Литературная критика

Помутнения № 1

Критика чистого разума

Когда дышишь на стекло, оно мутнеет. Но стоит только зажечь в
комнате свет, как все вокруг озаряется: все эти обывательские
цветочки на обоях, графинчики... Нет! Лично я предпочитаю стекло
или даже лед, или даже воду, которая тоже никогда не бывает
по-настоящему прозрачной. Но только не огонь! Хотя бы
потому, что вода сильнее огня. Все мутное, короче говоря! Все
мутное и грязное, чтобы ничего не видеть вокруг – и чем мутнее,
тем лучше. Даже хрусталики глаз под старость у большинства
мутнеют: развивается катаракта, и человек перестает
различать окружающие предметы, тем самым приближаясь к последнему
помутнению, которое и является конечной истиной, итогом его
жизненного пути: ничего не видеть и не слышать.

Само собой, я не верю во все эти «божественные озарения»,
«просветления», «сияния истины», «лучи света в темном царстве»,
«всепоглощающее пламя любви», «горение на работе» и даже
элементарную «душевную теплоту» – и поэтому не понимаю, как можно
было «критиковать чистый разум». Разве разум бывает чистым?
Хотя, возможно, Кант подвергал сомнению именно чистоту разума,
но я это уже вряд ли когда-нибудь узнаю. Книга Канта из
числа тех, что я уже, видимо, никогда не прочитаю. И не потому,
что с годами мой рассудок настолько померк, что я утратила
способность следить за тонкостями и хитросплетениями
философских доказательств, а просто, выражаясь спортивным языком, я
всегда чувствовала, что мы с Кантом не только находимся как
бы в совершенно разных весовых категориях, а еще и
представляем абсолютно непохожие виды интеллектуальных состязаний. То
есть я всегда смотрела на «Критику чистого разума» так,
как, вероятно, смотрит малорослый щуплый велосипедист на
штангу, которую готовят к соревнованиям среди атлетов, чей вес
превышает сто килограммов. Короче говоря, эта книга мне всегда
казалась совершенно неподъемной. Жаль, что в искусстве нет
такой же градации, как в спорте – по-моему, это
несправедливо. Достаточно вспомнить несчастного Есенина, который всю
жизнь храбрился и подбадривал себя: «Давай, Сергей, за Маркса
тихо сядем!» – однако так на это и не решился. Бедный! А ведь
достаточно было самого беглого взгляда со стороны, чтобы
понять, что ему, при его природных данных, «Капитал» Маркса ни
за что не осилить. Зачем же было так долго мучиться и
переживать?! Вероятно, он опасался осуждающих взглядов окружающих.
И напрасно! Лично у меня все его потуги не вызывают ничего,
кроме сочувствия. Тем более мне бы не хотелось повторять
его заблуждения. Если какая-нибудь стопудовая книга вроде
Библии встречается на твоем жизненном пути, и ты чувствуешь, что
она тебе не по силам, то можно даже не пытаться ее
куда-нибудь отодвинуть, а достаточно просто взять и, пользуясь своим
хрупким сложением, незаметно через нее перемахнуть. Если же
такая книга – вроде «Улисса», например — пылится где-то в
сторонке, то на нее и вовсе можно просто не обращать
внимания. Потому что, если ты задержишься и будешь чересчур долго
топтаться на одном месте, то другие тебя опередят, и тогда ты
все равно окажешься в положении отставшей, в том числе и в
умственном отношении. Для этого, собственно, все эти книги
обычно и подсовываются.

Но как бы там ни было, а в этом мире нет ничего более скользкого,
липкого и неприятного, чем человеческий ум. Чтобы в этом
убедиться, достаточно хотя бы раз посетить анатомическую
лабораторию во время трепанации черепа какой-нибудь жертвы
автокатастрофы или случайно свалившегося с крыши кирпича. В такие
мгновения, наблюдая за растекающейся из расколотой черепушки
серой бесформенной массой с дурным запахом, которую обычно так
называемому младшему медперсоналу потом еще очень долго и
мучительно приходится собирать со стола, каждый вольно или
невольно приближается к самой сути мыслительной деятельности
человека. Символическая картина! Редкий случай, когда внешний
вид практически полностью соответствует содержанию! Вот его
– этот помутненный грязный разум – в первую очередь и
следовало бы критиковать Канту. Вряд ли тому это поможет
окончательно проясниться и очиститься, но так, хотя бы, само это
занятие будет выглядеть более естественно и привычно. Моют же
зачем-то обыватели полы в своих квартирах и стирают белье, а
не наоборот – никому ведь не приходит в голову специально
поливать их грязью. И критика помутненного разума, по крайней
мере, находится в русле общепринятой человеческой
деятельности: как мытье пола и стирка белья.

Что касается меня, то я, в отличие от Канта, пишу книги вовсе не
затем, чтобы кого-нибудь и что-нибудь критиковать. Отнюдь! Я
пишу исключительно для того, чтобы меня саму потом все
критиковали! И как показывает практика, до сих пор мне всегда
удавалось достичь своей цели. Во всяком случае, мало у кого
возникают сомнения по поводу моих мозгов: настолько основательно
и безнадежно они запачканы в глазах большинства. Ничего не
поделаешь, людям свойственно стремление к порядку и чистоте.
Возможно, это заложено в них изначально, а, может быть,
является следствием воспитания, но стоит только рачительной
хозяйке заметить на каком-нибудь предмете своего обихода пыль,
как она тут же бежит на кухню за тряпкой. Приблизительно то
же, вероятно, можно сказать про Канта и ему подобных: все они
подчиняются своим условным и безусловным рефлексам. Ну а я,
получается, вслед за академиком Павловым взяла на себя труд
эти рефлексы проверить и зафиксировать. И уже сейчас мне
абсолютно ясно: все в порядке, у людей эти инстинкты работают
ничуть не хуже, чем у животных, осталось уточнить только
кое-какие детали. Собаки стремглав бросаются за брошенной
костью и на прогулке по городскому парку энергично всасывают в
себя ноздрями воздух, выслеживая некую абстрактную, занесенную
в «красную книгу» или вовсе давно исчезнувшую даже из самых
глухих таежных зарослей дичь. А людям свойственно
стремление к порядку и чистоте, и они (совсем как комары – к
лампочке) тянутся ко всему светлому, даже если ничего подобного уже
давно не существуют в природе.

Без учета этого обстоятельства невозможно понять, что, например,
заставило Артюра Рембо назвать один из самых своих темных
циклов «Озарениями». Если кто-то еще не догадался, могу пояснить:
таким образом этот юный гений пошутил. Нетрудно ведь себе
представить, как читатели доверчиво протягивают свои ручонки
к книге со столь многообещающим названием, а там – о, ужас!
– никаких светлых, добрых чувств и мыслей, один сплошной
мрак. Даже теперь, по прошествии ста с лишним лет после выхода
этой замечательной книги, невозможно сдержать улыбку, когда
мысленно представляешь себе подобную картину. В этом,
собственно, и заключается главный смысл и непреходящее значение
поэзии Рембо, который задолго до академика Павлова и меня
сумел разгадать инстинктивную тягу человека ко всему светлому и
доброму – разгадать и, как и положено «инженеру человеческих
душ», то есть писателю, остроумно воспользоваться своим
открытием. Иными словами, он поступил с читателями в точности
так, как обычно поступает со своими подопечными опытный
дрессировщик собак, который сначала методично бросает им кость, а
потом те уже покорно бегут и за обычной палкой. «Озарения»
оказались не совсем или даже совсем не озарениями, однако
после того, как людей веками пичкали всякого рода религиозными
и нравственными прозрениями с похожими названиями, они
проглотили и нечто противоположное. В конце концов, в полете
палка мало отличается от брошенной кости – так и книга Рембо
мало отличается от произведений с похожими названиями до того
момента, пока ее не откроют. А поскольку как минимум
девяносто процентов населения земного шара сегодня никогда не
читали Рембо, то и сам он по-прежнему представляется им чем-то
вроде «летящей палки» и мало отличается от других «гениев»
вроде Пушкина, Гомера, Толстого или Маркса, за которыми они
готовы нестись сломя голову, после того как услышат
соответствующую команду…

И теперь, наконец, мы подошли к самому главному. Почему я плоды
своих длительных наблюдений над людьми и литературой решила
назвать «Помутнениями»? Во-первых, чтобы подчеркнуть свое
отличие от Рембо, который в момент написания своих стихов уже в
силу юного возраста объективно находился гораздо дальше от
конечного смысла бытия. Во-вторых, чтобы облегчить задачу своим
критикам: мол, ну вот она и сама признает, что у нее не все
в порядке с головой. Кроме того, чтобы дистанцироваться от
обывательской тяги к порядку и чистоте и внести смятение в
души людей. И разумеется, чтобы выразить свое глубочайшее
презрение ко всему светлому и доброму, которое, правда, я уже и
без того неоднократно высказывала… Короче говоря, у меня
имеется достаточно причин, чтобы называть свои мысли
«помутнениями», главной из которых безусловно остается потребность
запечатлевать их на бумаге.