Жизнь как есть

Сугубо личные заметки. Молотов – Пермь – Москва. И Ракетные войска стратегического назначения

Город Пермь на Каме

Тут как-то дети (ну, «дети» – это весьма условно; младшему – 32) за столом задали вопрос: а откуда родом наши прадеды? Я несколько опешил – с чего бы вдруг? До тех пор это им было как-то активно не интересно, даже когда я начинал чего-то рассказывать из своего детства. Даже запрещали: «Опять ты про советскую власть!..» А тут просто поставили задачу – изложить все по порядку. Ну, изложить – так изложить…

1. Начало

Кама с пристани в Нижней Курье

Родился я в городе Молотове  2 февраля 1949 года в 23.40 местного времени. Воспоминания из детства – самые светлые. Оно (раннее мое детство) прошло в поселке Нижняя Курья Кировского района города Молотова.

Поселками в уральских городах назывались более-менее обособленные части города, имевшие собственное имя. В Перми это Закамск, Бахаревка, Гайва, Ераничи, Пролетарский, Владимирский, Кислотный, Сталинский (это от Башни до Завода) и проч. Такая дефиниция существовала издревле и сохранялась до начала 60-х. С началом массового строительства появилось понятие «микрорайон». Так микрорайонами изначально назывались Балатово, Городские горки. Какое-то время – примерно до начала 70-х – оба понятия существовали параллельно, но постепенно понятие «поселок» стало выходить из употребления. А с 80-х годов термин «микрорайон» получил официальный статус и нынче указывается уже на картах и в нормативных правовых актах.

Особняком стоит Мотовилиха. До начала 30-х годов это вообще была самостоятельная административная единица, к губернскому городу Пермь отношение имеющая только в статусе соседства. В то время она ограничивалась торговым ядром на протяжении улицы 1905-го года и жилыми массивами Висим, Запруд, Вышка и Язовая. Пространство от нынешнего ТЦ «Гудвин» до Егошихинского оврага было пустым и называлось Крестьянские горки. В начале 30-х годов (уже после административного объединения Мотовилихи и Перми) на этом пустыре был построен Рабочий поселок, стадион Молот, а после войны – жилой массив в стиле сталинского ампира по улице Уральской от улицы Землячки до улицы Крупской.

А собственно «городом» в обыденной речи называли часть города Молотова от Разгуляя до улицы Дальней (нынче – улица Хохрякова) и от Камы до Башни.

Имя Молотов город Пермь носил с 1940 до 1957 года. Назван так в честь одного из наиболее влиятельных деятелей Советской власти – Вячеслава Михайловича Скрябина, председателя Совета Народных Комиссаров (по нынешнему – премьер-министра) и министра иностранных дел СССР. Молотов – это был его партийный псевдоним. Чем «заслужила» Пермь такую честь – история умалчивает. Вячеслав Михайлович родился в Вятской губернии. Скорее всего, Пермь была выбрана из более-менее значимых городов, поскольку к тому времени Вятка уже получила имя Киров. А Вячеслав Михайлович, при всем его влиянии, тягаться по популярности с Сергеем Мироновичем  ну никак не мог. А возвращение исторического имени городу Перми произошло потому, что Вячеслав Михайлович запятнал свое имя участием в «антипартийной группе» в составе: «Молотов, Каганович, Маленков и примкнувший к ним Шипилов». Как бы прокололась эта группа на оценке освоения целины. Был в середине 50-х годов такой проект решения продовольственной проблемы: увеличить махом производства зерна за счет распашки целинных и залежных земель в Казахстане. А «группа» доказывала, что делать этого не надо. По их «hamble opinion» казенные средства надо было направить на развитие инфраструктуры российского Нечерноземья. Ход последующей истории показал, что их предложение было более оправданным. И к развитию Нечерноземья все равно пришлось возвращаться через 30 лет. Но в 50-х они не угадали колебания линии партии.

Нижняя Курья – это старый дореволюционный дачный пригородный поселок в 15 километрах от речного вокзала вниз по течению Камы. Место – просто сказка. На крутых песчаных обрывах, прорезанных родниками, разместился вековой сосновый бор. И между сосен приютились аккуратные рубленые дачи с просторными верандами. Конечно, к 50-м годам никаких дач там уже не было. Это были обычные жилые дома. В начале ХХ века там, в числе прочих, возле пристани на берегу Камы была построена архиерейская дача. Это был двухэтажный дом с башенкой, богато украшенный прорезной резьбой. Я помню там уже дом отдыха.

В изначальной части Нижней Курьи (в районе пристани) рубленым было все. В характерном дачном, несколько умильно-аккуратном, стиле. С заборами из штакетника. Это и клуб речников на улице Героя Танцорова. Тут же – недалеко от клуба – располагалось ремесленное училище № 16, в котором мой отец работал заместителем директора. Училище – это тоже добротные рубленые одноэтажные бараки с огромными квадратными многопереплетными окнами. Несколько поодаль – больничный городок с утопающими в кустах сирени корпусами. Кстати, в одном из корпусов располагалось и родильное отделение, где я имел счастье появиться на свет. Меня поражала царившая в больничных корпусах благоговейная чистота: стеклянные шкафы с инструментами, солидные биксы из нержавейки, светло-синие панели стен. Это я по воспоминаниям года через 4-5, когда мне зашивал подбородок тамошний хирург – Вольф Самойлович (во как запомнил!), после того, как я по собственной дури упал на ведро и рассек подбородок дужкой.

В другую сторону от училища – его общежития. Тоже, естественно, рубленые. И тоже – за общим забором из штакетника. Главный корпус общежитий – это одноэтажное здание с высокими потолками и широкими окнами в крашеных резных наличниках. Кроме наличников, в удобствах общежития царил суровый минимализм. Вдоль всего здания шел коридор, по обе стороны которого располагались комнаты на 4 – 6 человек. Туалет был во дворе. Умывальник с колодами на шесть сосков – там же. Как этот умывальник работал зимой, я не помню. В середине здания располагался вход, который вел в вестибюль. В вестибюле располагался дровяной водонагреватель системы «титан». Причем этим термином тогда и много лет после назывались вообще водонагреватели такого типа. Ими оснащались еще многие годы дома без горячего водоснабжения. Возле «титана» располагался стол и табуретка вахтерши, которая и топила это чудо технической мысли.

Но умывальник – это для учащихся. А семейные жители общежития ходили за водой на водокачку. Это была рубленая башня с цистерной на вершине. Из башни на уровне пояса торчала труба. Но без крана. Так как вода была не бесплатно. Рядом с трубой была щель монетоприемника.  В эту щель надо было опустить алюминиевый жетон, и оператор, который сидел в башне и наблюдал за обстановкой через маленькое окошко, наливал ведро воды. Где покупали жетоны, я не знаю. Кстати такая система продажи воды была во всем городе. На улицах тут и там стояли маленькие избушки, примерно 3 х 3 метра. Назывались эти избушки – «бак». Они строились над выводами водоразборных стояков из городского водопровода и выполняли две функции: обогревали стояки зимой и служили рабочим местом оператора. Во многих из них эти операторы и жили.

Общежитский двор – это отдельная песня. В центре – огромная клумба с цветами. Вокруг клумбы – трава по пояс. Но это, наверное, мне тогда по пояс. Но все равно – круто. По сторонам двора – три рубленых корпуса общежитий для учащихся. Между корпусами – естественно, спортплощадки. Там: турник (перекладина), брусья, бревно (оно называлось почему-то «бум»), шест и канат, подвешенные на большой – 5-метровой высоты – П-образной раме из толстых бревен. С четвертой стороны – шикарный дом с двумя квартирами. В одной – жил директор училища. Квартира его мне тогда казалась хоромами: несколько комнат, бархатные портьеры с кистями, диваны с кожаными подушками, стол с резными ножками. Радиоприемник! Ваще! Весь общежитский комплекс содержался в удивительном порядке. Там постоянно можно было видеть жизнерадостных учащихся ремесленного училища. Они отдыхали на лавочках, вертелись на турниках, куда-то вечно торопились. А по вечерам летом на крыльце директорского дома устраивали концерты художественной самодеятельности. Ничего более уютного мне не встречалось более нигде и никогда. Оттого-то на лице пацана на фото и сияет беззаботная улыбка. Может показаться, что это просто детское очарование. Но мама много лет спустя подтвердила эти мои впечатления.

Рядом с общежитием находился стадион «Авангард» местного судоремонтного завода. Ну, стадион – это сильно сказано. Это был вытоптанный пустырь, через который наискосок через дыру в заборе ходил народ на остановку автобуса. Вокруг поля были установлены деревянные скамейки в три ряда. Да и «скамейки»  – это, пожалуй, тоже перебор. Это были некрашеные доски на чурбаках, вкопанных в землю. Но, тем не менее, на этом стадионе постоянно кто-то тренировался: то учащиеся ремеслухи, то школьники, то просто гоняли мяч пацаны из соседних домов. А когда на стадионе проходили матчи между цеховыми командами на первенство завода!.. Тогда на «трибунах» был аншлаг! И «публика визжала и плакала», когда звезда завода Саша Забелин забивал очередной гол. Позже Саша Забелин был звездой уже городского масштаба в команде «Звезда».

Уют всего поселка может быть объяснен еще и его почвой. В Нижней Курье она песчаная. Поэтому вязкой противной грязи там не было ни при какой погоде. И еще, конечно, – сосны. Это удивительное дерево. Стройные, ритмичные и просматривающиеся насквозь сосновые боры, без подлеска, вызывают строгое и величественное ощущение. Пряный запах опавшей хвои с редкой пробивающейся травой кружит голову. А замысловатые корни, пробивающиеся поперек дороги, отдают мистикой. Чистый наркотик…

Одним из главных персонажей поселка Нижняя Курья была, конечно, Кама.  С ней, так или иначе, было связано всё в поселке. Там располагалось какое-то подразделение Камского речного пароходства и жило много семей членов экипажей: капитаны, механики, матросы. Там же – на улице Танцорова – располагался и Клуб речников. Естественно, что к реке у всех жителей поселка проявлялся постоянный пиетет. Да и было от чего. Кама тогда была основной транспортной артерией региона. И одним из крупнейших, как бы сейчас сказали, налогоплательщиков. И множество людей профессионально были связаны с рекой. Профессия речника была столь же престижной, как и профессия железнодорожника.

Кама несла на себе сотни судов. Большинство из них оставалось еще от царской России. Тут и белоснежные пассажирские двухпалубные  магистральные колесные пароходы. А на местных линиях – однопалубные. Отец с мамой помнили еще и «Севрюгу»  – это тот пароход, что снимался в фильме «Волга-Волга». Солидно шлепали плицами по воде окрашенные охрой буксирные пароходы. Они тянули связками баржи – деревянные, с длинными лопастями рулей. Ну, примерно такие, как на картине И. Левитана «Свежий ветер на Волге». Другие такие же  буксиры степенно волокли вереницы плотов. При проходе мостов и перекатов к ним подскакивали шустрые буксирные катера, которые толкали плоты с боков, чтобы развернуть плоты в узостях.

Не было мгновения, чтобы на реке в пределах видимости не оказалось нескольких плавсредств. Нарядное это было зрелище – расхождение пароходов. Вначале над  идущим навстречу пароходом бесшумно взлетало облако пара. Потом доносился гудок. А после этого на соответствующее крыло мостика выходил сигнальщик и белым флагом давал отмашку: каким бортом предлагал расходиться идущий снизу пароход. И ему отвечал отмашкой пароход , бегущий сверху. Действо! А ночами река расцвечивалась белыми, желтыми, зелеными, красными огнями бакенов и створных знаков. Лепота!..

Жители поселка – в большинстве своем тоже речники – естественно тянулись к реке. Любимым местом отдыха и прогулок была, само собой, Кама. Гуляли по высокому берегу между сосен. Отдыхали на песчаном пляже, который был оборудован грибками и лавочками возле пристани. Рыбачить ездили на лодках на левый низменный берег в затопленные старицы. Главным транспортным средством связи с городом летом тоже была Кама. Примерно каждые полчаса с пристани в Нижней Курье в город отправлялся речной трамвайчик. Вверх по течению он упирался 2,5 часа. Вниз, из города, трамвайчик бежал много шустрее – всего за 1,5 часа. Время на трамвайчике летело незаметно.  Плыли мимо берега, каждый раз менялся индустриальный пейзаж: появлялись новые слипы на судостроительном заводе, росли портальные краны в новом грузовом порту в Заостровке, перекидывались пролет за пролетом второй нитки железнодорожного моста. Было здорово. А на каждом трамвайчике, – конечно же! – работал  БУФЕТ.  Трамвайчики были однотипными – типа ПТ, с деревянными скамейками на палубе и в салонах. И какое же было счастье, когда приходил (внешне такой же) трамвайчик М-66. Он был из московской серии: там были в салонах зеркала и мягкие диваны, обтянутые дерматином, с никелированными трубчатыми спинками.

В Нижней Курье были расположены два завода: судостроительный и судоремонтный. Последний назывался в просторечии – Затон. Он находился в заливе, в который загонялось на зиму несколько десятков пароходов и барж, где они и ремонтировались.

Из того же времени помню такое пафосное явление как ледоход. К тому времени КамГЭС еще не была построена, и не было теплого потока воды из-под плотины. Поэтому зимой Кама застывала, а весной – вскрывалась. Поначалу на льду образовывались проталины, потом – трещины. И вот в какой-то момент что-то тяжко ухало, и все ледяное поле с грохотом начинало двигаться. Сначала – едва видимо, постепенно разгоняясь и громоздясь торосами.  За день стремнина освобождалась ото льда, а потом еще несколько дней по ней плыли, сбиваясь в кучи и крутясь, отдельные льдины. Мы с пацанами как-то собрались и всей ватагой отправились на берег. С кручи опустились к самому урезу воды, забрались в деревянные плоскодонки, привязанные тут и там возле пристани и стали толкать притыкавшиеся к лодкам льдины. Кто палкой, кто сапогом. Дурные были. Не соображали, что льдиной любую лодку могло как соломинку оторвать от привязи и утащить в затор. 

С тех пор этой величественной картины на Каме уж не увидишь. Когда построили КамГЭС, река до Закамска не застывала, и всю зиму работали переправы. В 60-х, после заполнения водохранилища Воткинской ГЭС, течение практически остановилось, и Кама опять стала застывать. Остается только полынья до Пермского завода химического оборудования (нынче – АО «Машиностроитель»). Но, в отсутствие течения, лед весной просто тает, без этого пафосного потока.

Нынче судоходство на Каме как отрасль умерло. От слова совсем. Разве что пробежит раз в неделю круизный теплоход с туристами. Массовые лесозаготовки в верховьях прекратились, а вместе с ними и отпала необходимость гонять плоты. Удобрения из Соликамска и Березников вывозит железная дорога. Нефть качают по нефтепроводам. Продовольствие и так – товары по мелочи – развозят по поселкам фуры и газельки по построенной с тех пор сети автодорог. И знаменитое Камское речное пароходство фактически приказало долго жить. Хотя юридически существует и сдает что-то там в аренду.

Со временем поселок Нижняя Курья стал просто городским микрорайоном. О бывшей профессиональной принадлежности его жителей напоминает только его название – Водники. А Затон существует и поныне. Печальное зрелище: он забит проржавевшими корпусами кораблей. Кстати, там и отстаивалась несколько лет печально знаменитая «Булгария», пока её наскоро не подлатали и не отправили в тот злополучный рейс.

(Продолжение следует)