Проза

Муж Луизы уже несколько лет работал в Брюсселе, и она обычно
приезжала в Париж только на уик-энд. Квартиру она предпочитала
сдавать своим соотечественникам, главным образом юношам, потому
что с особами женского пола у нее постоянно возникали
проблемы. Пару лет назад у нее жила Сильвия, которая училась в
Париже на адвоката. Так вот, как-то на Рождество она уехала к
себе на родину в Кельн, а в это время сын соседки сверху,
наркоман и пьяница, решил с дружками ограбить луизину квартиру.
Им даже удалось сломать замок на входной двери, но, видимо,
их кто-то спугнул, потому что грабители скрылись, ничего не
тронув. Сына соседки никто не видел, поэтому полиция
виновных не нашла, однако Луиза не сомневалась, что это был именно
он. Естественно, когда Сильвия вернулась, Луиза попросила
ее взять на себя хотя бы часть расходов по замене замка и
ремонту двери, но та замахала руками: «Нет, нет, нет, меня
здесь не было, я ничего не знаю!..» К тому же, по контракту,
заключенному с Луизой, она отвечала только за свою комнату,
дверь в которую никто не трогал. Так что Сильвия и слышать
ничего не желала о луизиных проблемах. Луизу это ужасно
разозлило, так как она не могла понять подобной безответственности и
эгоизма. Однако формально Сильвия была права, поэтому
требовать с нее что-либо было бесполезно.

Зато, когда пребывание Сильвии в Париже подошло к концу, она
попросила Луизу указать в справке, что жила у нее до конца августа,
хотя, на самом деле, Сильвия уезжала в конце июня. Таким
образом, она рассчитывала получить в парижской мэрии
положенную ей как студентке компенсацию за жилье за два лишних
месяца. Сперва Луиза толком даже не поняла, зачем Сильвии это
нужно, поэтому автоматически написала, что та жила у нее до
конца июня, хотя и это тоже было ложью, потому что Сильвия
уезжала уже пятнадцатого числа. И только когда Луиза дала ей эту
бумагу и увидела, как лицо Сильвии перекосилось, до нее
наконец дошло, зачем ей это. Естественно, Луиза никак не могла
опуститься до подобной лжи, не говоря уже о том, что ее и без
того всегда раздражало, как в парижской мэрии бездарно
транжирят деньги налогоплательщиков. Потом Луиза позвонила
своему мужу в Брюссель и сыну в Берлин. Муж ее полностью одобрил
и сказал, что она поступила совершенно правильно. Сын,
правда, наоборот, считал, что надо было просто договориться с
Сильвией, чтобы та дала ей какую-то сумму от своей компенсации.
Но было уже поздно, поезд ушел.

Кроме того, Луиза отказалась оставить у себя в подвале часть вещей
Сильвии, которых у той накопилось великое множество. Комната
Сильвии была вся буквально завалена тряпками: куртками,
пальто, брюками, джинсами, костюмами, юбками, платьями,
футболками, блузками, свитерами, шляпками, – не комната, а целый
модный магазин. И Сильвии пришлось втискивать все это в
небольшой ситроен, на котором за ней приехали из Германии родители,
а самой добираться до дома поездом.

Сильвия ужасно плакала в последний вечер на кухне, поскольку
кончалась ее парижская жизнь, и дальше ее ожидала ежедневная рутина
в адвокатской конторе в Кельне. Поначалу Луиза даже ей
посочувствовала, но Сильвия рыдала так громко и долго, что в
конце концов Луиза стала подозревать, что она что-нибудь у нее
сломала или же украла, и это у нее такая нервная реакция.
Луиза же просто сейчас ничего не замечает и только много позже
обнаружит, что та натворила.

Когда Сильвия уехала, Луиза нашла в ее комнате прикрепленную позади
письменного стола записочку от Фрица, который жил в соседней
комнате. А в ящике стола лежало письмо от Гюнтера, который
жил в шамбр де бонн, и еще фотография, на которой полуголая
Сильвия, запрокинув голову, радостно смеялась, развалившись
на траве среди желтых и синих цветочков. В общем,
получалось, что Сильвия трахалась со всеми молодыми людьми, жившими в
этой квартире, а с виду такая приличная девушка, юрист.

Впрочем, по сравнению с Карен Сильвия была просто ангелом. Карен
вообще ничего ей за комнату не заплатила. Каждый вечер, когда
Луиза хотела поговорить с ней о деньгах, она заявляла, что
ужасно устала и просила отложить разговор до завтра. А завтра
она тихонько проскальзывала по коридору в свою комнату и
запиралась там. В конце концов, как-то вечером Луиза все же ее
подкараулила. Карен выписала ей чек на три тысячи франков, а
остальное обещала отдать чуть позже. Но Луиза и этому была
рада. Она положила чек на сундук в коридоре, где всегда
складывала всю корреспонденцию, намереваясь утром обналичить его
в банке. Однако утром никакого чека она там уже не нашла.
Карен встала еще раньше Луизы и ушла на работу, прихватив с
собой свой чек. Все это окончательно переполнило чашу
луизиного терпения, и она решила получить наконец свои деньги или
же выставить Карен на улицу. Но избавится от ее присутствия
тоже оказалось непросто, поскольку во Франции все законы на
стороне квартиросъемщиков, и никто не может вдруг взять и
выгнать человека из занимаемой им квартиры. Так что Луизе
пришлось написать ей обстоятельное письмо, чтобы та либо
заплатила, либо очистила помещение. Но Карен заявила, что потеряла
работу, и ей потребуется по крайней мере два месяца, чтобы
найти себе новое место. Однако прямо сейчас она этого делать
не в состоянии, так как собирается к себе домой на Рождество
и, вообще, она очень устала, и ей нужно немного отдохнуть.
Получалось, что своими квартирными делами она займется не
раньше, чем через два месяца. Но Луиза тоже уже устала ждать,
поэтому она написала еще одно длинное письмо и отправила его
родителям Карен в Констанц. В письме Луиза подробно
описывала неприличное поведение их дочери и ссылалась на общих
знакомых, которые ей ее рекомендовали. В результате, Карен уехала
к своим родителям на праздники и больше не вернулась. А это
значит, что Луизе все же удалось пробудить в ней самолюбие,
задеть за живое, напомнить, что у нее есть не только права,
но и обязанности. Правда никаких денег Луиза так и не
получила.

Кроме того, как-то у Луизы жила русская певица, с которой она
познакомилась в церкви на улице Дарю. Голос у певицы был просто
великолепный. Луиза в этом разбиралась, поскольку сама
аккомпанировала ей на пианино, когда та спела ей пару романсов:
«Однозвучно гремит колокольчик» и «Не уходи, побудь со мною».
Тогда Луиза сразу поняла, что это просто неоцененный талант,
настоящий кладезь, живой источник, который посчастливилось
открыть именно ей. Она даже решила устроить ей концерт в
немецкой церкви. Они вместе отрепетировали пару песен Шуберта, и
в воскресенье в кирхе русская певица их исполнила. Ее голос
красиво разносился под стрельчатыми сводами собора, и все
луизины подруги были им буквально очарованы. После
выступления все были приглашены к пастору и его жене выпить по
стаканчику. Луизин муж, потомок русских эмигрантов, и вовсе был
просто вне себя от восторга: теперь он окончательно убедился,
что Россия не погибла, раз там еще есть такие замечательные
голоса!

После этого успеха Луиза и ее подруги решили устроить этой русской
благотворительный концерт, все средства от которого должны
были пойти в ее пользу, поскольку к этому моменту ее
французский муж ее бросил, и она осталась практически совсем без
денег в чужом городе. Луиза временно поселила ее у себя. Одна из
луизиных подруг, жена вице-президента французского банка,
договорилась с залом «Плейель», другая нашла аккомпаниатора
за сравнительно небольшую плату, а сама певица тем временем
занялась шитьем платья для выступления. Она договорилась с
хозяином одного из самых модных ателье о пошиве платья в
кредит. Шитье стоило около пяти тысяч франков, а вот материал
нужно было покупать отдельно и оплачивать сразу. Материал стоил
шесть тысяч франков, и таких денег у этой бабы,
естественно, не было. Луиза тоже давать ей ничего не хотела, не из
жадности, а просто у нее был такой принцип: никогда никому не
давать денег в долг, – иначе бы она уже давно вылетела в
трубу. С трудом удалось уломать хозяина ателье дать материал в
кредит. В результате, там сшили роскошное платье с вот таким
вырезом, голой спиной и длиннейшим шлейфом. Луизе казалось,
что не нужно уж так оголяться, но певица настояла на своем:
по ее мнению, концертное платье должно быть именно таким.

К тому времени Луиза уже подыскала ей комнату у одного дряхлого
старца из «белых русских», за которым эта баба должна была
немного ухаживать. Правда совсем бесплатно сдать ей комнату он
все равно не согласился, поэтому они договорились, что она
отдаст ему бабки за жилье после концерта. У себя Луиза ее
больше оставлять не хотела, и не только потому, что та теперь
нигде не работала и не могла платить за квартиру. Одна ее
знакомая тоже поселила у себя русскую, и однажды утром увидела,
как ее муж выходит утром из ее комнаты. Естественно, Луиза не
собиралась дожидаться, чтобы и с ней случилось нечто
подобное. Однако до концерта певице еще надо было что-то есть.
Конечно, Луиза иногда приглашала ее в гости на чашку чая, но
той требовалось полноценное питание, мясо, овощи, витамины,
иначе она просто не сможет не то, чтобы петь, а даже
передвигаться. Она каждый день звонила Луизе и говорила: «Ну вот, я
так не могу, мне же нужно есть, иначе как же я буду петь и
т.д.». Луизе очень не хотелось давать ей бабки на еду, потому
что она и так для нее достаточно сделала, а теперь еще такое
вымогательство, не говоря уже о том, что она и без того
казалась Луизе скорее упитанной, чем худой. Но в конце концов,
она все же дала ей тысячу франков.

Наконец настал день концерта. Певица была в ударе: она прекрасно
смотрелась на сцене в своем декольтированном платье из лилового
шелка, а юбка у нее даже была прикрыта чехлом из тончайшего
гипюра, на котором бисером был вышиты прекрасные тюльпаны и
гиацинты. Луиза дала ей надеть свои серьги и ожерелье из
искусственных бриллиантов. Исполнительница имела огромный
успех, ее буквально завалили цветами, а один маленький сухонький
старичок во фраке просто влюбился в нее. После концерта он
упал перед ней на колени, поцеловал руку и преподнес алую
розу. Но у него уже была жена и взрослые дети, поэтому певице
здесь ничего отломиться не могло. Луиза ей все это тут же
популярно объяснила. Когда же подсчитали выручку, то
оказалось, что она составила ровно семнадцать тысяч франков. Баба
ужасно обрадовалась, но Луиза тут же вернула ее на землю,
напомнив, что одиннадцать тысяч из них нужно отдать за платье,
две тысячи – тому пожилому господину за квартиру, а одну
тысячу она еще была должна Луизе, не говоря уже о бабках за
жилье, если она, конечно, об этом еще не забыла. Кроме того,
Луиза хотела компенсировать свои затраты на покупку сока для
фуршета, так что бабе почти ничего не оставалось. Когда Луиза
ей об этом сообщила, то она очень погрустнела и заявила, что
тому господину платить вовсе не обязательно, поскольку она
больше не хочет у него жить и вообще довольно много за ним
ухаживала, убирала его квартиру и таким образом компенсировала
все затраты. Да и платье она согласна теперь вернуть в
ателье, зачем оно ей. Однако Луизу это ужасно возмутило, потому
что она много раз ей говорила, что такое дорогое платье ей
ни к чему: можно было обойтись и чем-нибудь поскромнее или
даже взять платье напрокат. А теперь она хочет обмануть
честных людей, которые ей поверили? Нет уж, так дело не пойдет!
Тогда баба попыталась забрать у Луизы деньги под предлогом,
что она сама рассчитается со всеми долгами, но Луиза уже
поняла ее психологию, и ни на какие уговоры не поддавалась. Тогда
та, уже чуть не плача, спросила, а сколько же достанется
ей. И Луиза протянула ей пятьсот франков: ровно столько
оставалось после выплаты всех долгов. Луиза считала, что и этой
суммой она должна быть довольна, потому что заработать пятьсот
франков за вечер в Париже удается далеко не каждому
русскому. Да и голос, на самом деле, у нее был не такой уж и
выдающийся. Просто в кирхе, где она в первый раз пела, была
прекрасная акустика – вот Луизе и ее подругам и показалось, что
перед ними замечательный талант, но это, как выяснилось, было
их глубокое заблуждение…

В этом отношении с юношами иметь дело было гораздо приятнее. Правда
кое-какие накладки тоже порой случались. Однажды Луиза сдала
комнату некому Юлиусу, который происходил из старинного
рода герцога Ольденбургского и имел прекрасные рекомендации от
давних луизиных знакомых. Юлиус намеревался провести в
Париже всего пару месяцев, и это было не очень выгодно, так как
обычно Луиза сдавала комнаты на более длительный срок. Но
отказать своим старым друзьям Луиза не могла. Луиза бывала дома
только по выходным, а Юлиус прибыл в понедельник. Дверь ему
открыл другой квартирант по имени Торстен, потому что Луиза
только что уехала. Однако в Брюсселе она вдруг вспомнила,
что забыла в Париже свои документы и косметичку, поэтому
решила вернуться, а заодно и познакомиться с Юлиусом.

Она приехала во вторник рано утром, в семь часов, и сразу прошла в
гостиную. И тут ее глазам предстало совершенно дикое зрелище:
на полу на расстеленном матрасе под одеялом спали какие-то
люди, и в соседней комнате, смежной с гостиной, было то же
самое. Луиза сначала даже не смогла всех толком разглядеть,
так как она вообще не очень хорошо видела, а спросонья зрение
у нее еще ухудшилось. Тем не менее, она, близоруко щурясь,
стала считать головы, торчавшие из-под одеял: все головы
были светлые и, судя по прическам, это были мальчики. Но их
было столько, что Луиза даже несколько раз сбилась со счету. А
когда она наконец добралась до комнаты, которую, собственно,
и сдала Юлиусу, то там, на кровати и на полу, тоже
насчитала еще человек шесть. Она потрясла за плечо одного юношу,
который приоткрыл один глаз и в изумлении уставился на Луизу.
«Простите, кто вы такой?» – вежливо спросила его Луиза. «А
вам-то что за дело?» – раздраженно ответил тот и перевернулся
на другой бок, натянув одеяло на голову. Луиза в
растерянности стояла посреди гостиной, пол которой был густо усеян
храпевшими молодыми людьми. В воздухе еще витали пары алкоголя и
табачный дым, хотя Луиза вообще не разрешала курить в своей
квартире и даже всегда заранее осведомлялась у
потенциальных съемщиков, курят они или нет. В углу у мраморного камина
аккуратно стояла целая батарея бутылок. Луиза стянула одеяло
с другого юноши и громко спросила его: «Молодой человек, а
вас не Юлиус зовут?» Просто она не знала, как выглядит Юлиус,
которому сдала комнату и который, очевидно, и пригласил
сюда эту толпу. «Нет, нет, – испуганно пробормотал юноша, плохо
соображавший, но почуявший неладное, – я не Юлиус, он там».
В конце концов Луизе-таки удалось отыскать в этой груде
спящих тел Юлиуса, который оказался худощавым невзрачным
брюнетом в очках, кажется, единственным среди всех: остальные были
блондинами с голубыми глазами. Почувствовав опасность, они
постепенно начали просыпаться, поэтому Луиза уже сумела всех
довольно хорошо рассмотреть.

«Послушайте, – строго обратилась к Юлиусу Луиза, – ведь мы с вами
так не договаривались!..» Юлиус стоял перед Луизой в трусах и
майке, испуганно глядя на нее сквозь очки, и бормотал что-то
невнятное. «Ладно, – смилостивилась Луиза, – я сейчас
выйду, немного прогуляюсь, и надеюсь, что к моменту моего
возвращения здесь никого не останется!» Луиза спустилась вниз,
побродила немного по аллеям парка Монсо, который находился
совсем недалеко от ее дома, посидела за столиком кафе и, наконец,
зашла в магазин Монопри, сделав там кое-какие покупки.
Когда через некоторое время она вернулась домой, в квартире все
блестело, и ни одного юноши, включая самого Юлиуса, там уже
не было, а на кухне в пластмассовом ведре стоял огромный
букет белых роз.

Луиза потом поинтересовалась у мадам Фонардэн, жившей выше этажом,
не видела ли она чего накануне вечером. И та сказала, что в
луизиной квартире действительно допоздна во всех окнах горел
свет, и оттуда доносились громкая музыка и смех. А окна
гостиной были даже широко распахнуты, и из них периодически
выглядывали светловолосые юноши, которые картинно чокались друг
с другом бокалами, дружески обнимались и целовались, а один
даже вскочил на подоконник, залпом выпил бокал шампанского,
расстегнул штаны и помочился на улицу прямо на глазах у
остолбеневших прохожих и мадам Фонардэн... «А ты рассказала бы
мне об этом, если бы я сама не приехала и случайно не
узнала?» – поинтересовалась Луиза. «Нет, я бы никогда не стала тебе
об этом говорить, – ответила ей та, – Зачем лишний раз тебя
волновать?» Подобный ответ несколько озадачил Луизу, потому
что она всегда доверяла своей подруге. Но зато какой
роскошный букет подарил ей Юлиус! И потом, он ведь пригласил в ее
квартиру исключительно своих друзей, а не каких-нибудь
проституток. Она, конечно же, ему отказала, однако даже его
родителям жаловаться не стала. В конце концов, все это было так
невинно.