в геометрический центр гладкого лба, вот дьявольский монах, бледнее тумана, скалится над каменной могилой, загнанная лошадь валится набок среди клевера, яд клубится в бокале...