Вдоль по Ипути (3). Русские. Белорусы.
Геннадий Михеев (13/06/2013)
Маргинальное путешествие
Была великая страна, называлась Советский Союз. И в одночасье жители великого государства стали обитателями далекой-далекой окраины. Речушка Ректа, разделяющая деревеньки Сенная и Орловка, стала ГОСУДАРСТВЕННОЙ ГРАНИЦЕЙ. И поселилась между дружественными деревнями рознь…
“Маргинал” согласно словарю – “человек, находящийся на границе различных социальных групп, систем, культур и испытывающий влияние их противоречащих друг другу норм”. Я определю проще: маргинал – человек, живущий на границе. С “пограничными людьми” интересно, они всегда оригинальны и непредсказуемы. Но одновременно нелегко: их настораживает все, они живут как бы на взводе. На сей раз не получилось вот так, “черно-бело”; вышло, что много в “пограничье” полутонов…
Граница между белорусской Орловкой и российской Сенной весьма условна. По крайней мере, на ней не стоят вооруженные люди, и нет контрольно-следовой полосы. Просто протекает речушка, а через нее перекинут импровизированный мост, сооруженный из половых досок. Доски, между прочем, “заимствованы” из Орловской школы. Она закрыта и имеет вид весьма разбомбленный. Меня предупредили, что на территории Беларуси меня могут встретить представители КГБ суверенной республики и препроводить в свои “застенки” для персонального разбирательства. Что ж, я рискнул… Тем более, что у государств-братьев, стремящихся к союзу, нет визового режима пересечения границы, а значит, я преступления не совершил…
Через речку Ректу когда-то был хороший мост. После того как в 1944-м немцы при отступлении мост взорвали, его восстанавливать не стали. Еще относительно недавно брод рядом с бывшим мостом “работал” очень даже активно. Через Орловку и Сенную проходит “партизанская тропа”, транспортный путь, на котором на стоят таможенные посты. “Фуры” частенько застревали на броде, и аборигены, вытаскивая транспортные средства из трясины тракторами, неплохо на этом деле зарабатывали. Еще один “траффик” именуется “металлическим”. Предприимчивые товарищи переправляли из Беларуси в Россию металлолом. Приемный пункт металлолома, кстати, находится с ближайшей от Сенной деревне, Лужной. В данный он, кстати, не работает. Если есть “траффик”, как не быть конфликтам интересов? Можно сказать, между некоторыми гражданами суверенных государств происходит действо, которое весьма приближенно к военным.
Война, как говорят, идет нешуточная. Воюют силовые структуры из Беларуси и России. Участники действий (будем точны – все же небоевых), являются “наши” и “ихние” милиционеры. В самых неожиданных местах устраиваются засады, и каждая сторона неимоверно радуется, “повязав” нарушителя со стороны противника. Охота идет, конечно же, не на граждан, а на контрабандистов. Знающие люди говорят, чрезвычайно азартное занятие! Сам пока не пробовал побывать в шкуре хищника или жертвы, а потому не знаю, правы ли знатоки…
Русские
…Сначала кажется, что деревня Сенная – миф. Идет хорошая асфальтовая дорога, ровная, почти девственная… и вдруг она обрывается! Дальше – кусты… Если бы у меня не было проводника, “сталкера”, я бы подумал, что меня обманули и повернул бы назад. Володя (так зовут “сталкера”) “пришпоривает своего “железного коня” и дальше мы шагаем пешком. За очередным скопищем кустарника показывается, наконец, дом. По пути, кстати, Володя предлагает купить “железного коня” за четыре тысячи российских рублей. Говорит, он еще послужит. Его расстраивает то, что даже родной брат не хочет покупать чудо техники, которому неизвестно, сколько лет (возможно, мотоцикл и трофейный). Зато он заводится с полуоборота. Брат говорит: “С калыма приеду – “Харлей” куплю!” Только что-то все не уезжает он на этот калым…
Возле дома напряженно стоят старик и старуха. Я на мгновение представил себя оккупантом, пришедшим за “млеком и яйками”. Во всяком случае, вид пожилых людей говорил о том, что хорошего они не ждут. Володя – родной сын стариков. Их зовут Василий Николаевич и Зинаида Ивановна Долженковы. Брат Колька живет с ними. Собственно, эти три человека и есть все население Сенной. Володя проживает в соседней деревне, на центральной усадьбе. Кстати, поселение, к которому относится Сенная, называется Сеннянским – в честь описываемой деревни. Возможно, Сенной скоро не станет вовсе, а вот имя деревни уже увековечено! Мелочь, а радостно…
Старики так и не разговорились. Да и в дом к себе не пустили. Но из “уличного” разговора кое-что про жизнь в русской деревни Сенная удалось прояснить. В частности, что третий обитатель Сенной, Колька, пребывает сейчас в глубоком запое, а потому его лучше не трогать. “Колька выпил – и он безраздельный хозяин в доме”.
Почему в деревне так мало жителей: в прошлом году, как всегда, поджигали траву, и огонь перекинулся на дома. Сгорело двенадцать строений. Старики Долженковы искренне благодарны пожарным из районного центра – за то, что мужики спасли их “хатку”. И один белорус тоже помог победить огонь. Хотя бы их “хатку” совместными усилиями отбили у стихии… Жаль, что других домов не осталось. Но штука в том, что в них, в “других”, жили только летом – дачники. В сущности и до пожара в Сенной жили трое. Ну, приезжать перестали люди на лето… Но ведь зимой все одно трое Долженнковых остаются на рандеву с безмолвием!
Почта в Сенную не приходит. И за пенсией старики ходят на центральную усадьбу сами. И за продуктами туда же ходят. Ходили раньше в Беларусь; в Орловку регулярно приходит автолавка. Но несколько лет назад белорусские продавцы перестали брать российские деньги. Так же в Сенную не ходит общественный транспорт. Скажу прямо: власти забыли, что есть такая деревня, и оставили стариков “на самомпрокорм”. Впрочем, не совсем: иногда, после большого снегопада обрываются электрические провода. Электрики реагируют быстро – приезжают и восстанавливают подачу тока. Но было бы подло не приезжать: Долженковы все же за свет платят регулярно!
Да и заслуженные, как ни крути они люди: Василий Николаевич всю жизнь трудился в колхозе трактористом, Зинаида Ивановна пастухом была, коров пасла. И до сих пор, несмотря на преклонный возраст, явят трудолюбие. Еще в прошлом году, до пожара, они держали корову. Хозяин руку выбил, когда дрова рубил, и не смог косить. А куда корове без сена? Конечно, можно было бы положиться на сына Кольку. Но с ним “надрыв” получился. Он, как и отец, был механизатором. Когда колхоз развалился, Николай подался на заработки в Москву. Не понравилось, вернулся домой. Сказал, что его там “круто кинули”. И запил… А что делать крестьянину? Юность Николая совпала с началом реформ (читай – развала деревни). Семьей не обзавелся, ибо в Сенной и невест-то не осталось. В городе прижиться не удалось. Вот, и остается топить стресс в вине. Другой вопрос: где берет? Даже брат Владимир не понимает, где… Но ведь исхитряется не просыхать!
Зинаида Ивановна частенько ходит на белорусскую сторону. Дело в том, что Долженковы держат свиней, и бабушка там берет (простите) “гавнюки” – лошадиный навоз. Его свиньи уминают за милую душу! Там бабушка общается с белорусом Николаем Федоровичем Барановым. Ну, в первую очередь “мониторят” свои пенсии. То есть, сравнивают. Получается, пенсии и на той, и на этой стороне приблизительно равны. Еще Николай Федорович с Зинаидой Ивановной спорят. О преимущества и недостатках жизни в суверенных странах. Хвалят каждый своего президента. Но сходятся в одном: действительно хорошо им жилось только в СССР, общей стране.
Гораздо чаще, чем политику и экономику, вспоминают, как молодыми на танцы бегали. В те времена Сенная была больше Орловки, и в российской деревне жизнь била ключом. Да и невест здесь хватало. Одно время Баранов ухаживал за молоденькой Зиной, но быстро переключился на другую – свою, белоруску. А кто знает, как все могло повернуться… А Николай ходит в Орловку в библиотеку. Он книжки берет читать. С чем еще лучше убивать долгие зимние вечера, как не с сокровищами мировой литературы? Тем более что там библиотекарша молодая… Правда сын почему-то из библиотеки всякий раз возвращается в подпитии…
На глупый вопрос, а не боятся ли они вот так жить среди безлюдной дикой пустыни, Зинаида Ивановна запросто ответила: “А куда деваться? Да, у нас тут чужие на ходят…”
Ad marginem
Возле границы, на реке, Володя рассказал много интересного. Например, про то, как возле моста в войну фашисты расстреляли русскую партизанку. Зимой, голую ее вели через деревню. И она перед гибелью кричала: “Смерть фашистским гадам!” Сам Володя не видел, он молодой еще. А вот старики – видели. Вообще, из местного населения в войну почему-то многие в полицаи шли. В партизаны – меньше. Может, за это и поплатились? А бабушка Володина была черной колдуньей. Здешние края вообще колдунами славились. В Сенной чужаки лишний раз старались не появляться.
Еще Володя рассказал, что очень часто возле брода встречались “наши” и “ихние” хлопцы. В особенности, после дискотеки, которая проходила в Орловке. Девок в 80-е годы в белорусской деревне было побольше, вот, их и делили. Естественно, при помощи кулаков. Согласно утверждению Владимира, чаше “наши” одерживали победу. Не знаю, что бы сказали белорусы Володиного возраста... Впрочем, пусть это была жестокая, с применением кулаков – но жизнь!.. Худая жизнь лучше доброй смерти.
Белорусы
Первое здание за мостом – Орловская школа. Она брошена и разграблена. Зато рядом стоит новенький сруб. На двери красуется табличка: “Библиятэка працуе з 10.00 да 14.00”. Я уже знал, что население деревни Орловка – восемь душ. И для восьмерых человек – целая библиотека! На столбе, в центре деревни, висит табличка, на которой указан график прихода автолавки. Рядом табличка с расписанием автобусов из райцентра.
Невдалеке, в огороде копаются старик и старуха. В отличие от стариков из Сенной, эти даже не обращали на нас с Владимиром внимания. Они увлеченно трудились. Оказалось, это тот самый Николай Иванович Баранов (с которым Зинаида Ивановна спорит) и его жена Валентина Павловна. Бабушка (она, видно, придавленная болезнью, вся скрюченная “баранкой”, прямо к земле пригнутая) все время ворчала: “Чего ты, Колька, будешь лясы точить… Пойдем за скотиной убирать!” Барановы держат корову и лошадь. И земли возделывают полгектара. А дворы в Орловке выглядят, ну, очень богатыми!
Все население Орловки – пенсионеры. Восемь человек – четыре семьи. Молодая библиотекарша из другого села, ее на работу привозит муж. Наличие живых мужиков преклонного возраста – отличное доказательство тому, что старики в Беларуси помирать не собираются. Да и государство в этом помогает: раз в месяц, согласно расписанию, в Орловку приезжает врач и осуществляет плановый осмотр населения. На одной из хаток висит красивая табличка: “Дом социальных услуг”. Там доктор и осуществляет прием. В этом доме проживает староста деревни Михаил Андреевич Дубинин с женой. Он же одновременно является депутатом местного Совета. Получается, маленькая деревенька имеет своего представителя во властном органе. Удивительно, что орловцы выписывают много прессы. Одна семья получает шесть газет: “Советскую Белоруссию”, “Шлях Костричника”, “Хозяюшку”, “Народного доктора”, “Магазин здоровья” и “Молитвы и исцеляющие иконы”. Опять минус “нашей” деревне! Старики из Сенной даже забыли, как выглядит газета. Да и все телевизоры у Долженковых от частых перепадов напряжения погорели. Но, может, оно и к лучшему? Не узнают в Сенной, как у нас государство процветает!
Говорят, в Беларуси нет ни одного нераспаханного клочка земли. “Батька” самолично облетает республику и строго наказывает руководителей хозяйств, которые допустили запущенность. Под Орловкой действительно земли распаханы, или на них уже колосятся зерновые. Земли под Сенной уже давно заросли кустарником, а то и молодым лесом. Хотя лучшими землями считаются именно наши, что под Сенной. В общем, в области сельского хозяйства белорусы нас круто обошли.
И вроде все в Орловке хорошо в плане социального устройства. Только… где молодежь? Библиотекарша не в счет – она не местная. У Дубининых трое детей, так вот один живет в России – в Тюмени, на “нефтянке” работает. Двое других детей на Родине. В каком-то совхозе трудятся. Так же разъехались по всему бывшему СССР и другие отпрыски орловских стариков. И никто не собирается возвращаться на малую родину! Это ведь тоже научный факт...
Скажу честно: в Орловке мы задерживаться не стали. Мне просто вспомнилась история. Летел я как-то военным бортом из Душанбе в Москву. Но борт приземлился через час, посреди пустыни. Едва откупорили “калитку”, сунулись в нутро “Ила-76” две морды: “Мужики, вы в Туркменистане, в оазисе Мары. Вам водки надо? Только быстро думайте, у нас положено про всех посторонних в органы докладывать. Через десять минут комитетчики приедут…” Вдруг и в Белоруссии так? В общем, мы поспешили удалиться с вра… простите – с сопредельной территории. Родина хоть и сильно запущена, но все же своя. В Сенной как-то и дышалось лучше. У моста нас встретил Колька. Изрядно пьяный. Сказал, что скучно ему, поговорить бы… Владимир стыдливо отвернул от брата лицо, с полуоборота завел своего трофейного “железного коня” и скоро мы мчались в глубину России. По хорошей, между прочим, дороге!
Можно похвалить белорусов за то, что они деревни не бросают. Но есть одна закавыка. На следующий день после посещения пограничных деревень я побывал в российской деревне с приятным именем Доброносичи (о ней я рассказал чуть ранее). Там мужики строили ну, очень крутой особняк. Как они пояснили, стараются для московского богатея. Оказалось, все строители – белорусы. Ох, как они кляли родную Беларусь! Говорили, что “там” невозможно “заколотить хорошие бабки”. Начальники прижимают… Понимают ли они, что всего лишь участвуют в перераспределении российских нефте-газо-долларов? В их стране без богатых недр сохранили социальное государство. Социализм. Мы не сохранили, точнее, дозволили перевести нашу громадину на капиталистические рельсы. Кому лучше? Кто победил?
Ивановичи из Блинных куч
Владимир Иванович Заплохов гордится там, что за пятьдесят лет своей супружеской жизни со своей дрожайшей Октябриной Ивановной они никогда не жили в казенном доме. Всегда, едва Заплоховы переезжали на новое место, Владимир Иванович зачинал строить свой дом. А помотались Заплоховы по стране ой, как немало!..
В деревне Блинные кучи их называют “Иваныч” и “Ивановна”. Еще относительно недавно они были местными “олигархами” – фермерами. Было в хозяйстве много телок, свиней. Теперь, после того как пенсионный возраст перешагнули, все домашнее животноводство сокращено до крольчатника. Кроликов много, несколько сотен. Для кроликов играет музыка. Иванович заметил, что они лучше растут под музыку. Он предпочитает ставить классику, Ивановна – русский шансон. И то, и другое пушистые симпатяги слушают с придыханием.
Дом (он четвертый в их жизни) большой. Строил его Иваныч с прицелом на то, что дочери останутся в деревне. Но дочери уехали. Правда – недалеко; живут в районном центре. Старшая, Татьяна, - преподаватель хореографии. Арина и Александра свое дело завели: открыли частную парикмахерскую, на двоих. В свое время дочери в полной мере “хлебнули”: они ведь детьми были, когда родители фермерством занялись. Изначально в Блинных кучах к ним относились как к чужакам. Даже “оккупантами” называли. Было такое, что стадо быков отравили. А однажды в телятнике свет отрубили - как раз во время отела, и девчонки, со слезами на глазах, на одеялах переносили телят в безопасное место… Тогда еще в Блинных кучах колхоз был, так вот председатель дал землю для выпаса на противоположном берегу реки Ипуть. Река глубокая, полноводная - и девчонки на тот берег плавали вместе с коровами…
Скоро Заплоховы отпразднуют свою “золотую” свадьбу. У них шесть внуков, а потому летом в доме шумно и весело. В доме вообще всегда людно, здесь никогда не запираются двери. Заплоховы помогают всем – даже местным бездельникам и пьяницам. Закрыли они свое дело – пьяницы свинарник да телятник по кирпичикам стали растаскивать (а Заплоховы сами все это строили!). А все равно они не в обиде, даже подкармливают нерадивых селян. Это особенность сибирского характера, ведь Заплоховы – сибиряки. Иваныч любит повторять: “У нас запросто, не тушуйся. Хочешь кушать – так и скажи: жрать давайте чего-нибудь!” Октябрина Ивановна – “чолдонка”, потомок донских казаков, выселенных на Енисей еще Петром Великим. Она немногословна, немного застенчива. Но трудолюбива. Иванович не отрицает, что пальму первенства в доме именно Ивановна держит. Если он расслабился, “разлегся” (после Крайнего Севера, труда на 50-градусном морозе косточки-то болят…) она его чуть не с одра подымает: “Володя, не время раскисать. Нут-ка пошли в огород, капусту надо сажать!” Дед Владимира Ивановича был пресвитером секты молокан, старовер. Своего внука он прочил на свое место. Не получилось… Молокан и “чолдонка” – гремучая смесь. Но семья получилась на удивление крепкая!
История жизни Владимира Ивановича – ярчайшая иллюстрация того, что произошло с нашей страной за последние 70 лет. Заплоховы смело могут сказать: “Наш адрес – Советский Союз!” Да, в общем-то, они - граждане Мира, ибо (возможно и сами того не понимая) постигли главную истину жизни: неважно, где ты живешь, важно – как. То, что последние 20 лет место обитания семьи Заплоховых – деревня Блинные кучи, игра судьбы. Они могли бы жить и в Норвегии, и в Китае, и в Аргентине… Тут уж как карта бы легла. Главное, что супруги вместе, и они трудятся. А где – это уже вторично…
Родился Заплохов в Башкирии, в русском городке Стерлитамак, у самого Уральского хребта. В 41-м на отца пришла похоронка: “геройски погиб в сражении под Москвой…” Мать с малыми детьми, чтобы не голодать, подалась в Казахстан. И рос Володя Заплохов в селе Новоишимка. Крепчал в боях (в селе жили сосланные хохлы, немцы, чечены, и мальчики разных национальностей не дружили друг с другом, частенько выясняли отношения на кулаках), пас быков, лошадей. Когда ему исполнилось 12, мама решила переехать в большой город Челябинск, в надежде на то, что там будет сытнее.
Надежды не оправдались. Тогда, в 50-м, в Челябинске царил голод. И столько в городе беспризорников было, ворья! В те послевоенные времена в моде были даже не хулиганы, а самая что ни на есть натуральная “гопота”, воры. Хочешь – не хочешь, а хотя бы подражать надо было… Но Володя не подражал, он втянулся по-настоящему. “Работал за ширму”; это “второй номер” у карманника, который “щипача” должен прикрывать. Воровали по трамваям, пригородным поездам. Возможно, и скатился бы Вовка Заплохов по наклонной, но помешала этому романтическая натура. А вот младший брат с этой дорожки не свернул. Отбыв в общей сложности 25 лет в местах “не столь отделенных” (в последний раз за сбыт наркотиков), он бесславно скончался от туберкулеза.
У “приблатненных” ребят тогда, в послевоенном Челябинске “фантазия” оформилась: надо ехать в Ташкент, на Юг; там “яблоки прямо на дорогах растут”. Пробирались они на пригородных поездах. Воровали, конечно… И на одной станции, уже в Казахстане, мальчиков “повязали”. Посмотрели добрые дядьки на Володьку Заплохова – долговязый, крепенький, глядит волчонком – и определили его в фабрично-заводское училище, чтобы он получил профессию штукатура-лепщика: эдакий фитиль с легкостью хоть до потолка дотянется! Выдали мальчикам матрасы, постельное белье – и отправили к месту учебы. Ну, пацаны перво-наперво матрасы свои продали… и без того на полу привыкли спать. А деньги потратили на еду, да на кино. Владимир Иванович вспоминает, что в те времена у них даже и мыслей не было о куреве, выпивке, или каком-то там “сексе”. Два идеала было у отроков: пожрать от пуза, да в киношку сходить…
После ФЗО направили Володю Заплохова на строительство нового города Вышневогорска. Там, на берегу озера Касли какое-то месторождение открыли, и для его строительства целый город затеяли. Там Володе не понравилось. Тоскливо стало, к мамке захотелось… И отправился он в Челябинск, к маме и братишке с сестренкой. Денег нет, в поезд не пускают… А дело зимой было; повис Вова на облучке – едет, и чувствует, руки-то на ледяном ветру у него чувствительность теряют… Но пожалела проводница. Открыла дверцу – да втянула бедолагу в теплый вагон.
В те времена бегство с места работы считалось почти дезертирством. Володя после того как повидался с мамкой, решился пойти в управление “Трудовые резервы” (было такое). Пришел - и прямо с порога: “Мне главного начальника”. Люди, сидящие в приемной, разинули до ушей рты: “Че-го-о-о-о?..” Но тут мужчина какой-то из кабинеты вышел, увидел отчаянного пацана и затащил к себе: “Для чего пришли, молодой человек?” – “Хочу работу в городе, и чтобы мамке, брату и сестре квартиру дали” - “А сколько тебе лет-то?” – “Пятнадцать… будет”. Начальник невольно почесал свой затылок. Усмехнулся: “А большую тебе квартиру или маленькую?” – “Все одно, я отработаю…” - “Ну, хорошо работу тебе, пацан, подберем. А на квартиру придется тебе самому заработать!”
Попал Володя в организацию “Челябметаллургстрой”, в строительную бригаду. Мужики в бригаде приметили, какой шустрый парень, и прижимать его не стали. И даже на “халтуру” стали брать, только предупредили: “Не болтай, за левые заработки сажают…” В первый раз в жизни Володя заработал на свои (не казенные!) ботинки. Настоящие хромовые! Он их не носил, поставил, и, придя с работы, до ночи любовался…
Но не понравилось Володе в строительной бригаде. Хотелось ему честного труда, законного. И устроился он на элеватор, грузчиком. В 16 лет он уже полноценно умел “наливать” (грузить мешки на плечо), “держать марку” (не отставать от общей очередности). А мешки тогда были 75-ти, и даже 100-килограмовые (с китайским рисом)! Работали по системе “выгрузка на выносливость”: из бригады в 10 человек деньги получали только пятеро или шестеро. Если из системы кто выпадал, не выдерживал, оставался ни с чем. А соперничать приходилось с очень серьезными мужиками! Например, на разгрузке подрабатывали цирковые борцы Загорулько. И пацану никто не давал поблажки. Как-то утром Вовка попытался встать с койки – а ноги-то его не слушаются. Изработались они на элеваторе… А закон у грузчиков простой: прогулял – уволен.
Пришлось Володе наняться на макаронную фабрику. Правда и там он тоже был грузчиком. Дальше была армия. Его сначала брать не хотели, потому что от тяжелых грузов весь перекошен был. Но Володя работников военкомата упросил. Служил в городе Шуе, а после демобилизации солдаты решили поехать “на освоение целины”. Попали в Красноярский край, в село Атаманово, на дикий берег Енисея. Но там жрать нечего было, и, продав все свои значки, солдатики пешком подались в райцентр. А это – 110 километров. Пришли в деревню Миндерла. Повалились у стога сена отдыхать, а тут мужик с деревянной ногой причапывает: “Ну, куды, рябяты, бяжитя? У нас оставайтеся, коровник отремонтируете. Я – председателем буду…”
Остались. Там много девок шустрых – из Красноярская студенток на практику прислали. Ведут себя вольно, в “бутылочку” предлагают сыграть, а то и просто пристают. А приметил Володя на кухне девчушку одну. Не гулящая, деловитая. Все крутится, крутится около кастрюль, все чего-то моет, подметает… А уж когда имя ее узнал – Октябрина (ее так назвали потому что в октябре родилась) – решил: “Эта - точно моя!” Октябрина приехала в Миндерлу из деревни Таловка, это 150 километров от Енисея вглубь, в тайгу. Там люди особые живут, как уже говорилось, “чолдоны”. Суровые, молчаливые, но гостеприимные.
Через три месяца Владимир и Октябрина поженились. Поехали в Челябинск, где у них родилась Татьяна. Жили у матери в комнате. Работали на ткацкой фабрике; он – кипозакладчиком, она – прядильщицей. И как-то приехала из Якутии сестра Октябрины. И рассказала, что есть такой поселок Депутатский. Он за Полярным кругом, почти на берегу Ледовитого океана. Раньше-то в этом Депутатском только ссыльные жили, причем “элитные” из высших партийных сфер. Ну, а 60-е в Депутатском очень хорошие деньги можно было “заколотить”; добывали там какой-то редкий металл, из горной породы под названием касситерит. Такой редкий, что даже рабочим не говорили, что именно они выгрызали из земли. Там, на Крайнем Севере, в вечной мерзлоте Заплоховы прожили 16 лет.
Владимир Иванович считает “северные” годы самыми счастливыми в своей жизни. Он про Якутию может часами рассказывать. И жители Блинных куч часто в доме Заплоховых собираются – чтобы только послушать “воспоминания” Иваныча. Один только адрес чего стоит того места, где он на зимнике работал: “Якутия, Депутатский, Паусендино, на Дьяртырдах через Терехтях – в лес”. В депутатском они родили еще двух дочерей. Там же построили дом, которому завидовали даже начальники. Владимир Иванович там теплицу построил. Все смеялись – а он исхитрялся выращивать лук, укроп, редиску и даже морковку. Потом местные, якуты, ботву от морковки с удовольствием поедали, думая, что это деликатес. Владимир Иванович и на лесоповале трудился, и на зимнике бульдозеристом был, и на промывке касситерита. Но все же соскучился по теплу, по природе, не схваченной вечной мерзлотой… Сутками на зимовье он мечтал о цветущей яблоне, о смородине под отрытым небом.
Поехали жить на Украину, под Харьков. Дочери, впервые увидев голубей, перво-наперво кричали: “Папка, хватай ружье – куропашка!” Поселились в деревеньке Курешанки, насадили яблони, вишни, сливы, виноград. Завели нутрий, кроликов, гусей, свиней, индоуток. И как раз Горбачев пришел к власти, придумал “семейный подряд”. Посовещались Заплоховы – и решили взять на откорм полторы сотни телок. Но местные им сказали: “Кацапы, не морочьте себе голову. Уматывайте в свою лапотную Кацапщину – и там працуйте, что хотите!”
И Владимир Иванович поехал. В Москву, в Минсельхоз. Попал он там в какой-то кабинет. В то время “архангельский мужик” был в моде, и чиновник “мужика” принял благосклонно. Он рассказал, что в Смоленской области вполне могут принять семью, желающую самостоятельно трудится на земле. Владимир Иванович вспомнил, что на Смоленщине воевал его отец, а, значит, эта земля в чем-то ему сродни. Дал чиновник Заплохову бумагу, и с ней он поехал в Смоленск. Требований у него было всего три: асфальт, крыша и река. Деревенька Блинные кучи по этим параметрам подошла. Особенно потрафила река Ипуть, чистая и полноводная. И так ему понравилось здесь! Деревня вся в лесу, ароматы лета, тишина… Так появилось фермерское хозяйство, которое по решению дочерей назвали “Червонец”.
С “Червонцем” вышли приключения. Из-за приблатненного названия зачастили к Заплоховым бандюги из города. Нет, не за рекетом! Они покупали свинину, говядину. И “бабло” отваливали, не жалея. Ну, непростые сношения с коренным население упустим. Всякое бывало. Как-то уехал Владимир Иванович по делам, и один мужик из деревни крест посередине деревни поставил. И сказал: “Это по Иванычу крест. Сбежал он от семьи, не вернется…” Дочери сами выдрали эту штуку, отнесли и бросили возле дома злопыхателя: “Не дождетесь. Скорее, вы лопнете от зависти…”
На дочерях много обязанностей лежало, не ленивые они. А образование получили они такое, чтобы быть при хозяйстве. Татьяна по профессии – токарь. Арина – шапочник-модельер (она из кроличьих шкурок прекрасные шапки шьет). Александра – тракторист. Вместе трудились, пока родители не достигли преклонного возраста. Заплоховы комбайн и трактор подарили друзьям. И скотину распродали, для себя только кроликов оставили.
После того как в Блинный кучах колхоз развалился, народ в деревне без работы остался. А тут еще и несчастье случилось в прошлом году: школа сгорела. Детей стали возить на учебу в райцентр, учителя не знают, куда деться… Владимир Иванович не любит тех, кто ноет, просит чего-то. А в деревне таких большинство. Но есть и такие, кто, глядя на то, как пашут Заплоховы, сами развели крепкие хозяйства. Это бывший учитель Александр Сергеевич Копанков, бывшие трактористы братья Шеевы, бывший шофер Алексей Смашнев. Александр Сергеевич до сих пор ходит к Заплоховым за советом. Хотя и сам развел столько скотины, что и Владимиру Ивановичу есть чему поучиться у учителя. А значит, зерно, зароненное
семьей Заплоховых, дало добрые всходы.
Последние публикации:
Периферия (7) –
(18/08/2013)
Периферия (6) –
(15/08/2013)
Периферия (5) –
(12/08/2013)
Периферия (4) –
(09/08/2013)
Периферия (3) –
(08/08/2013)
Периферия (2) –
(05/08/2013)
Периферия –
(31/07/2013)
Вдоль по Ипути (6). Другим звоном крещеные –
(26/07/2013)
Вдоль по Ипути (5) –
(25/07/2013)
Вдоль по Ипути (4) –
(23/07/2013)
Необходимо зарегистрироваться, чтобы иметь возможность оставлять комментарии и подписываться на материалы
