Жизнь как есть

Заипутье, печальный привет от Чернобыля

...Всего семь километров к Юго-западу от села Верещаки - и вы попадаете в ад. Или, если посмотреть глазами научного фантаста, в “сталкерскую зону”. Было там когда-то знаменитое и богатое село Святск. “Было” - потому что за два десятилетия шумное селение превратилось в жалкие развалины. Святск настиг Чернобыль, “одарив” его радиоактивным дождем.

Народ не растерялся. Великолепный Дворец культуры, построенный некогда по протекции святского уроженца генерала Драгунского (отца автора «Денискиных рассказов, выходца из местечковых евреев), разобрали по кирпичикам и бетонным блокам. Не пожалели и другие дома, не побоявшись радиации; весь материал ушел на постройки в других, более “чистых” селах. А церковь святскую пожгли - кто-то решил развлечься. Святск - “зона отчуждения”, здесь жить нельзя. Верещаки - “зона отселения”, здесь жить... скажем так, любезно дозволяется. Хотя не рекомендуется. Верещаки и сейчас - большое, многолюдное село, здесь много детей, есть магазины, не менее великолепный, чем святский Дворец культуры. Колхоз действует, в нем местный люд трудится.

Только церкви в Верещаках нет. Чернобыль здесь не при чем - ее разрушили еще до войны богоборцы. Осталось от нее лишь несколько фотографий, по которым можно судить о том, какой она была жемчужиной. Впрочем отношения Верещак с религиозной обрядностью - история особая. Вера в жителях Верещак без сомнения есть, а вот с воцерковленностью не все так просто.

История Верещак вся как на ладони. Ей посвящены три комнаты Дворца культуры, в которых разместился музей истории села и колхоза. Собрал музей, а так же написал 16-томную историческую хронику Верещак местный уроженец Михаил Филиппович Ковалев. Жаль, в прошлом году его похоронили - удивительной души был человек! Его и теперь природа оплакивает: поливает музей дождями с потолка. Заодно и весь замечательный Дворец культуры поливает - крыша прохудилась, а денег, чтобы починить, нету. Горько...

Верещаки известны с 1669 года, когда на здешней речке Выхолке поселились трое: Пугач, Горбач да Голыго. Именно потому здесь много Пугачевых, Горбачевых и Голыго. Один местный уроженец по фамилии Пугачев прославился как герой Афганской войны и России. Сейчас он работает в окружении знаменитого генерала Громова, тоже “афганца”, и как говорят, живет неплохо. Я к чему это: местные работники культуры вкрадчиво порадели, не найду ли я для них спонсора, который бы взялся за крышу. Я, откровенно говоря, со “спонсорами” не вожусь,тем более, с теми, кто крышует, но после, когда уже покинул Верещаки подумал: а не попросить ли помощи у героя Афганской войны? Только кто ж меня к нему пустит? Весь небось теперь в телохранителях, ведь какие деньги-то в правительстве Подмосковья крутятся! Не-е-ет… пусть уж верещакцы сами к своему землячку пробиваются... Они пробивливые.

Название села пошло от вереска, которого здесь росло вдоволь. Жили верещакцы вольно, отвоевывали у леса земли, расширяя пашни. Но однажды, во времена Петра Великого, Верещаки силой были переданы во владение Киево-Печерской лавры. Монахи, кроме того что построили замечательную церковь,  показали себя злостными эксплуататорами.  Кроме магистратных сборов “лаврские крепостные крестьяне” обязаны были вносить натуральный и денежный оброк, а так же отрабатывать два-три дня барщины в неделю. Иногда чернцы заставляли работать на лавру и по шесть дней в неделю, что не раз вызывало волнения. Впрочем за время монашеского управления население Верещак выросло со 167 до 809 душ, а число дворов  с 20 до 67. Видно рабство сильно влияет на плодовитость.

Волю Верещакам подарила императрица Екатерина Великая; она издала указ, согласно которому церковные земли в Малороссии (а Верещаки тогда приписаны были к Черниговской губернии Украины)  отбирались в пользу государства. Село Верещаки стало казенным, но полегчало не сильно: крестьян обложили подушной податью. Сохранилось имя самого отъявленного эксплуататора XIX века, держателя шинка и ростовщика Моисея Каплуна (я не антисемит, но подчеркну: явно не москаля и не хохла по исторической родине и сути). Национальность здесь не при чем, возможно и личность Моисея тоже; просто в шинке прожигалось слишком много крестьянских состояний.

Обряд “Стрелы” по сути своей вместил в себя долгую историю села. Вот идет по селу процессия - а впереди ее “старцы” бегают, народ веселят. Они к народу пристают, детишек гоняют палками, собирают “дань” в корзины. По сути “старцы” - ряженые, они каждый год разные “образы” представляют. Но суть не меняется: в народной образности сохранилось местное понимание попов. Не сей раз это “цыганка” и “нескромная девица”, в которую вырядился парень. А вот вдова верещакского историка Нина Николаевна Ковалева много лет Бабой Ягой наряжалась. Всяк рядится в меру своей фантазии. Так вот, о преемственности: на поверхности лежит, что “старцы” представляют монахов, которые подати пришли собирать. А ведь больше двух веков прошло с тех пор как чернцов от села отвадили!..

Праздник начинается с утра “карагодами”, или, если чисто по-русски говорить, хороводами. Дело в том, что здесь столкнулись две родственные славянские культуры - русская и белорусская - отчего и в языке, и в обычаях Верещак наблюдается любопытное смешение. Карагодов несколько, в них участвуют как малые дети, так и старики. Поются песни, обрядовые и светские. После, ближе к полудню, начинает образовываться фигура “стрелы”. Впереди, за “старцами”, - пожилые женщины. Следом - народ помоложе. Всего в “стрелу” собирается до полутысячи человек, и это при учете того, что нынешнее население Верещак - 793 человека.

Идут через все село, а это около двух километров. За околицей - озеро и ржаное поле; рожь здесь называют “житом”. У озера устраивается пиршество - с песнями и плясками.  После чего женщины отправляются в жито. Рвут колосья, траву и бросают через себя - назад. Каждая женщина собирает пучок из восьми колосков, а девятым колоском его перевязывает. Это оберег, который берется с собой. Он будет защищать от болезней и напастей в течение года. Эта часть обряда носит название: “закапывание стрелы”. Звучит может и сухо, но сакральное значение обряда неоценимо: “стрела” ушла в Землю. Земля все принимает. Отдает только далеко не все... Когда с поля уходишь, нужно правилу следовать: ни в коем случае не оглядываться. Посмотришь назад, на жито - урожай сглазишь.

Сам я не люблю всяких прихоэнергетических или иных оккультных наук. Но здесь, на “Стреле” явственно почувствовал, что такое - энергия людей, собравшихся воедино. Есть такое словечко греческое: “катарсис”, очищение страданием. Да, люди действительно страдают, к тому же сам обряд проходит после окончания весенней страды, в церковный праздник Вознесения, который здесь именуется “Вшестя”. Карагоды как бы вбирают в себя отрицательную энергию, которая потом стремительно выносится за границы села и отдается в Землю. Верещаки очищаются от скверны. Жизнь как бы заново начинается.

Жительница села Анастасия Ивановна Хомякова говорит:

- Это так, бабские “забабоны”. Испредвеку ходили, пели... обычай такий старый. А, как гром первый загремит - надо “качаться” - пасть на землю и перекатнуться три раза. Это чтобы не болело ничего. Спасает “стрела” нас от грому, от стихии, от всех бед. А еще у нас и откапывают “стрелу” - на вторый день Пасхи, в понедельник. Там же, где и закапывали. Тоже потанцуем, попоем...

Сад у Тарановых не слишком большой, 23 сотки. Зато в нем произрастают виноград, три сорта груш, алыча, абрикос, персики, грецкий орех, полдюжины сортов яблонь, голубика, жимолость, десять видов смородины, крыжовник, японская айва, войлочная вишня, лимонник и еще много всего экзотического. Еще растут десятки видов лекарственных растений, ну, и цветы. Последние украшают “альпийскую горку” - удивительное для “зоны отселения” сооружение.

Старым Бобовича досталось так же как и всей “Заипутской зоне” (территории на правом берегу реки Ипуть): из всех зон радиоактивного загрязнения на территории России Заипутская зона - самая тяжелая. Только здесь имеются “зоны отчуждения”, то есть районы, в которых жить нельзя вообще. Одна из таких зон всего в нескольких километрах от Старых Бобович; это село Святск, которого уже нет - людей оттуда эвакуировали. А вот Бобовичи остались, хотя здесь уровень радиации (сам замерял) приблизительно в три раза выше нормы. А по официальным данным  загрязненность территории села - 26,6 Кюри/км2 - круче, нежели в самом Чернобыле! Здесь-то Тарановы и поселились аккурат после Чернобыльской катастрофы.

И они не перестают удивлять местных жителей. Не только альпийской горкой: у Тарановых птичник великолепный, в нем несколько пород кур. Скотины много на дворе, а еще они разводят для лучшей плодородности калифорнийских червей. Дом строят; уже десять лет правда, и до окончания строительства далековато, но процесс идет. Внутри дома шикарный камин, творение Сергея Таранова. Он и сам не подозревал, что научится строить камины и печи, теперь же Сергея приглашают класть камины аж в Москву. Это неплохой приработок, ведь у майора полиции, старшего оперуполномоченного уголовного розыска - зарплата не такая и большая. Тем более что Сергей недавно ушел за штат, считай, на общественных началах работает, без зарплаты. И в депутаты сельского совета его выбрали - тоже на общественных началах.

Особая любовь Сергея - малина. Эту страсть он еще в Таджикистане приобрел, где родился. Малины у Тарановых несколько рядов, плантации, считай. Тоже доход в семейный бюджет, ведь плодоносит ягода при добром отношении прекрасно, к тому же малина совершенно чиста в радиоактивном отношении - особенность у этой ягоды такая. Вообще умение жить в радиоактивной местности приходило не сразу. Нужно знать, где собирать грибы, где скотину пасти, чтобы поменьше облучаться. Ведь радиация неравномерно легла.

Любовь, жена Сергея, не работает, у нее инвалидность. Болезнь тяжелая и редкая, но по Любови этого не скажешь, она всегда полна оптимизма и буквально пышет здоровьем. Но мало кто знает, какими усилиями это дается, ведь Любови постоянно приходится бороться с недугом, поразившем ее мышцы. Эта болезнь была порождена горем, которое семью Тарановых настигло, едва они переехали сюда из Средней Азии.

Они жили в Курган-Тюбинской области, в совхозе имени Кирова. Учились в одной школе и в одном классе. Сергей родился в Таджикистане, туда когда-то выслали из России его раскулаченного деда. Любовь – когда та еще ребенком была - привезла в Среднюю Азию мама, учительница; здесь она искала лучшей доли. Родилась Любовь совсем близко от Старых Бобовичей, в деревни Холевичи. Они могли бы и там поселиться, но деревня эта в отличие от Бобович совсем уж опустилась, там и работать-то негде. Бобовичи по сравнению с соседними селами вообще-то смотрятся как центр цивилизации. Пусть здешний колхоз “Красная Ипуть” на грани банкротства, зато работают предприятия: хлебокомбинат, передвижная механизированная колонна, шесть магазинов. Есть Дом милосердия, больница. Главным врачом последней кстати работает родной брат Любови, Константин Валентинович Ляшков. Это Любовь его сюда перетащила. И население в восторге; он хотя в Таджикистане был хирургом, а здесь переквалифицировался в терапевты, лечит замечательно. Он вообще врач от Бога.

Люба с Сергеем, хотя в школе вместе учились, даже не дружили, их отношения начались в Душанбе, где они в институтах учились. В троллейбусе к Любови один парень пристал (там шибко привязчивый народ) и Любовь вышла возле общежития, где Сергей жил. Пошла к нему чтобы защитил. Сергей Любу проводил до ее общежития - так чувства и родились. Ничего особенного - обыкновенный студенческий роман. Когда им по 20 лет было, они поженились.

В том, что Любина мама однажды по распределению попала из Брянской области в Таджикистан, ничего странного не было. Ближайший к совхозу город Вахш называли “маленьким Берлином”: девять из десяти жителей города были этническими немцами, высланными сюда при Сталине из Поволжья. Там все было в цветах, персики, хурма, виноград на улицах растут; чистота - идеальная, никто и никогда даже матом не ругался. Но в конце советской власти немцам разрешили вернуться на историческую родину. Они уезжали дружно, а Сергею, глядя на них, хотелось просто поглядеть, что такое Россия. Он работал на заводе, Любовь в школе преподавала русский язык и литературу, имели они хорошую трехкомнатную квартиру, дочка у них народилась. Но дядя Сергея, который был чиновником в областной администрации, сказал молодым: “Ребята, у вас здесь не будет будущего. Грядет нечто страшное... уезжайте в Россию!” Сергей уважает дядю и принял его совет более чем серьезно. Сейчас этот дядя, Виктор Прокопьевич, в Краснодарском крае. Он фермер, бычков на откорме держит, хотя возраст у него весьма преклонный. Сильный мужик.

Старые Бобовичи перво-наперво Тарановых (когда они только приехали туда) удивили. Здесь народ странным промыслом занимается: мел в речке добывает. Когда вода весной спадает, снимают ил - и давай мел выкапывать! Нагрузят телегу, домой отвезут и сушат. Потом эти кусочки мела по городам ближайшим возят, продают. Зависли местные в меловом периоде. В общем-то народ здесь работящий и доброжелательный; Тарановым здесь комфортно.

Тарановы, когда переехали в Бобовичи, толком ничего про радиацию не знали. В Таджикистане есть урановые рудники, там люди жили вполне нормально. Ну, и здесь - по крайне мере они так думали - можно жить. Сергей устроился в колхоз главным инженером, Любовь - по специальности, учительницей. И через полгода у них родился сын; назвали его Федором. Едва дожив до годика, он умер. От воспаления легких. Феденька был от рождения болезненным, и за его жизнь медицина боролась непрерывно. Но видно так было предопределено... Зачат он был еще в Таджикистане, видимо Чернобыль здесь ни при чем.

 И на Любовь напала болезнь. Местные доктора (брат еще не переехал) никак не могли определить, что с ней случилось. Позже, когда Люба добралась до Москвы и пробилась к знаменитому профессору, тот пояснил: “У вас “болезнь мигранта”, нервы и обстоятельства соединились в недуге... вот и случилась миастения”. В жизни посыпалось все. На Сергея “положила глаз” другая женщина и стала отваживать мужика от больной жены. Он сильно переживал смерть сынишки, ходил в клуб, там к нему женщина и “прилипла”... Из школы Любови пришлось уйти, так как из-за непрерывной усталости мышц - даже на лице - она не могла нормально произносить слова. Даже мел выпадал из рук.

Брат Любы человек сильный. Но он, когда переехал в Бобовичи, впал в депрессию. Его Люба поднимала (когда стала более-менее лучше себя чувствовать), внушала “вкус к жизни”. Надеяться оставалось лишь на саму себя. И Любовь сказала себе: “Что бы то ни было - свою любовь сохраню!” И она отвадила соперницу. После возникла и вторая; Сергей уходил на ночь “капусту караулить”. Каждую ночь. Любовь оказалась сильнее и той женщины. Она просто стала любовницей... своего мужа. “Налево” Сергея уже не тянуло.

А после Господь подарил Тарановым ребенка, Анастасию. Старшая, Наталья, уже взрослая, в районном центре живет, замужем. У нее свой ребеночек есть, Ангелина. Хотя Любовь с Сергеем формально - бабушка и дедушка, стариться они не собираются. Все в селе удивляются их молодости и энергии.

Сначала на Тарановых смотрели несколько диковато, ведь они первые в селе стали выращивать помидоры под пленкой, лимоны посадили, прочую экзотику. Вроде все из села стремятся удрать, а “эти” - строятся, сады насаживают... Некоторые Тарановых даже “кулаками” обзывали. Но вот что интересно. В первых годы после катастрофы уехали из Бобович многие. Но вскоре стали возвращаться - потому что никто их нигде не ждет, а если и дают жилье (по праву выходцев из “зоны отселения”), то лишь там, где нет работы. Да еще и относятся к выходцам из “зоны” как к изгоям, “зараженным”. И странная закономерность наметилась: те, кто вернулся, живут. А тех, кто осел на “чистых” землях, все везут в Бобовичи и везут... в гробах - хоронить в родной земле.

Сергею досталось как милиционеру в полной мере. Бандитов ловил,  пьяных с ножами да ружьями усмирял. Приходилось ездить в “командировки”, в Чечню. Всякое там случалось - и в окружении был, и под прицелами снайперских винтовок... Но он знал, что дома его ждут Любовь, дети. Гораздо хуже жить, когда тебя никто не ждет...

(Продолжение следует)