Моя история русской литературы №5. Пуговицы Тютчева.
В принципе, Тютчев не был совсем лишен способностей. Худенький старичок со взъерошенными остатками
седых волосок вокруг лысины, в круглых очечках - таким его всегда изображали на всех портретах, какое-то
порхающее неземное существо, учитель танцев. Но если бы не моя школьная подруга, маленькая крепенькая
девушка с длинной косой, доходившей ей до задницы, которая очень любила стихи Тютчева, мне бы и в
голову не пришло обратить на него внимание, кроме стихов о природе, в школьную программу, кажется,
ничего не входило. «Люблю грозу в начале мая» - это стихотворение в детстве напоминало мне некое
загадочное мнемоническое упражнение для тренировки памяти. «Люблю грозу в начале мая, когда весенний
первый гром, как бы резвяся и играя…» - никогда не могла понять, что означает это подробное описание
природного явления… Впрочем, школьные учебники литературы, и особенно для младших классов, видимо,
представляют собой нечто вроде интеллектуальной свалки, куда отправляется все, что уже утратило интерес
для взрослых, морально и физически устарело. Где сегодня можно еще натолкнуться на таких поэтов, как
Майков, например? Только там - иначе о нем бы уже давно забыли! И «Люблю грозу в начале мая» - это,
по-моему, тоже что-то вроде полностью истощенной «интеллектуальной руды» или же отработавшего свой с
рок аккумулятора.
Ну а что касается детей, то с ними и вовсе никто никогда не считается. Оно и понятно. Ведь дети
беззащитны и не способны за себя постоять. Например, в школе нас каждый год водили на осмотр в
стоматологическую поликлинику. И я до сих пор не могу без ужаса вспоминать, с каким остервенением
набрасывались на мой рот врачи - им почему-то непременно хотелось вылечить сразу все мои зубы кряду,
и мне приходилось проводить в зубоврачебном кабинете по несколько часов. Не случайно, все мои
одноклассники испытывали панический страх перед зубными врачами, причем не только девочки, но и
мальчики. Однажды один мальчик даже по дороге в поликлинику сбежал, и его потом пришлось долго,
чуть ли не целый день, разыскивать. В конце концов, его обнаружили на кладбище, где он прятался среди
могил -- это кладбище находилось неподалеку от зубной поликлиники... Зато позднее, когда я выросла и
впервые пришла на прием к зубному врачу, меня просто поразили вежливость и гуманность, царившие там.
Мне предложили сделать всего один зуб, причем, если я захочу, с уколом. А в детстве меня даже никто ни о
чем никогда не спрашивал! А какое неприятное зловещее жужжание издавали тогдашние аппараты для
сверления зубов! Вот с этим надоедливым пугающим жужжанием зубоврачебного бора у меня почему-то и
ассоциируются до сих пор тютчевские строки: «Когда весенний первый гром, как бы резвяся и играя,
грохочет…» Может быть, это из-за повторяющихся «р» - кажется, это называется «аллитерацией» - или же
из-за страха перед плохой отметкой за не выученное стихотворение, за которую меня могли дома наказать и
даже побить?.. Не знаю, не могу точно сказать. Но, как бы там ни было, а это моя самая первая устойчивая
ассоциация, связанная с Тютчевым!
Однако у моей подруги Ольги было еще дореволюционное издание стихов Тютчева, и она дала их мне
почитать. Сперва мне было скучно - я никогда особенно не любила читать старые книги, разные непонятные
буквы только затрудняли чтение, мешали глазам спокойно скользить по страницам, но я все же вчиталась,
через силу… Из предисловия к этой книге я узнала, что у Тютчева на старости лет случился роман с дамой
много моложе него, и это закончилось для нее печально - их связь выплыла наружу, начались сплетни и все
такое, а несчастная девушка в конце концов заболела и умерла. Причиной этой драмы стали разница в возрасте
и сословные предрассудки. Ничего особенного, в общем-то! Сравнительно недавно нечто подобное
приключилось в Голливуде с американским режиссером Вуди Алленом, который внешне чем-то даже слегка
напоминает Тютчева -- такой же хрупкий старичок в очечках. Правда Вуди Аллена уличили в связи со своей
несовершеннолетней падчерицей, что, по-моему, гораздо серьезней! Моя подруга Ольга часто говорила мне,
выразительно положив палец на губы: «Молчи, скрывайся и таи…» - и это мне помогало, особенно в те
мгновения, когда меня заносило, и я начинала трепать все, что в голову придет.
Кстати, в этом же сборнике я натолкнулась на окончание «Грозы в начале мая», которое, как я теперь
понимаю, составители учебника литературы выбросили. И должна признать, что они поступили в высшей
степени предусмотрительно и гуманно, потому что мне теперь даже страшно подумать, я себе этого даже не
представляю, какие ассоциации запечатлелись бы в моем неокрепшем детском сознании от столкновения с
подобными зубодробительными строками:
Ты скажешь: ветреная Геба, Кормя Зевесова орла, Громокипящий кубок с неба, Смеясь, на землю пролила.
Ольге очень нравилась романтическая история любви Тютчева, кажется, она даже отождествляла себя с
несчастной жертвой этого романа, она была влюблена в одного старшеклассника, и зашифровав его имя в
виде анаграммы, писала его везде: на своих тетрадях, учебниках, на партах и даже на стенах, - а я никак не
могла догадаться, кто же это такой. Она называла его своим «предметом обожания», стилизуя под XIX век, и
наконец показала его мне - это был приземистый юноша, стриженный в скобку, с неестественно черными
бровями и такими же красными губами, очень похожий на сутенера. Ольга была настроена очень
романтически, говорила, что будет до гроба любить своего Павла, и что «не имеет права его забывать», но
она только издали на него смотрела и вздыхала, не решаясь даже заговорить со своим «Полем» - именно так
она его называла, на французский манер. Потом, уже после окончания школы, я как-то пригласила ее на одну
вечеринку - на самом деле, это была классическая пьянка - и Кузя (это было ее прозвище) напилась в мясо, в
результате она уехала оттуда с каким-то подозрительным типом, кажется, промышлявшим фарцовкой.
А тогда, когда она была влюблена в Поля, она стала приставать ко мне, чтобы я тоже выбрала себе
«предмет» среди старшеклассников, и хотя там были одни деградировавшие уроды, мне все же пришлось
сделать выбор, иначе она бы от меня не отвязалась, и я указала подруге на тощего длинного прыщавого
белесого юнца с мутным взглядом, кажется, его звали Николай, и с тех пор Кузя стала заговорщически
спрашивать у меня: «Ну как Николя?» Мне, в общем-то было плевать на Николя, единственное его
достоинство заключалось в том, что он подходил мне по росту, но в общем, он вызывал у меня тошноту,
даже издали. Мне казалось, что он ужасно похож на одного из любимейших коммунистами поэтов -
Некрасова, только без его козлиной бородки и красного алкоголического носа, но с такой же унылой
физиономией, как бы вобравшей в себя всю мировую скорбь. Во всяком случае, именно такое лицо у
Некрасова на картине Перова, где он сидит на кровати, полуприкрытый пледом, и что-то пишет. Мы как раз
тогда проходили поэму «Кому на Руси жить хорошо», в которой меня больше всего поразило описание того,
как древний дед «скормил свиньям» грудного младенца, хотя в общем-то не со зла, а просто по недосмотру,
но я все равно, помню, несколько раз тщательно перечитала этот отрывок, стараясь понять, не ошиблась ли
я, правильно ли все поняла, именно оттуда я впервые узнала о том, что свиньи жрут детей, а, следовательно, и
людей вообще. С тех пор я стала относиться к свиньям с некоторым предубеждением, и отчасти с
уважением... А Некрасов, свиньи, его портрет работы Перова, и, вообще, вся живопись передвижников еще и
теперь сливаются для меня в нечто совершенно единое и практически неотличимое друг от друга, причем
объединяет их вовсе не идейная близость, внимание к быту простого народа, его тяжелому положению и т.п.,
а прежде всего, любовь к уродству и всевозможным формам его проявления в жизни. Позднее соцреалисты,
мне кажется, полностью позаимствовали эту любовь к уродливым формам у передвижников и Некрасова.
Кузя же на школьных вечеринках часто, сидя в углу, запрокидывала голову к стене, сжав зубы и закрыв
глаза и застывала так надолго - тем самым она подчеркивала трагизм своей неразделенной любви и смаковала
ее. Кузя, кстати, несмотря на свой небольшой рост, была довольно-таки сильная, у нее были крепкие
мускулистые ручки и очень твердые кулаки, иногда она могла дать мне очень больно кулаком в поддых или в
бок, если я что-то не то говорила про ее «протеже», или даже просто не с той интонацией. В общем-то, она
была хорошая девушка, добрая, тогда даже почти не пила, хотя курила очень много и еще периодически
жрала «колеса»...
Сейчас я понимаю, что Тютчев вряд ли мог даже предположить, что его стихами когда-нибудь будут
доставать маленьких детей. Он ведь написал очень немного, и вообще, относился к своим стихам крайне
небрежно, кажется, его знакомым поэтам приходилось их очень сильно редактировать, чуть ли не
дописывать, при подготовке к печати. А однажды он даже по ошибке сжег свою рукопись - по-моему, это
был его перевод «Фауста»… Столь же легкомысленно он относился и к своим служебным обязанностям, к
своей карьере, был даже как-то уволен со службы из-за этого пренебрежения своими обязанностями, несмотря
на то, что работа, насколько я понимаю, у него была совсем не пыльная: он служил тогда в дипломатическом
представительстве за границей, кажется, в Турине. Конечно, Тютчев принадлежал к старинному роду и в
работе особенно не нуждался, хотя, насколько я помню, средства к существованию ему все-таки были
нужны.
Однако, по-моему, дело не только в этом. Просматривая всевозможные биографии Тютчева, я
постепенно начала приходить к выводу, что небрежность является едва ли не самой характерной чертой его
личности. Особенно мне почему-то запомнилось, что на всевозможные балы и приемы он часто являлся в
застегнутом не на те пуговицы сюртуке, то есть к своей одежде он тоже относился крайне небрежно. Уже не
помню, где я об этом читала, но эта характерная деталь отчетливо врезалась мне в память, кажется, я даже
натолкнулась на этот небрежно застегнутый сюртук сразу в нескольких статьях и воспоминаниях о Тютчеве.
И вот эти неправильно застегнутые пуговицы на сюртуке окончательно убедили меня в том, что именно
небрежность была самой характерной чертой его личности. Однако природа этой небрежности до сих пор
остается мне не совсем понятной.
Были ли пуговицы на сюртуке Тютчева неправильно застегнуты потому, что он хотел таким образом
продемонстрировать свое презрение к мнению окружающих, или же эта небрежность в одежде просто
являлась следствием его поглощенности своими мыслями и рассеянности? Естественно, практически все
отечественные исследователи творчества Тютчева склоняются к последнему. Что вполне объяснимо, так как
люди всегда склонны судить о других по самим себе. И для ученых-литературоведов вполне естественно
видеть в Тютчеве такого же, как они, погруженного в свои мысли интеллигента, позабывшего ради этих
мыслей обо всем на свете, в том числе и о собственной одежде. Но, все-таки, не стоит забывать, что Тютчев
был поэтом, то есть вроде бы не совсем ученым…
И тем не менее, должна признаться, что образ Тютчева для меня как-то двоится. Иными словами, мне не
совсем понятно, был ли Тютчев влюбленным в самого себя денди, или же просто зачуханным интеллигентом,
чем-то вроде «человека рассеянного», который «вместо шапки на ходу» был способен надеть даже
сковороду, а не только небрежно застегнуть пуговицы на своем сюртуке. И до сих пор я так и не пришла к
какому-то окончательному выводу на этот счет. Иногда мне кажется, что - да, он был аристократом и денди,
но уже в следующее мгновение этот образ вдруг замутняется, и я начинаю думать, что он был типичным
интеллигентом, к тому же еще и в очечках и т.п., а потом опять все сначала. А может быть, он был духовным
денди? Ну это уже, пожалуй, какая-то пустая игра слов… Такое впечатление, будто сам Тютчев так и не сделал
свой окончательный выбор между интеллигентностью и дендизмом, так и застрял где-то на перепутье.
В общем, неправильно застегнутые пуговицы на сюртуке Тютчева пока так и остаются одной из самых
больших загадок русской литературы. Стоит ли говорить, что подобная двойственность одной из ключевых
фигур отечественной литературы самым роковым образом сказалась на ее дальнейшем развитии!
Необходимо зарегистрироваться, чтобы иметь возможность оставлять комментарии и подписываться на материалы