Моя история русской литературы №7. Тургеневские юноши. –
Маруся Климова –
(15/08/2002)
Мне почему-то всегда казалось, что Тургенев мог бы стать маньяком, хотя под теорию Ломброзо он, конечно, и не подпадает - внешность у него вполне благообразная и даже елейная. Своими белоснежно-седыми стриженными в скобку волосами, бородкой, нежно-розовым цветом лица и выразительными большими глазами в детстве он даже напоминал мне мою бабушку. У бабушки тоже была точно какая же прическа, такие же белоснежные волосы, и она постоянно курила "Беломор", к тому же, он был ее любимым писателем. Тургенев ведь тоже курил какие-то "пахитоски"!
Моя история русской литературы №6. Волнующий шепот Фета. –
Маруся Климова –
(05/08/2002)
"Шепот, легкое дыханье, трели соловья:" - эта строчка Фета, насколько я помню, вызвала бурную и крайне негативную реакцию Чернышевского, который в одном из своих писем даже написал, что "такие стихи может сочинить и лошадь". Самого же Фета Чернышевский назвал "идиотом каких мало":Не помню уже, где я натолкнулась на это письмо Чернышевского, но его суждения навсегда оставили в моем сознании неизгладимый след. Видимо, потому, что Чернышевский, сам того не желая, как бы задал амплитуду колебаний русского духа: от крайнего эстетизма до полного и беспросветного уродства.
Моя история русской литературы №5. Пуговицы Тютчева. –
Маруся Климова –
(29/07/2002)
В принципе, Тютчев не был совсем лишен способностей. Худенький старичок со взъерошенными остатками седых волосок вокруг лысины, в круглых очечках - таким его всегда изображали на всех портретах, какое-то порхающее неземное существо, учитель танцев.
Моя история русской литературы № 4. Иллюзия величия. –
Маруся Климова –
(16/07/2002)
Вообще, с годами я научилась не доверять слишком явным символам человеческого величия и духовности, именно они, как правило, и используются для того, чтобы сбить с толку толпу, увести людей по ложному следу. Теперь мой взгляд прежде всего инстинктивно ищет менее заметные детали, ускользающие от поверхностного взгляда обывателей.
Моя история русской литературы № 3. Наше все. Метод редукции. –
Маруся Климова –
(08/07/2002)
...Представьте себе, барин в халате в собственной усадьбе встает утром, заказывает себе чашечку кофе, садится за письменный стол и пишет фундаментальную книгу солидного размера - <Войну и мир>. Ясно, что это труд на века! Куда там затравленному эпилептику Достоевскому! По этой же причине и Горький с Лениным разглядели в Толстом <матерого человечища>: Однако, по моим наблюдениям, обыватели, признающиеся в любви Достоевскому, несмотря ни на что, куда менее опасны, чем те, что любят Толстого и Пушкина. На месте налоговой инспекции и других правоохранительных органов я бы уже давно обратила на последних более пристальное внимание:
Моя история русской литературы. Чаадаев, Фонвизин, Радищев. –
Маруся Климова –
(27/06/2002)
...Потемкин был, в сущности, едва ли не первым в России сознательным творцом виртуальной реальности, призванной подменить собой реальность настоящую. А борцом с такой виртуальной реальностью и должен был прежде всего ощущать себя Радищев, то есть, как и положено диссиденту, он ощущал себя носителем некой правды, умело и намеренно скрытой, по его мнению, от глаз остальных людей, включая императрицу. Именно этой правдой Радищев и хотел поделиться с окружающим.
Моя история русской литературы. Писатель и читатель. –
Маруся Климова –
(17/06/2002)
...Достоевский очень сильно повлиял на всю мою жизнь. (...) постоянно и по сей день продолжает давить на психику и определять все мои действия и поступки, причем я даже этого, видимо, и не осознаю, и избавиться от него невозможно, я хочу избавиться, но не могу. Мне кажется, чтобы избавиться от этого Достоевского, нужно уехать куда-нибудь в другую страну, где живут нормальные здоровые люди, не поголовные мазохисты, как в России, а люди, которые, может, и любят Достоевского, но так, отстраненно, как экзотику, а не с безумно вытаращенными глазами, исступленно и в экстазе, не рвут на себе рубаху, не блюют на себя и на окружающих, не валяются в грязных канавах и не ловят от этого кайф.
