Литературная критика

За Границей № 22

Колетт Феллус

Колетт Феллус выпустила уже более десяти книг, на каждой из которых лежит отпечаток ее прошлой жизни, и прежде всего, детства и ранней юности, проведенных в Тунисе, где она родилась. Ее последний роман «Сегодня», вышедший в издательстве «Галлимар», в этом году был удостоен премии Маргерит Дюрас и вошел в шорт-лист премии «Фемина». Сегодня Колетт Фелусс живет в Париже и уже много лет ведет на радио «Франс-Культур» передачу «Дневники кочевника», в которой регулярно анализирует наиболее значимые события европейской культуры. В том, что в названии передачи – «Дневники кочевника» – нет особого преувеличения я неоднократно имела возможность убедиться на собственном опыте: Колетт не так просто застать дома, поскольку она постоянно готовит репортажи для радио то из Англии, то из Голландии, то из Италии. Однако на сей раз мне повезло…

Маруся Климова: Колетт, насколько я знаю, ваш
первый роман стоит несколько особняком в вашем творчестве и вообще,
можно сказать, сыграл роковую роль в вашей жизни…

Колетт Фелусс: Действительно, я начала писать, когда
мне было около двадцати лет, но никогда не писала ничего, что
можно было бы назвать художественной литературой в прямом смысле
этих слов. Скорее, это были мои размышления о литературе и современной
культуре, то есть я просто вела своего рода интеллектуальный дневник,
куда записывала свои мысли. Но после того, как у меня родилась
первая дочка, у меня внезапно появилось желание написать именно
роман, причем основанный на чистом вымысле. Действие моего романа
должно было происходить в Риме, ибо этот город казался мне идеальным
местом для того, чтобы там происходили какие-нибудь значительные
события. Главную героиню я назвала «Фортуна», поскольку именно
так звали покровительницу Рима, и одновременно это слово означает
случай, удачу, судьбу. И я представила себе залитый солнцем жаркий
город и как бы поставила себя на место этой современной гетеры,
которая гуляет по улицам города, встречается с разными мужчинами,
а те рассказывают ей о своей жизни. Все это описано в такой неясной
и одновременно откровенной манере: как будто из клубов табачного
дыма внезапно проступают четкие очертания лиц. Мне такая структура
повествования представлялась просто идеальной, поскольку я всегда
считала, что литература должна быть абсолютно откровенной и нужно
описывать все свои чувства и переживания, не скрывая никаких нюансов…

МК: Однако эта откровенность имела для вас
печальные последствия?

КФ: Да. Когда роман был опубликован, мой отец очень
этим гордился. Книгу он не читал, но сам факт того, что я стала
писательницей, очень ему льстил. Однако я очень боялась, что роман
его шокирует, так как он, хотя и был достаточно образованным и
культурным человеком, но все же никогда не принадлежал к литературным
кругам. К тому же, повествование в нем велось от первого лица,
потому что в то время я и представить себе не могла, что можно
писать как-то иначе. Я знала, что он очень трепетно относится
к вопросам нравственности, в частности, он никогда не поощрял
мои встречи с юношами и всегда контролировал каждый мой шаг. Поэтому
мне совсем не хотелось хоть как-то его травмировать. Однако он
сразу же стал спрашивать меня: «Ну где же твоя книга, почему ты
не хочешь мне ее подарить?» В конце концов я пообещала ему принести
свой роман, когда в следующий раз к нему приду, хотя и твердо
знала, что не собираюсь давать ему эту книгу. К тому же я была
уверена, что сам он вряд ли пойдет в книжный магазин, так как
он был слишком занят и все время работал. Однако буквально на
следующий день я узнала, что он умер от сердечного приступа прямо
за рулем своей машины. И я сразу же подумала, что это я виновата
в его смерти, потому что накануне вечером мне позвонил мой брат
и сообщил: «Ты знаешь, я сделал папе сюрприз, подарил ему твою
книгу, которую специально купил в книжном магазине.» Естественно,
я стала возмущаться и упрекать его, зачем он это сделал, не посоветовавшись
со мной, но было уже поздно. А когда я узнала, что рядом с ним
на сиденье в машине лежала моя книга, то окончательно почувствовала
себя виноватой в его смерти. И до сих пор я не могу себе этого
простить, хотя на самом деле неизвестно, успел ли он хоть что-то
прочитать. Врачи установили смерть от инфаркта, но кто может определить
причину? После этого я долго не могла ничего писать и собиралась
вообще порвать с литературой.

МК: А почему в своих книгах вы так часто обращаетесь
к своему детству, проведенному в Тунисе...

КФ: Я родилась в Тунисе в 1950 году, однако в семнадцать
лет уехала во Францию, чтобы продолжить свое образование. Наша
семья принадлежала к еврейской диаспоре Туниса, где большинство
населения составляют арабы. Там было много еврейских семей, выходцев
из Испании, Португалии, Италии, откуда в свое время и приехали
мои родители. Однако я никогда не исповедовала иудаизм и вообще
никаких религиозных верований. Я всегда считала себя представительницей
самых разных культур: в нашей семье говорили по-итальянски и по-французски,
а я с одинаковым интересом относилась и к арабской, и к европейской
культуре. Для меня никогда не было никаких проблем с самоидентификацией,
по сути, как и все в нашей семье, я всегда была гражданином мира.
И для меня это было столь же естественно, как дыхание – мне казалось,
что так живут все… До тех пор, пока в 1957 году в Тунисе не начались
все эти волнения. Помню, была весна, и я готовилась к экзаменам,
а под нашим окном проходила большая демонстрация – а когда ты
начинаешь писать, то перед тобой постоянно возникают давно забытые
картины и образы, подобно тому, как маленькие кусочки разбитого
зеркала внезапно своим блеском привлекают твое внимание – так
вот, я отчетливо помню, как я подошла тогда к окну, чтобы закрыть
ставни, потому что мать тогда сказала мне: «Скорей закрой ставни,
это очень опасно», – и когда я на секунду выглянула в окно и случайно
встретилась взглядом с мужчиной, арабом, который шел там внизу,
в этой толпе, то он сделал рукой характерный жест, как будто собирался
перерезать мне горло. Меня это очень испугало и удивило. Почему
человек, которого я даже не знаю, хочет меня зарезать, ведь это
же один из моих соседей, и я не сделала ему ничего плохого!? С
тех пор меня часто преследует это воспоминание, и во многих своих
книгах я пытаюсь понять, почему человек всегда готов видеть в
тебе врага, «другого», и каковы корни подобного отношения.

МК: Тем не менее, название вашего последнего
романа, за который вы получили премию Маргерит Дюрас, отсылает,
скорее, к настоящему, а не к прошлому…

КФ: Да, я получила эту премию за роман «Сегодня». Я
его так назвала, потому что на сей раз мне хотелось описать все
в настоящем времени. Когда ты описываешь свои воспоминания, в
этом всегда присутствует некоторая ностальгия, тоска по прошлому,
а мне хотелось этого избежать, вот почему я решила использовать
исключительно настоящее время. При этом я описываю так не только
собственный опыт. Например, я пишу о свадьбе своих родителей,
так, как будто я сама тоже там была. Я даже описываю некоторые
события Торы, как если бы была их свидетельницей. Посредством
письма я как бы пытаюсь их заново пережить и понять изнутри. Мне
вообще нравится наблюдать и смотреть, причем наблюдать буквально
за всем, что происходит вокруг. Ну а премия Маргерит Дюрас, конечно
же, является для меня существенной поддержкой. Тем более, что
мне кажется, что у нас с Маргерит Дюрас много общего: я, как и
она, родилась и выросла не во Франции, однако французский язык
стал для нас главным средством самовыражения. И потом эта тяга
к контрастам, свойственная как ей, так и мне: мне всегда нравилось
описывать абсолютно непохожие пейзажи, соединять нищету и роскошь,
самые возвышенные и самые низменные человеческие чувства.

МК: А лично с Маргерит Дюрас вы были знакомы?

КФ: Да, я знала Маргерит Дюрас достаточно близко. Она
расспрашивала меня о моей жизни и рассказывала мне о своем детстве,
проведенном в Индокитае. Кроме того, мы часто говорили с ней о
языке, о манере писателей выражать свои чувства через письмо,
о разных способах самовыражения, о том, как можно наиболее точно
донести до читателя свои самые тайные желания и мысли. Она много
рассказывала мне о своих личных переживаниях, и я так любила эти
наши встречи. Ее манера изъясняться была одновременно откровенной
и скрытной – казалось, что она рассказывает абсолютно все, но
в то же время чувствовалось, что она многое скрывает. Я чувствовала
в ней некоторый надлом, опять-таки выражавшийся прежде всего в
ее языке. И я думаю, что это тоже было следствием детства, проведенного
за границей, когда твой родной язык является чем-то инородным
в другой среде, в которой ты оказалась волей судьбы. Когда мне
вручали премию, именно об этом я и говорила в своей речи. И о
сложных отношениях с матерью – это тоже было у нас общим. У нее,
как и у меня, были братья: одного она очень любила, а второй постоянно
ее изводил. То же самое я могу сказать и о себе . Странное совпадение,
но это именно так. Кроме того, она была для меня почти как мать,
поскольку была почти одного возраста с моей матерью. В общем у
нас установились чрезвычайно близкие, доверительные отношения.
В последние годы ее жизни мне поручили подготовить телевизионную
передачу о ней, поэтому я приходила к ней почти каждый день. И
однажды, когда я в очередной раз к ней зашла, у меня на шее был
повязан такой небольшой платочек, красный с синим. И она мне вдруг
сказала: «Ты знаешь, в молодости я была точно такой же, как ты,
даже внешне мы с тобой похожи. И у меня был именно такой платочек,
который мне очень нравился.» На следующий же день я пошла в магазин,
купила ей такой платочек и подарила. Она была ужасно рада и носила
его практически не снимая. А мне очень приятно было видеть ее
с моим платочком на шее. На всех своих последних фотографиях она
в этом платочке, и для меня это как такой скрытый знак нашей дружбы,
который спрятан в этом кусочке ткани.

МК: Ваше обращение к настоящему – я имею в
виду роман «Сегодня» – оказалось достаточно успешным. А каковы
ваши планы на ближайшее будущее?

КФ: Сейчас я работаю над биографией Камю, которая выйдет
в коллекции Фолио у Галлимара. Меня очень интересует судьба этого
писателя, который тоже родился в Северной Африке, как и я. И кроме
того, я начала работу над новой книгой. Правда пока я сама еще
точно не знаю, как она будет называться.