Жизнь как есть

К Евдокии Петровне Сергеевой шел я под впечатлением только что увиденных фото. Непонятно, как они дожили до наших дней. На них изображены люди. Мертвые люди в солдатских шинелях. Фотокарточки датированы: “1919 годъ. Позиции под Шеломами”. Люди на фото, как мне пояснили, умерли от тифа, в Гражданскую. Но возможно они были расстреляны. И не понять, красные они или белые. Впрочем перед Богом, кажется, все равны. Еще одно фото из той же пачки: люди в форме белых офицеров на позициях пьют из горла вино. Вид у них весьма счастливый. Вот такое оно, раскольничье село. Странное. Зачем карточки хранили? При Сталине за них можно было и на каторгу попасть...

Перед тем как попасть к Евдокии Петровне, попытался наладить контакт с “уставщицей”, своеобразным духовным лидером старообрядческой общины. Не получилось - притворилась, что ничего не знает и хата ее с краю. Раскольники - они такие: сотни лет прячут свою веру, не доверяют порой даже себе самим. А поговорить было бы интересно. С тех пор как молельный дом старообрядцев в 30-х сломали, а на его месте построили клуб, члены общины прятали по домам святые иконы и среди них самую почитаемую и чудотворную: Казанскую Богородицу.

 

 

 

Старообрядцы - народ аккуратный и культурный. У них все вехи записаны. История раскола в Шеломах началась в 1695 году, когда сюда, на земли казака Силы Зинченко, пришел раскольник из деревни Храпкино Козельского уезда Василий Сычев. С него-то все и началось, ибо народ потянулся к духовному вожаку, ища успокоения в самоотверженной вере. Шеломы стали значимым центром старообрядчества.

Прославились в частности, здесь иконописцы. Одного из них, Максима Григорьевича Павликова, даже забрали в Москву иконы писать. Хотелось мне пообщаться с его потомками, но и с ними вышла незадача: спились, бедняги. Эдакая напасть и на потомков раскольников наваливаться не боится.

Евдокия Петровна, старая прихожанка и активистка беспоповской веры, оказалась разговорчивее. Даже кое-что рассказала. Правда так и не раскрыла, где теперь старообрядцы собираются для молитв; грубо говоря, молельный дом теперь засекречен. Есть резон:

- ..Как у нас молельню закрыли - ту саму, на месте которой теперь клуб - колокола посымали, да и образа многие тоже забрали. Хотели уставщика нашего арестовать. Не получилось: народ заступился и не решились его брать.  Хорошо, главные образа спасли.

 

 

- Много вас молится собирается?

- Сейчас нема никого. Только мы, бабы, собираемся. Мне же и приходится “панахиды” служить. Ну, и когда покойник помрет, “третины”, “девятины”, “сорокодневы” читаем. Последним уставщиком мужского Максим Григорьевич был. Как он уехал - только мы, бабы... А детки его по стопам тяти не пошли. Выпивают...

- Чем ваша вера от православной отличается?

- Только строем службы. Ну и другим звоном мы крещены. Мы так считаем: в какой вере родился - в такой и умереть должен. Только мы, несколько женщин, перешли тут к отцу Серафиму.

- ?!

- В поповскую веру перешли. В Новозыбкове, на набережной церковь старообрядческая. Отец Серафим там настоятель, раньше он в типографии работал. Мы так решили: ежели помрем, никто по уставу нас не похоронит. Мы приехали в город, посмотрели: такие же самые иконы, молитвы те же самые. Может и во грех вошли...

 

 

 

Паспорта здесь, в Шеломах даже матерые староверы стали уважать. Раньше ни принимали, считали их “метками сатаны”. Говорят, самые отъявленные в свое время пенсии отказывались получать. Ныне вряд ли кто-то способен от денег отказаться. А вот посуду чужакам типа меня и сейчас не дают. Если бы я воды попил - выбросила бы бабушка чашку. Впрочем дети у Евдокии Петровны уже другие: они и попить дадут, и поесть из своей посуды. Про своих детей бабушка говорит так:

- Они иконы держат, а Богу не молятся. Но Его чувствуют. И хозяин мой вроде матюкается, а Бога тоже чувствует...

...Не знаю я, что такое “чувствовать Бога”. Но кажется в Шеломах раскольничья вера дала крен. А может она ушла в еще более глубокое подполье, предчувствуя грядущую беду? Как бы то ни было, чудотворная Казанская Богородица все еще где-то прячется...

 

 

 

 

...За околицей дозиметр показал 0,97 миллирентген в час. Это где-то восемь норм. Паники нет, просто странно: почему ничего не ощущаю? Мне говорили, должна сухость во рту появиться, головокружение и все такое. А тут - птички поют, травы шелестят, легкость какая-то в душе...

Грозняне, жители деревни Грозный, ни дозиметров, ни каких либо иных умных приборов не держат. Меньше знаешь - дольше живешь. Правило жизни противоречивое, но в большинстве случаев верное. Россия вообще - страна противоречий. Вот деревня Грозный - “зона отселения”. То есть по закону здесь жить вроде бы нельзя; но никто не приезжает сюда и не говорит: “Грозняне дорогие наши и любимые... государство о вас позаботилось. Переезжайте-ка на новые земли, мы для вас замечательное жилье построили!” Или хотя бы какой-нибудь завалящий чиновник заявился: “Ну, чем вам тут помочь?..” Нет, не едет барин...

 

 

Ну, что такое средняя плотность загрязнения почв 18,44 Ки/км2? Так - что-то типа уранового рудника. Вот рядом село Святск было - так его вообще ликвидировали - заставили жителей переселиться. А грознян не попросили, у них на несколько единиц загрязнение меньше.  Ну, ничего, они смирились.

Конечно население Грозного - а всего здесь проживает 21 человеческая душа - сплошь пенсионеры. Если учесть, что на пенсию здесь из-за Чернобыля уходят на 10 лет раньше, есть и относительно молодые пенсионеры. Я даже встретил в Грозном одного ребенка, маленькую девочку, Анечку. Оказалось, не местная, привезли ее к предкам погостить. Еже два года назад здесь были свои дети, двое. Но, после того как их мама внезапно умерла, их перевезли в город, поместили в детдом. Молодым здесь хуже вот, почему: организм растет, обмен веществ бурный - вот радионуклиды и накапливаются в щитовидке, да и в прочих органах. У стариков обмен веществ замедлен, а потому они радиацию переносят легко. К тому же никто не доказал очевидную вредность малых доз (каковыми считаются грозненские) облучения. Здесь всего однажды лишь прошел “чернобыльский” дождик - ну а боле ничего. А сколько бучи после этого! Вспоминают правда, что было жутковато: сначала бурей песок пронесло, после ливень прошел, правда недолгий. Ну, а о том, что катастрофа случилась на атомной станции (до Чернобыля от Грозного 170 километров по прямой), узнали лишь через неделю по телевизору. Ну, а после, когда солдатики приехали крыши отмывать да верхний слой земли снимать с огородов, уже окончательно поняли, что нечто бедовое случилось. Впрочем довольно скоро пообвыклись - и стали воспринимать свое существование как данность.

 

 

Тяжелее скотине. В Грозном имеется отделение колхоза, здесь поля и телятник на 150 голов. Наращивается “покрывное стадо”, будущая замена молочному стаду. Бригадир отделения Екатерина Ивановна Иванишко рассказала, что в прошлом году тридцать телят пришлось забраковать - у них нашли белокровие. Екатерина Ивановна уже давно пенсионерка, но председатель ее уговорил поработать пока. Молодых нет, специалисты в зараженную зону что-то не торопятся ехать. А за чистоту молока в колхозе борются: добавляют в корм специальные препараты, которые выводят радионуклиды. Несмотря на это здешнее молоко переработчики не любят и покупают его по минимальной цене.

В первые годы после катастрофы несколько семей уехали. Но все вернулись, потому что там, где их приютили, колхозы развалились и работы беженцы не нашли. Здесь же худо-бедно, но колхоз держится. К тому же странная закономерность наблюдается: тот, кто уезжает, быстро помирает. Некоторые связывают это с резкой переменой среды обитания. Не раз доказано, что человек - существо приспосабливаемое. И к радиации организм тоже умеет адаптироваться. Факт есть факт: раковых заболеваний в Грозном нисколько не больше, чем в целом по стране. Да, щитовидка страдает, суставы болят. Но боле ничего особенного. Не случайно ведь рак у нас лечат радиацией!

 

 

Екатерина Ивановна вот еще для чего трудится в колхозе: кроме денег ей дают жито (ржаное зерно) и солому. После катастрофы всех коров и прочую живность в деревне забрали и увезли. И запретили заводить новых. Лишь через десятилетие потихоньку в Грозном снова стали обзаводиться скотиной. Только корова к сожалению на деревню завелась только одна; ее держит семья пастухов. Увлеклись свиноводством, ведь свиньи по зараженным полям не шастают и радиацию не собирают. У Екатерины Ивановны (как впрочем и у большинства грознян) много свиней и нужен корм. Колхоз в этом помогает. Да еще и сами грозняне выращивают на своих личных подворьях жито и овес. Вон, у одной бригадирши почти гектар земли! Его надо вспахать, проборонить, засеять... Без техники трудно это свершить, вот отсюда и любовь такая к колхозу.   

 

 

Екатерина Ивановна в Грозном и за мэра, и за старосту - и это несмотря на то, что она всего лишь бригадирша, никаких старост здесь отродясь не было. Со всеми чаяниями, со всеми проблемами грозняне все идут к ней - потому что она  представитель какой-никакой, а власти. Седлает в случае надобности Екатерина Ивановна свой велосипед - и в село Верещаки. Там и сельсовет, и правление колхоза. Отстаивает она права своих грознян вполне убедительно и копетентно. Оттого-то ее и кличкой деревенской не наградили, что бесконечно в Грозном эту женщину уважают, почитают за спасительницу. А все другие клички имеют, среди прозвищ такие бытуют: “Чугунка”, “Мотя”, “Прищеп”, “Тимоха” и т.д. Кличка важнее имени, так как даже деревенские по именам друг друга не знают.

Только неместная она, не знает, откуда такое название у деревни появилось. В этом вопросе мог бы помочь муж Михаил Антонович по кличке “Антонов”, он местный уроженец. Но он наоборот внес сумятицу. Дело в том, что разговаривали мы в хате грозненского долгожителя Анны Степановны Шавкун по кличке “Гана Степашкина”. Так вот Антонов начал рассказывать о том, что якобы дядя ему говорил, что здесь когда-то пустыня была, ветра гуляли. И еще разбойники на большаке промышляли - грабили добрых путников. Грозная в общем местность была. Гана Степашкина воспротивилась высказанной гипотезе:

- ...А было это в 27-м годе. Я родилась-то в Верещаках в том годе - и меня принесли в энту хату. Ее отец сробил. И колхоз наш назывался “Грозный”. Значит, деревня наша с 27-го года...

Подтверждение позже я нашел в музее истории села Верещаки. Действительно первые колхозы, которые были созданы в здешних краях, именовались: “Третий решающий”, “Волна”, “Новый свет”, “Грозный”. Первый председатель “Грозного” - Хомяков Михаил Ефимович. Еще поведала Гана Степашкина, что первоначально деревня звалась Ровской - потому что на ровном месте стояла. А после ее переиначили; вот почему это случилось  - она и сама не знает. Помог Антонов:

- А у нас хлопцев в Грозном было много. Дрались мы с Верещаками за девок. Хорошенькие у нас хлопцы, а в Верещаках девок много. А взрослые мужики суровые были. Соберутся, выпьют... еще выпьют. И за кулаки. А теперь нас что-то больше “Чачней” зовут. Ну, какие мы чаченцы?..

 

 

Из культурных достижений в Грозном был только магазин. Теперь его не существует - лишь кирпичное здание от него осталось - потому что после того как его в третий раз ограбили, или как здесь принято говорить “очистили”, РАЙПО решило магазин больше не открывать. Отовариваться приходится в автолавке, которая сюда заезжает дважды в неделю. А еще сюда колхоз через день молоко привозит. Старики, которые не в силах держать коров, с удовольствием его покупают. Тем более что цена символическая.

Ныне деревня живет слухом, что радиацию собираются отменить. Якобы в правительстве подсчитали, что платить “гробовые” накладно для государства. Когда правители обещают доброе, значит выборы на носу. Когда сулят какую-нибудь гадость, она сбудется обязательно. Но жить-то надо! Поэтому Грозный внутренне приготовился к тяжелой године и затаился в ожидании. Любой поворот судьбы здесь примут покорно. Куда там до Москвы-то достучаться?!

...Глава Верещакского поселения Иван Иванович Клименок - бывший участковый милиционер. Он слишком даже хорошо знает местность и про Грозный у него свое мнение. Иван Иванович с неудовольствием наблюдал, как там в Грозном народ грызся. Брат на брата шел, сосед на соседа. Ежели что не так - сразу кляузу участковому. И за межу нарушенную, и за помои, на дорогу вылитые. Ведь почему (по версии главы) Грозным поселок назвали: отселялись туда те, кто не мог ужиться в селе, кого не уважали и даже презирали. Отребье, в общем.

А рядом была деревня Рассадники, бывший центр колхоза “Новый свет”. Там чудесные люди жили; если поросенка кто зарежет - пир на всю деревню. И хлебосольные были, и дружные.

Только вот какая беда: после Чернобыля Рассадники как-то быстро распались. Теперь пустырь на месте деревни. А Грозный живет. Пусть не процветает, но вполне нормально дышит. Радиация и там, и там одинаковая. Да... Россия - страна не понятная...