Проза

***

В гостиной Луизы стояли тяжелые антикварные кресла из карельской
березы в стиле ампир. Луиза недавно отдавала их в перетяжку, и
теперь они все были обтянуты новенькой светло-желтой
материей. Луиза пожаловалась Марусе, что всю ее мебель точат
какие-то жучки или червячки. Вот почему в музеях все смотрители
каждый день, обходя экспонаты, обязательно встряхивают кресла
и с силой ставят их на пол. При этих словах Луиза даже
подняла одно свое кресло и с силой грохнула им об пол. Кроме
того, у нее в старинном сундуке, что стоит в прихожей, тоже
завелись древоточцы. Поэтому Луиза даже купила специальные
шарики, которые нужно теперь положить в сундук, а сам сундук
упаковать в огромный полиэтиленовый мешок и наглухо заклеить,
чтобы эти жуки сдохли…

В их семье было семеро детей, и для ее поколения это было вполне
нормально, поскольку незадолго до ее рождения Гитлер издал
специальный указ, в котором призвал немцев как можно больше
размножаться, чтобы обеспечить многочисленность и процветание
германской расы. Луиза была вторым ребенком в семье, а первой
родилась ее сестра. Родители их так потом и называли по
порядковым номерам: сестру – номер первый, а Луизу – номер
второй. Им в свою очередь было поручено заниматься младшими
братьями, каждый из которых тоже имел свой порядковый номер. На
всех фотографиях две маленькие худенькие светловолосые
девочки держали на коленях двух пухлых младенцев в штанишках, и
Луиза обычно поясняла Марусе: «Вот это я – «номер два», а у
меня на руках – «номер шесть», а вот это моя сестра, и у нее
на руках – «номер четыре»«.

Отец Луизы был лютеранином. Каждое воскресенье он регулярно ходил в
церковь, ни одного воскресенья не пропускал, даже если плохо
себя чувствовал, он все равно шел в церковь, превозмогая
боль и слабость. Луиза помнила, как однажды он всю неделю
пролежал в постели с высокой температурой, его ужасно знобило, и
вообще, вид у него был просто пугающий, бледный и немощный.
Щеки ввались, глаз сияли лихорадочным блеском, а все тело
покрылось мелкой сыпью, из груди же доносились какие-то
жуткие хрипы, как из аккордеона, если на нем не играть, а просто
попробовать поднять вверх ухватившись за меха. Однако в
воскресенье он все равно встал рано утром, трясущимися руками
натянул на себя брюки и пиджак и, несмотря на протесты матери
и бабушки, отправился к утренней службе. Лечащий врач
опасался осложнений, однако здоровье отца с этого момента пошло на
поправку. Это чудесное исцеление еще больше укрепило его в
вере и послужило хорошим примером для его близких, включая
Луизу.

А вот своего брата отец Луизы никогда не любил. Особенно их
отношения охладились после того, как тот вступил в нацистскую
партию. К тому же, отца Луизы почти сразу же после начала войны
отправили на Восточный фронт. Правда, к счастью, он был легко
ранен и вскоре вернулся домой. Но все равно, его брат
устроился на теплое место в Берлине при рейхсканцелярии и вообще
никогда не воевал, а отсиживался себе в тылу и получал чины и
награды. У брата, кстати, тоже было семеро детей. В самом
конце войны он вместе со своей семьей был вынужден уехать из
Берлина и поселился неподалеку от Касселя, в одном из
брошенных домов у бывшего военного аэродрома. В то время там было
полно пустых домов, поскольку многие опасались прихода
русских и бежали дальше на запад. Но брат луизиного отца решил
переждать смутные времена именно здесь, так как рассчитывал,
что русские дотуда не доберутся. Они с женой какое-то время
перебивались натуральным хозяйством – просто чтобы как- то
выжить. И вот однажды они отправились в соседнюю деревню в
надежде раздобыть соли, а детей оставили одних на попечение
старшей девочки. А эта девочка повела младшего брата в туалет,
всего на несколько минут оставив остальных детей без
присмотра. Но и этого времени хватило, чтобы они выскочили на
аэродром, который к тому моменту представлял собой настоящее
минное поле, так как немцы перед отходом буквально нашпиговали
его минами. И почти сразу же все пятеро подорвались на одной
из этих мин. Родители погрузили пять маленьких гробиков на
телегу и поехали в родовое имение, где тогда жил луизин отец
с семейством. Брат отца собирался похоронить своих детей на
родовом кладбище, на котором покоились все луизины
родственники, начиная с прапрабабушек и прапрадедушек. Но луизин отец
даже слышать об этом не хотел. Он категорически запретил
своему брату делать это, поскольку тот был членом нацистской
партии, не верил в Бога и никогда не ходил в церковь. Короче
говоря, брат луизиного отца снова погрузил все свои гробики
на телегу и уехал в неизвестном направлении. С тех пор Луиза
уже больше никогда ничего не слышала о своем дяде. У Луизы
сохранилась всего одна его пожелтевшая фотография в фуражке
с орлом и повязкой со свастикой на рукаве: в одной руке он
держит бокал вина и добродушно улыбается. Демонстрируя эту
фотографию Марусе, Луиза вспомнила также, что ее мать всегда
считала ее дядю очень недалеким, если не сказать больше.

***

Луизу всегда очень заботил вопрос ее отношений с родиной. Больше
всего ее волновало, не является ли она предательницей, не
предала ли она свою отчизну, свой Vaterland, переселившись в
Париж. Она даже ходила к психоаналитику, чтобы тот помог ей
разрешить терзавшие ее сомнения. Психоаналитик устраивал сеансы
групповой терапии, в которых принимали участие совершенно
разные и не знакомые друг с другом люди. Германию изображала
здоровенная высокая баба, которую доктор поставил спиной к
Луизе. И в самый первый раз, как только Луиза начала свой
рассказ о детстве и своей сестре, эта баба почему-то посмотрела
себе под ноги, на пол, а ведь сестра Луизы утонула во время
купания в пруду за их домом. Луиза это видела, но не смогла
и даже не пыталась ей помочь, потому что втайне завидовала
своей сестре, которая всегда была первым номером, а Луиза –
только вторым. После ее смерти Луиза стала первым номером,
хотя по инерции ее все и продолжали обозначать как «номер
два», но теперь это уже не имело большого значения. И когда
баба-психоаналитик опустила голову и посмотрела себе под ноги,
Луиза поняла, что это знак, указывающий на смерть ее сестры:
знак скорби матери Германии по всем ее умершим сыновьям и
дочерям. Однако баба почему-то так и не повернулась лицом к
Луизе, а для нее было очень важно, чтобы Германия повернулась
к ней лицом. Тем самым родина бы дала ей знак, что не
считает Луизу предательницей за то, что она вышла замуж за
иностранца и жила во Франции.

В психоанализе всегда важны именно мелочи, которые большинство людей
попросту не замечает. Один знакомый Луизы привез из Москвы
бабу, у которой уже была дочка двенадцати лет. Баба устроила
свою дочку в школу, а когда наступили холода, напялила на
нее вязаную шапочку, в которой сзади была проделана дырочка,
куда эта девочка пропускала свой «конский хвост». Во Франции
так было не принято, поэтому над ней все смеялись, и
мальчики не хотели иметь с ней ничего общего. А девочкам в этом
возрасте требуется общение, в том числе и с мальчиками, иначе
ее психика неправильно сформируется, и у нее разовьется
комплекс неполноценности. Какая же потом из нее получится
женщина, будущая мать!? Мамаша, конечно, переживала за свою дочь,
однако ей и в голову не могло прийти, что та чувствует себя
изгоем в школе, находящейся в самом центре цивилизованной
Европы, из-за какой-то шапочки с дыркой. А вот Луизе это было
ясно как дважды два, но она опасалась прямо сказать об этом
бабе, потому что та могла обидеться. Поэтому Луиза
постаралась, как могла, исправить ситуацию, помочь бедной девочке,
тем более что ее мамаша поделилась с ней своим горем. Луиза
попросила своих дочерей и сына взять над ней шефство. Ее дети,
конечно, тоже были не очень довольны – кому охота дружить с
идиоткой в дырявой шапке – но не стали спорить с Луизой и
согласились. И это было самое главное, потому что Луиза
всегда считала, что в любом деле результат важнее всего. Короче
говоря, эта девочка стала приходить к ним по воскресеньям на
обед, где могла общаться с ее детьми и таким образом
чувствовать себя полноценным членом общества.

Отношения со своей мамашей тоже всегда очень волновали Луизу. Еще в
детстве, когда она была совсем маленькой девочкой, она
чувствовала какое-то скрытое раздражение к себе со стороны
матери. Например, как-то отец купил Луизе очень красивый дорогой
перстень, золотой и с настоящим изумрудом, а матери не
подарил ничего. В другой раз он взял Луизу с собой в длительное
путешествие по Германии – они тогда посетили и Кельн, и Бонн,
и Гамбург, и Франкфурт – а мать осталась дома. Естественно,
все это вполне могло вызывать у ее матери раздражение, так
как ей, наверное, казалось, что ее место в семье теперь
заняла Луиза, а она уже никому не нужна. В свою очередь мамаша
тоже раздражала Луизу, так как своей вечно кислой физиономией
невольно мешала их безоблачным отношениям с отцом…

На очередном сеансе психоанализа ей наконец-то удалось прояснить
отношения со своей матерью, которая теперь жила в доме
престарелых. «Вот, – сказала Луиза и поставила перед Марусей пустую
табуретку – представь, что это твоя мать. У тебя есть
проблемы с матерью? Впрочем, неважно. У всех есть проблемы с
матерью! Так вот, говори ей: «Мама, я думала, что смогу делать
лучше, чем ты, но не смогла»,– при этих словах Луиза больно
толкнула Марусю в бок и настойчиво повторила: «Говори!.. И
смотри, смотри сюда, на эту табуретку – это твоя мать!.. А
теперь скажи: «Мама, я благодарна тебе за то, что ты дала мне
жизнь! Ведь это так замечательно – жить!..»