Проза

Неделю назад учительница
младших классов, Анастасия Ивановна Пульчик, влюбилась. Было это
так. В новом учебном году были запрограммированы экскурсии. В
том числе в Музей Отечественной Войны. В первый вторник ноября
впервые пришла она сюда со всем 5-Б классом.

После экскурсии дети разбежались по музею. Анастасия Ивановна
уныло проходила мимо тяжелых минометов, пушек, стоящих на мраморных
плитах. Между пушками бегали малыши, звуками имитируя выстрелы:
джиих, бабах, паххххр и т.д..

Вся семья Анастасия Ивановны погибла на той войне и ей были тяжелы
воспоминания матери и тетки. Теперь ей казалось, что здесь, в
музее, дед ее и отец и братья матери медленно к ней приближались.
По рассказам ее матери, дед погиб не от пули. Пехотинцем, потом
артиллеристом прошел он всю войну. В сорок пятом, после службы
в Чехии, перебросили его через всю Россию на Дальний Восток. Воевали
наши там всего двадцать четыре дня. Сражались в Манчжурии с желтым
врагом, с японцем. За день до капитуляции, пошел он в лес босиком,
наступил на змею-медянку, а под вечер нога распухла. Так и закончил
он свою жизнь несправедливо - от отравления ядом.

Про врага Анастасия Ивановна знала много: знала, что немцы на
гармошках играли и деревни жгли, про японцев знала, что были на
стороне немца. Поэтому и решила показать своему пятому классу,
что такое та война была. А здесь, в музее, все как на ладони видно.

Анастасия Ивановна вытягивала шею, тревожно и нежно всматривалась
в диорамы, пытаясь найти там что-то знакомое. Тщетно. На задних
полукруглых стенках диорам масляными красками были написаны чужие
поля, леса, реки, горящие дома. По нарисованному небу плыли облака.
«Ну прямо как живое!», - думала она и вспоминала родную деревню,
запах коровы, шум жухлой листвы под ногами, а в ноябре – мерзлую
веселую слякоть, по которой бегала она к Мариванне за пряниками
в маминых резиновых сапогах. Мариванна хлопала ее ласково по заду
и шутливо говорила: Во бандуру какую отрастила, скоро и замуж
пора!

Пройдя несколько залов, Анастасия Ивановна оказалась в собрании
личного оружия. Оружие стояло в шкафах и тускло поблескивало,
черное и мертвое. Между двумя стеклянными витринами, она услышала
снизу на полу странный звук, как от падающей шелковой ленты и
вздрогнула. Анастасия Ивановна не сразу посмотрела, а когда взглянула
– отпрянула. На пол из витрины к ней упала картонная табличка.
«МР - 43 (Maschinenpistole)» Анастасия Ивановна замерла и огляделась
по сторонам. Посетители мирно читали вывески и ходили по залу.
Среди них были и иностранцы. Анастасия Ивановна быстро спрятала
табличку в сумочку и перешла в следующий зал. Каблучки ее звонко
стучали по мрамору. Ноги болели.

В следующем, высоком и просторном зале было здорово. Посетители
восхищенно толпились вокруг многометровой круглой площадки.

Руководство музея по-видимому всерьез играло в войну. На небольшой,
мастерски воспроизведенной опушке, была скульптурно запечатлена
сцена боя. Глубокие окопы и ссадины от снарядов разрезали землю.
Было ощущение чего-то настоящего.

Анастасия Ивановна вздрогнула и подошла ближе. Пахло промокшей
хвоей. "Настя" – услышала она голос из панорамы. - Показалось,
- подумала Анастасия Ивановна, – может, кто из учителей тут? Голос
повторился. Шел он явно из-под земли. Она обернулась и застыла:
в одном из окопов сидел ее дед и махал рукой. Поначалу она подумала,
что это кто-то из посетителей, но сходство с фотографией деда
было поразительное. – "Иди сюда, Настенька!"

На фотографии той, что была в альбоме у матери, дед выглядел гораздо
моложе. Теперь же, впалые щеки и седые косматые волосы выдавали
в нем старика. Гимнастерка была проедена молью.

По небольшой деревянной лесенке Анастасия Ивановна с бьющимся
сердцем спустилась вниз. Не на шутку обдавало сыростью и пахло
порохом. По обе стороны от них восковые фигуры только что подстреленных
солдат прощались с жизнью. Некоторые даже еще не успели упасть
в ров, как суровая рука директора Музея Отечественной Войны остановила
мгновенье. Пули, привязанные тонкими лесками висели в воздухе
так правдоподобно, как будто они собирались вонзиться в сердце.
И звуки канонады, немного приглушенные, (по-видимому, потому что
обычно в музеях следует соблюдать тишину), доносились из динамиков.
В соседнем окопе сидела посетительница: мать с двумя детьми, мальчиком
постарше и с младенцем. Малыш как ни в чем ни бывало кормился
от груди, а мальчуган постарше допекал назойливыми вопросами,
можно ли потрогать воскового солдата.

Тут Анастасия Ивановна заметила, что в окопах и блиндажах множество
людей, наконец укрывшихся от суеты здесь на поле битвы. На поверхности,
где вперемежку лежали пластиковые трупы стонали в объятьях молодые
люди. Звук их вздохов прерывался стонами солдат. Окоп, в котором
стоял дед был особенно сырым и глубоким.

- Настя! – прошептал дед. - Он стоял перед ней как будто живой
и отливал восковым блеском. В глазах его сквозили добрые лучики,
а на рукавах гимнастерки лежали комки земли.

- Дед! - в изумлении прошептала Анастасия Ивановна.

- Как хорошо, что ты пришла, Настя, ждал я тебя.- сказал он, покачав
головой.

- Значит, не умер ты, дедуля, значит не кусала тебя змея? – спросила
Анастасия Ивановна и сделала шаг вперед.

- Не умер я, – хрипло засмеялся дед, – война давно уже прошла,
а вот к миру я привыкнуть, так и не привык.

- Значит, живешь ты здесь, среди войны?

- Здесь, Настюха, только ты уж никому не рассказывай, не позорься.

Анастасия Ивановна пообещала молчать. Они стояли в окопе и туристические
группы приходили и уходили. Долго говорила она с дедом, плакала,
вспоминала покойных родителей.

- Замужем ты, Настя? – спросил дед.

- Нет, дедуля, - сказала Анастасия Ивановна.

- У меня парень тут хороший, Петя Астафьев, пойдем. Он солдатик
рядовой. Молодой парень, ты такого днем с огнем не найдешь, он
тебе понравится.

Он взял взрослую свою внучку за руку и они пошли. Долго шли они
по переплетениям окопов. Под ногами хлюпала грязь. Анастасия Ивановна
перепачкала свои туфли, но было ей все равно, счастье ожидания
переполняло ее целиком. Снаряды над их головами летали мертвыми
вспышками. Дед знал музей хорошо. Огромное здание, выстроенное
в восьмидесятые годы было заполнено оружием, документами и диорамами.
По дороге дед рассказывал ей про давние битвы и про погибших товарищей.
Шел он медленно, по-стариковски. Начались реденькие ели. Анастасия
Ивановна вспомнила, что такие ели были в диораме какой-то битвы,
только не могла припомнить, какой. У перехода через мост дед остановился.

- Слушай, Настя, давно я его присмотрел для тебя, все ждал. -
Старик обнял ее за плечи.- Волнуюсь я, нервы уже не те.

- Да что ты, дедуля, хоть бы я ему понравилась, я ведь одна совсем.

Около реки стояла одинокая часовня. Дед подошел к часовне, перекрестился
и вошел. Слабый свет падал из маленьких окошек. На алтаре горела
свеча. Перед алтарем на сухой соломе на коленях стоял солдат.
Еще сзади Анастасия Ивановна заметила его широкие плечи и крепкую
спину. Одет он был в простенькую старую гимнастерку. Дед кивнул
головой в сторону солдата.

- Вон он, Петр Астафьев, – шепнул он,- подождем, пока молитву
не кончит.

Солдат, казалось, сосредоточился и замер в молитве, обратив лицо
к алтарю. И только волосы его ворошил слабый, живой свет свечи.
В груди у Анастасия Ивановны было неспокойно. В горле у нее стучала
надежда. Она поправила волосы и юбку, стерла с губ помаду, отерла
туфли платком и закрыла лицо рукой.

- Ну что ты, Настя, зашептал дед, ты понравишься ему, у него тоже
никого нет, не волнуйся.

- Не могу я, дедуля, - Анастасия Ивановна выбежала из часовни
и разрыдалась.

Теперь она стояла над рекой и вдыхала свежий ветер.

- Погоди, - сказал дед.

Он зашел в часовню и вышел опять.

- Иди ты, Насть, он ждет тебя, а я здесь пока подожду. - сказал
он.

Анастасия Ивановна отерла слезы и зашла в часовню. Теперь солдат
встал с колен и так же неподвижно стоял у выхода, вглядываясь
в темные иконы. Анастасия Ивановна подошла к нему совсем близко
и в полутьме протянула руку. Солдат не двигался. Во всем его теле
было что-то закостенелое.

- Я – Настя, внучка Анатолия Николаича, - сказала Анастасия Ивановна.
Солдат не шелохнулся. Настя подняла руку и погладила его лицо.
Лицо его было совсем холодным. Анастасия Ивановна сковырнула воск
с небритой щеки и обняла его. Петенька – зашептала Анастасия Ивановна,
- Петя, услышь меня, но солдат не шевелился. Слезы текли по ее
щекам и падали солдату на одежду. Лицо его было угрюмо. Стеклянные
глаза смотрели в упор. – Хоть бы он живой-то был! – подумала Анастасия
Ивановна с отчаянием и надеждой. Она опрокинула солдата и положила
его на пол, задула свечу и стала дрожащими руками снимать платье.
Дед постучал. Анастасия Ивановна прикрыла соломой срамоту. Дед
заглянул вовнутрь.

- Внучка, поду я, рад я за тебя, что меня ты не подвела перед
героем.

- Куда ты, дедушка, - спросила Настя.

- Пойду я к себе в окоп, работа у меня.

Анастасия Ивановна вся голая легла рядом с солдатом, обняла его
и долго лежала так, слушая стрекот кузнечиков. "Уважаемые посетители,
– услышала она голос, – через пятнадцать минут музей закрывается.
Просьба всем пойти к выходу." Анастасия Ивановна будто пришла
в себя, отбросила куклу и быстро оделась. Она вышла из часовни
и поспешила к выходу.

Шла домой она пешком, тронутая счастьем. Перед сном Анастасия
Ивановна поглядела в зеркало. Прыщи ее прошли. А во сне снова
к ней дед явился. Он кривлялся и мочился на ее туфли.

Утром Анастасия Ивановна зашла в учительскую бросила сумку на
стул и принялась кипятить чай. Ее коллега, Вера Дмитриевна, тронула
ее за рукав,

- Ну как ты, Ивановна, не выспалась ты что ли.

- Ой, Верочка, - сказала Анастасия Ивановна, - скажу я тебе по
секрету, только тебе, - она притянула Веру Дмитриевну за воротник
и радостно зашептала ей в ухо - замуж я выхожу!

- Да ты что!- Вера Дмитриевна вспотела и заперла дверь учительской,
подсела к Анастасия Ивановне совсем близко и взяла ее за руку,

- Ну,

- Да, Верочка, - сказала Анастасия Ивановна, - солдат он, Петром
зовут.

- Откуда он

- Наш он, местный.

- Ой как я за тебя рада.- Вера Дмитриевна хлопнула по столу, достала
из сумочки фляжку с коньяком. – где же ты его подцепила.

- В музее, Верочка.

- Так он культурный! - с уважением сказала Вера Дмитриевна.

- Культурный. - Анастасия Ивановна смахнула счастливую слезу.

Тут двери учительской открылись и с шумом стали входить другие
коллеги. Вера Дмитриевна подмигнула и пошла в класс. Анастасия
Ивановна допила свой чай с коньяком и поднялась в 5-Б. Когда она
зашла, обычно шумные ученики замолчали. К такому молчанию Анастасия
Ивановна не привыкла. Людочка Афанасьева закрыла нос рукой и прыснула,
глядя на доску. Анастасия Ивановна обернулась и остолбенела: на
доске было старательно выведено: «Анастасия Ивановна лежала голая
в музее». Анастасия Ивановна покачнулась на каблуках, горячая
волна хлынула от спины наверх, и класс завертелся у нее перед
глазами. Анастасия Ивановна в слезах выбежала в темный тусклый
коридор и, не заходя в учительскую, выбежала из школы.

Она бежала, не разбирая дороги, поймала такси, и оно домчало ее
до музея. Дрожащей рукой Анастасия Ивановна купила билет и бросилась
в зал, туда, где был окоп ее деда. Деда не было. В музее было
все по-прежнему. Искусственные пули дрожали на лесках, звук канонады
уносился к потолку. Посетители близко наклонялись к искусственным
экспонатам. Анастасия Ивановна быстро спустилась в окоп и замерла.
На нее шел японско-фашистский враг. Вражеский солдат направил
автомат на учительницу и нажал на спуск. Анастасия Ивановна услышала
очередь, почувствовала в груди резкую боль и слабость, покачнулась
и упала в слякоть. Последнее, что она видела, был рядовой Петр
Астафьев. Его стеклянные глаза склонились над ней. «Любил я тебя,
Настька» - сказал солдат, не открывая воскового рта и сердце Анастасия
Ивановны навсегда прекратило биться.

.