Проза

• Часть первая
• Часть вторая

="02_121.jpg" hspace=7>

Не зря говорят, что день полностью зависит от утреннего напитка. Она
знала слова, которые дают силу закипающему кофе и
пробуждающемуся дню. Но эти слова нужно вовремя произнести,
утверждала она. В тот самый момент, когда темная пена поднимается к
горловине турки, словно разбуженное прошлое, надо усмирить
кипение словом. А лишь затем снять турку с огня. Но здесь
необходима предельная внимательность. Если произнесешь заветные
слова раньше, чем положено, напиток будет содержать в себе
недосказанность, и день будет недосказанным, словно строчка
стихотворения, выхваченная невесть откуда. Если же, наоборот,
опоздаешь, в кофе появится привкус уходящей истины, которую
ты никак не можешь настичь. И день будет иметь точно такой
же привкус. Ты будешь приходить к месту действия, опоздав
ровно на столько, сколько необходимо для того, чтобы не
свершилось все задуманное.

Она варила кофе, запирая дверь на кухню, не допуская его к таинству.
Он в это время неспешно умывался в ванной и рассматривал
себя в зеркале. Есть вещи, в которых не нужно соучаствовать, а
принимать их готовыми, как принимают будущее.

- Как всегда, у тебя превосходный кофе, - сказал он, пригубив из чашки.

- Я старалась для тебя вдвойне, - сказала она.

Ее облик был уютен и ненавязчив. Зимой она сохраняла тепло, а летом
прохладу, так же, как старые основательные дома. «Любой дом,
- подумал Вахап Аминов, - строится для женщины. Мужчина в
нем только гость. И вообще мужчина в этом мире гость, а
женщина в нем, как дома. Она приходит сюда хозяйкой и творит
здесь уют, не мучая себя подозрениями».

- Налить тебе еще?

- Конечно, - сказал он. – Из твоих рук я выпью даже яд.

Она посмотрела на него. В ее взгляде была та женская
покровительственность, с какой смотрят на младших братьев.

- С напитками будь осторожным, - заговорила она. - Например, никогда
не пей томатный сок у незнакомых людей. Томатным соком ты
можешь ненароком запить проклятие и дурной призыв. И тем
более не пей томатный сок в гостях у женщины, поскольку женщина
может стать твоим врагом, может быть она уже и так твой
враг, только ты этого не знаешь. А если женщина тобой любима,
она твой враг настолько же, насколько и друг, иначе она не
была бы для тебя так притягательна. Женщина-друг не может быть
любима.

Он давно привык к ее советам. Она знала истину с недоступной для
него стороны, с той стороны, откуда никакой мужчина ее никогда
не увидит. Мужчина может только делать вид, что понимает
женщину, на самом деле он лишь убедит себя, что ее понимает.

Внезапно утреннюю тишину нарушил телефонный звонок.

- Тебя, - сказала она, подавая ему трубку.

- Как меня? Никто не знает, что я здесь! - удивился он. По спине его
пробежал холодок. Утро начиналось странным образом.

В трубке послышался голос матери:

- Я догадалась, что ты у нее. Слушай. Вчера приходил Камиль. Он
прождал тебя два часа и, не дождавшись, ушел.

- Мама, Камиль погиб год назад, - сказал он.

- Ну да. Он очень тебя ждал.

- Но послушай, - он был взволнован не на шутку, - Камиль прекрасно
знал, что по четвергам я играю в футбол.

- Ты думаешь, мертвые не ошибаются? - голос матери был спокоен. - У
них память гораздо хуже, чем у живых.

- А почему он не пришел ко мне домой, а искал меня у тебя?

- Это очень просто. Он пришел в дом, связанный с вашим детством. А
детство помнят и на том свете, и на этом.

- Хорошо. Он что-нибудь сказал?

- Ты что! Они же не говорят.

Вахап Аминов молчал в трубку.

- Я думаю, что он пришел тебя о чем-то предупредить, - сказала мать
через некоторое время. - Так что будь, пожалуйста,
осторожней.

- Хорошо, мама, я буду осторожен.

Он положил трубку и продолжил утреннюю трапезу.

- Что-то случилось? - спросила она.

- Мама в последнее время очень мнительна, - ответил он.

Выходя от нее, он заметил записку, которая лежала на полу.
По-видимому, она была вставлена с наружной стороны и выпала, когда он
открывал дверь. Развернув записку, Вахап Аминов увидел
нарисованную от руки трость. Ту самую трость, которая хранила
тепло старика, сбитого машиной. Ему опять напоминали, что
небытие ближе, чем собственная ладонь.

На дворе стоял май, цвела черемуха, а когда цветет черемуха, как
известно, царит холодный северный ветер. Ветер этот вездесущ, и
даже в закрытых наглухо помещениях чувствуется его дыхание.
Но раньше ветра приходит сопровождающее его беспокойство.
Людям становится неуютно в своих снах. Ночи в этот период
особенно длинны, они длинны вглубь себя, хотя внешне
протяженность их обычна. Дни же, напротив, кажутся короткими и не
имеющими сердцевины.

В один из таких дней Вахап Аминов остановился на улице и вгляделся в
лужу, где пролетали отражения облаков и автомобилей. Его
взгляд вошел в незримые пространства, и сквозь уличный гул
вновь проступил сквозняк тишины. Вдруг чей-то голос сбоку
отчетливо произнес:

- Старший лейтенант Бикмурзин.

Рядом стоял высокий лысоватый человек и протягивал ему руку. Вахап
Аминов пожал протянутую руку и осмотрел незнакомца.

- Мне надо с вами поговорить, - сказал тот.

Есть люди, которым лысина к месту. Всевышний как будто завершил их
облик несколькими взмахами полировальной кисти. Но старшему
лейтенанту Бикмурзину лысина совершенно не шла. Она словно
случайно нашла пристанище в его облике и невнятно проглядывала
через мелкие кудряшки, виновато отсвечивая розовыми
оттенками.

- Вы, наверно, догадываетесь, о чем. Я хочу поговорить о том
дорожном происшествии, свидетелем которого вы стали.

Вахап Аминов понял, почему Бикмурзину не идет лысина. Он был молод.
А молодому лысина не идет в любом случае. Хотя, говорят,
ранняя лысина дается человеку в подтверждение его серьезности.

- Надо же, - сказал вдруг Вахап Аминов, - как вы на отца своего похожи.

- Вы что, - удивился Бикмурзин, - знаете моего отца?

- Да нет, я так почему-то подумал.

- Я хочу предупредить вас. Человек, который вынуждает вас забрать
показания, известный криминальный авторитет Хамдун Ротвеллер.
Он будет на вас давить. Сейчас у нас это единственный способ
засадить его за решетку. Наезд на пешехода, повлекший за
собой смерть пострадавшего.

Из подворотни вышел кот и начал тереться об ноги старшего лейтенанта
Бикмурзина. Это был серый, невзрачный кот дворняжьей
породы, такие обычно не доверяют первому встречному. Вахап Аминов
опять смотрел в лужу, где пролетали отражения автомобилей и
облаков. Северный ветер царил в пространстве, во дворах
цвела черемуха.

- Они договорились уже давно, - сказал Бикмурзин.

- Кого вы имеете в виду? – спросил Вахап Аминов.

- Черемуху и северный ветер. Я всегда думал, почему это происходит
одновременно – цветение черемухи и приход северного ветра?
Дело в том, что сговор их произошел очень давно.

- И насколько давно? – спросил Вахап Аминов.

- Это было так давно, что … - Бикмурзин замешкался. Взор его упал на
кота под ногами.

- …что даже котов еще не было, - продолжил он. – И даже Бога еще не было.

- Что вы от меня хотите? – Вахап Аминов посмотрел в глаза своему собеседнику.

- Если вы будете твердым и не откажетесь от своих показаний, мы
обещаем вам защиту.

Бикмурзин произнес эту заученную фразу и отвел взгляд, стыдясь своих слов.

- Не смешите меня, - сказал Вахап Аминов. - Какая защита.

- Что вы намерены делать? Вы откажетесь от показаний?

- Нет. И у меня на то свои причины.

Хамдун Ротвеллер был не самый опасный человек, но никто не хотел с
ним связываться. О таких не говорят - не клади ему в рот
палец, не то откусит. А говорят - держи пальцы подальше от его
рта, а лучше в карманах, сжатыми в кулак. И, может быть, твои
пальцы останутся целы.

Про Хамдуна Ротвеллера рассказывали разное. Говорили, например, что
он метит свою территорию так же, как это делают хищные
животные, чтобы отпугнуть соперников. Это могло выглядеть так.
Несколько одетых в черные плащи телохранителей прятали за
собой массивного, с толстой шеей, хозяина, который журчащей
струйкой подтверждал право собственности. Чем обильней увлажнена
земля, тем дольше она будет твоей, считал Хамдун Ротвеллер.
Говорят, увидев однажды ночью пьяного прохожего, который
мочился на его территории, Ротвеллер выхватил пистолет и убил
его. Еще журчание не смолкло в ночи, а пьяница был мертв.

Людская молва на этом не успокаивалась. Однажды осенним утром
Хамдуна Ротвеллера будто бы видели сидящим на далеком берегу,
голым, обмазанным кровью и рыбьей чешуей, произносящим какие-то
слова. После чего он прыгнул в воду и исчез, даже не оставив
после себя кругов. Вынырнул же он к вечеру, у себя в
бассейне.

- Сто грамм водки плюс бутерброд с икрой, - властно потребовал он,
снимая с себя тину. Служанка, прибиравшаяся во дворе, упала
без чувств (а потом никогда больше здесь не появилась).
Хамдун Ротвеллер вынужден был сам налить себе водки, чтобы
согреться.

Годы брали свое. Жадность и мнительность, когда-то покрываемые
романтическим ореолом районного мафиози, теперь проступали в его
характере так же отчетливо, как морщины на лице и
неблагородная седина в волосах.

Он собственноручно пересчитывал всю поступающую наличность, не
подпуская к мятым ворохам купюр своего бухгалтера. Он не доверял
никому и ничему. Он не верил даже зеркальцу заднего вида в
своем автомобиле и всегда оглядывался назад, чтобы
удостовериться, что дорога сзади свободна. Тем более Хамдун Ротвеллер
не доверял шоферам и водил автомобиль сам.

В тот день он был пьян. Но пьян не настолько, чтобы сбить пешехода.
Почему-то руки сами поворачивали руль, упреждая сигналы
центральной нервной системы. Конечно, он не хотел задавить
старичка. Тот сам меня спровоцировал, объяснил себе Хамдун
Ротвеллер свой неожиданный поступок. Но самым неприятным здесь
было то, что он покинул место происшествия, точно испугавшийся
пацан.

Ему доложили, что некий клерк стал свидетелем этого недоразумения.

- А откуда он знает, что за рулем был я?

- Он видел именно вас, - объяснили ему.

- Так пусть заберет показания, - решил Хамдун Ротвеллер.

- Не хочет.

- Что?

Говорят, что Хамдун Ротвеллер тут же крикнул телохранителей и
отправился метить свою территорию, словно откуда-то исходила
угроза.

Людской поток издали похож на дым, который низко стелется по земле.
Или на темную воду, которая находит пути, следуя своим
законам.

Так думал Вахап Аминов, идя по людному проспекту. Он не любил
соседства идущих. Его раздражал любой прохожий, находящийся в
недопустимой близости от его души. Поэтому, когда какой-то
мужичок в очках поравнялся с ним, Вахап Аминов чуть сбавил шаг,
чтобы пропустить того вперед. Однако сосед по толпе тоже
замедлил движение, словно повинуясь какой-то низкой, сводящей в
стаю, силе. Тогда Вахап Аминов, как нападающий в футболе,
поспешил вырваться вперед. Мужичок тоже прибавил ходу, точно
опомнившийся защитник. Это несуразное общение, столь частое
на городских улицах, продолжается ровно столько, сколько
необходимо, чтобы осознать комичность происходящего. Вахап
Аминов заметил вдруг, что его сопровождающий вовсе не свободен, а
вовлечен в подобную же схватку с другим пешеходом, от
которого так же нелепо пытается избавиться. Вахап Аминов бросил
взгляд в другую сторону и увидел, что от него тоже хотят во
что бы то ни стало отклеиться, а точнее, это парень в
джинсовой куртке, бросающий на него быстрые и неодобрительные
взгляды. В свою очередь, этот парень в джинсовой куртке является
раздражителем для другой независимой души, которая мечется,
пытаясь освободиться. И вообще - весь идущий народ был
вовлечен в это общее действие, и каждый претендовал на свою
избранность.

Вахап Аминов отошел в сторону, встал под рекламным щитом и
осмотрелся. Весь мир был как на ладони. Уже закончилось царствование
северного ветра и цветущей черемухи, которые договорились
между собой еще в незапамятные времена. Молодая листва обжила
пространство, лишив его весенней пронзительности и гулкости.

Вахап Аминов был не похож на других. Он был не похож на других
гораздо больше, чем другие были не похожи на таких же других.
Именно потому он стоял сейчас под рекламным щитом и смотрел на
людей, словно на темную воду, текущую своими, ей одной
ведомыми путями. Именно потому полчаса назад он отказался от
денег, предложенных ему людьми Хамдуна Ротвеллера в обмен на
молчание. Это были опять те двое, в темных плащах и галстуках.
Они не ожидали услышать отказ.

- А ведь какой хороший человек был, - многозначительно оглядев
Вахапа Аминова, сказал один из них.

- И как, наверно, жить хотел, - сказал другой, пряча обратно в
карман толстую пачку купюр.

Они ушли, держа руки в карманах, уверенные в своей и чужой судьбе.

- Зачем ты так упрямишься? - убеждал его Свирид Аглаев. - Тебе жалко старика?

- Да.

- Но он мертв. Ты ведешь себя так, как будто в твоих руках судьба
мертвого. Но судьбы мертвых не в нашей воле. В нашей воле,
иногда, судьбы живых. В частности, собственная судьба. Старика
нет. А тебе угрожает серьезная опасность. По твоей же
глупости и упрямству.

Вахап Аминов молчал.

- Ты должен забрать свои показания.

- Я их не заберу.

- Тогда я не смогу тебе помочь. Я могу сделать очень много. Но ты
поступаешь не по правилам, и тут я бессилен.

Он свыкся с чувством опасности так же, как свыкаются с ним на поле
боя. День приходил, наполнялся содержанием и исчезал, не
оставляя после себя ничего, кроме нереальных, невнятных мотивов,
которые называют памятью.

Вахап Аминов не любил прошлого. Он не принимал потусторонний отсвет
былых поступков и всего того, что по прошествии времени душе
не принадлежит. Прошлое заставляет копошиться в себе, точно
в выгребной яме, и бесконечно вовлекаться в затухающие
инерции уходящих в небытие поездов.

Он любил настоящее. Любил его в ущерб прошлому и будущему. Наверно,
именно поэтому Вахап Аминов терпеть не мог
фотографироваться. Фотография предъявляет тебе искаженное настоящее, которое
уже стало прошлым. Мне плевать, каким я достанусь потомкам,
- говорил он. Пусть мой образ будет запечатлен лишь на
редких фотографиях, в плохом ракурсе и с темным лицом. Какая мне
выгода здесь и сейчас от этой фотографии?

Поэтому, когда его ослепила вспышка, он запоздало прикрыл лицо
ладонями. Вечность задела его своим крылом в тот момент, когда он
поправлял волосы.

- Зачем? - в его голосе чувствовалось раздражение. Он словно был
захвачен врасплох и запечатлен в этой жизни, как на чужой
территории.

- Не обижайся, пожалуйста, - она виновато опустила фотоаппарат. - У
меня нет ни одной твоей фотографии.

- Моя стихия - безвестность, - сказал он. - Я хочу почить в ней, как
в собственном доме. Поняла?

Она поняла, что у него просыпается вдохновение.

- Я войду в безвестность, как в быструю воду, и никаких кругов не
останется, - он ходил по комнате, слегка взволнованный
легкостью приходящих слов. - Человеческий ум не в силах примириться
с предстоящим уходом. От того-то люди рожают детей,
совершают открытия, завоевывают другие страны. Но это все мелкое
земное барахтанье. А я - буду безымянен, как дерево или дождь.

- Надеюсь, ты говоришь это не всерьез. Сделать тебе кофе? - спросила она.

- Конечно, не всерьез. Сделай.

В кабинете главы фирмы Хамди Валетова всегда поддерживалась особая
атмосфера. Здесь работал кондиционер, который гнал из своего
нутра степной ветер-суховей. Кроме того, этот ветер
сопровождался характерным присвистом, какой можно услышать только в
степи. Хамди Валетов утверждал, что только в подобных
условиях его ум поддерживается в состоянии готовности. Черты лица
его, от природы острые, еще более обострились в кабинете,
где он пребывал в ветре, как в собственной стихии. Говорят,
Хамди Валетов перебрал бесконечное множество климатов, пока не
выбрал последний. Он прошел через эти климаты, словно
совершил кругосветное путешествие. Он задыхался в тропиках,
замерзал в горах и глотал мертвый воздух Хам-син, который
приходит раз в год в Иерусалим, посланный в наказанье его жителям
еще тысячи лет назад. Однажды странствия Хамди Валетова
закончились, и теперь он сидел в своем кабинете, словно обретя
далекую родину.

Вахап Аминов миновал приемную, толкнул дверь и вошел в ветер,
который тотчас обжег лицо своей шершавой, быстрой плотью.

- Присаживайтесь, - сказал Хамди Валетов из-за своего стола.

Вахап Аминов преодолел силу ветра и, сделав несколько шагов в
направлении начальника, сел на предложенный стул.

- Вы, наверное, догадываетесь, о чем я хочу с вами поговорить, -
Хамди Валетов говорил громко, покрывая свист ветра. - Я хочу
попросить вас забрать ваши свидетельские показания по
дорожному происшествию.

- Вам позвонили? - спросил Вахап Аминов.

- Да.

- Я ничего не заберу.

Глава фирмы встал и прошелся вдоль и поперек ветра. Затем
остановился и, внимательно посмотрев на своего собеседника, спросил:

- Это ваше окончательное решение?

- Да.

Хамди Валетов стоял напротив него. В кабинете могло бы нависнуть
молчание, если бы не свист ветра.

- В таком случае на вас ложится высокая ответственность представлять
нашу фирму на том свете, - голос шефа был невозмутим. –
Надеюсь, вы осознаете всю степень нашего доверия вам?

- Разумеется, - вяло ответил Вахап Аминов. Его голос покрывался
суховеем и был почти неслышен.

Хамди Валетов был из той породы начальников, которые умеют
подстраиваться под внешние обстоятельства. Внешность их всегда
подтверждает готовность этого изменения.

- Начальники бывают разные, - рассуждал Муртаза Летов спустя два
часа в чайной возле мечети Нурулла. - Вот у меня был однажды
начальник. Все его называли добрым. Но я утверждаю, что это
поразительно жестокий человек. И вот почему. У него такая
постная внешность, что меня неудержимо клонит ко сну. Я
практически сплю рядом с ним. Но он спать не дает. Он постоянно
пытается разбудить тебя, требуя к себе внимания. Вот в этом и
заключается его изощренная жестокость - он тебя усыпляет и в
то же самое время не дает спать, словно тыкая тебе в задницу
шило.

- Таких много, - поддержал его Вахап Аминов. - Они сплошь и рядом.

- Я вспоминаю моего соседского мальчишку, который таким же образом
издевался над своим котом. Спать! - приказывал он бедному
животному, которое и без того хотело спать и закрывало глаза.
Затем, обведя присутствующих торжествующим взглядом мага и
волшебника, пацан издавал победный вопль - не спать! Бедное
животное тут же недоуменно открывало глаза, почему его
разбудили? Вот в каком жестоком мире мы живем, брат.

Муртаза Летов сделал этот вывод, помешивая ложечкой чай.

- Расскажи, что ты сейчас пишешь, - попросил Вахап Аминов.

- Да ничего, - ответил писатель. - Дурака валяю. Вот недавно сказку
придумал. Называется она "Новое платье народа". Послушай.
Жил был один король. Пришли к нему однажды два шарлатана и
сказали: мы оденем твой народ в такие платья, какие ты сроду не
видывал. Хорошо, сказал король, берите все необходимое и
приступайте. Шарлатаны тут же развернули кипучую деятельность.
Через некоторое время готовые платья были
продемонстрированы советникам короля. Платья эти имеют особенность, - сказали
им шарлатаны, - они недоступны взору дурака. Советники
приняли работу с возгласами одобрения. В назначенный день народ
прибыл к королевскому дворцу в новом платье. "А народ-то
голый!" - воскликнул король. Но было уже поздно. Шарлатанов и
след простыл. Нравится тебе моя сказка?

- Да. Но я давно не вижу новых твоих книг. Ты что - пригвоздил себя к молчанию?

- Пишущий никогда не пригвоздит себя к молчанию, - Муртаза Летов
говорил неспешно, попивая чай. - Поскольку это невозможно.
Древний писатель Бахти Алмас, например, ничего не записывал на
бумагу. Страницы стояли у него в памяти, точно высеченные на
камне. Ни в коем случае нельзя исправлять то, что начертано
в памяти, утверждал он. Если ты меняешь там местами хотя бы
два слова, ты пытаешься изменить прошлое. А это недоступно
даже высшим силам.

Муртаза Летов взял заварочный чайник и подлил чая в пиалы.

- Прошлой ночью мне снился сон, - сказал Вахап Аминов. - Будто я
смотрю на себя в зеркало и не вижу отражения. Что это значит?

Муртаза Летов промолчал. Он долго и сосредоточенно пил чай, пока,
наконец, ни сказал:

- Это значит, что тебе надо забрать из ГАИ свои свидетельские показания.

Вахап Аминов был убит спустя несколько дней в собственной квартире
двумя выстрелами в упор. Убийца так и не был найден, как
всегда бывает при заказных преступлениях. Некоторые
обстоятельства этого дела, однако, были загадочны. На экране компьютера,
который не выключался ни до, ни после момента преступления,
остались странные буквы:

"njn vbh ckjdyj cnfhfz jlt;lf/ Gjhf tt cvtybnm”

Ни на один из известных языков эта надпись не переводилась.

Старший лейтенант Бикмурзин давно понял, что убийцу искать
бессмысленно. А Хамдуна Ротвеллера никогда не вывести на чистую воду.
Однако ему не давала покоя эта надпись. Он доставал свой
блокнот и тысячный раз вглядывался в нее, словно в древние
письмена.

Но однажды он набрал эти буквы на компьютере и понял, в чем здесь
секрет. Покойный Вахап Аминов не переключил клавиатуру на
русский шрифт. Сопоставляя на клавишах латинские и русские
буквы, старший лейтенант Бикмурзин получил искомую фразу. Она
выглядела так:

Этот мир словно старая одежда. Пришло время ее сменить.

Когда же Вахап Аминов успел набрать эти слова? - думал следователь.
Быть может, когда в прихожей уже был слышен звук отмычки,
подбираемый к замку, и небытие уже ледяной волной накрывало
сердце? Или, следуя некому темному моментальному предчувствию,
бросился он к компьютеру и отстучал на клавиатуре первое,
что пришло в голову? Ясно было одно: он не стал исправлять
написанного, поскольку был в состоянии крайнего волнения.
Вполне вероятно, что он даже не смотрел на экран, а набирал
текст вслепую, как набирают его люди, чьи руки чувствуют
клавиатуру как собственный организм.

Когда тело покойного предавали земле, кое-кто обратил внимание на
странный круглый предмет, который Свирид Аглаев передал
Муртазе Летову, а тот опустил его в могилу прежде, чем туда
посыпались комья земли. Главбух Ненашев утверждал по дороге с
кладбища, что это был футбольный мяч. «Не может быть, -
восклицала Джульетта Хузина, - зачем ему мяч?». «Никто не знает,
зачем ему мяч, кроме него самого», - сказал идущий рядом
сантехник Васнецов.

Затем пошел дождь, нехолодный и бестелесный, словно шел не от неба к
земле, а от земли к небу. Люди шли сквозь этот дождь,
который не имел имени так же, как не имеют имени дерево и трава.
Так же, как не хотел иметь имени оставшийся в земле Вахап
Аминов.

На следующем футболе кто-то спросил:

- А почему нет Вахапа Аминова? У него уважительная причина?

- Уважительней не бывает, - ответил Вали Ухватов.

На этот раз они гоняли мяч еще одержимей, чем обычно. Жажда обрести
истину проснулась в них с утроенной силой. Желание забить
мяч было сродни желанию жить. Мяч летал над полем, почти не
приземляясь. Новенький, только что купленный в спорттоварах
мяч.

Через три месяца газеты сообщили о гибели Хамдуна Ротвеллера. Он был
убит в Стамбуле, где остановился проездом по пути на
средиземноморские курорты. Но это не было результатом криминальных
разборок или спланированной местью, утверждала одна из
газет. Хамдун Ротвеллер случайно попал под толпу разбушевавшихся
футбольных фанатов, которые затеяли на улицах массовые
беспорядки. Другая газета сообщила, что в этой поездке с
Ротвеллером была женщина, которая пожелала остаться неизвестной и
покинула Стамбул, не дождавшись отправки тела на Родину. Это
не удивительно, делалось заключение, какая любовница, тем
более хорошо оплачиваемая, захочет огласки?

Смерть Хамдуна Ротвеллера вызвала среди публики шквал рукоплесканий.
Вполне справедливое возмездие - слышалось тут и там. Но
старший лейтенант Бикмурзин никогда не доверял вмешательству
небес. Что-то тут не так, сказал он себе и запросил через
Интерпол подробности дела. Поступившие вскоре факты подтвердили
его догадки. Выяснилось, что в момент убийства Хамдун
Ротвеллер был одет в футболку английского клуба “Арсенал”. Тогда
старший лейтенант Бикмурзин поднял календарь футбольных игр и
нашел то, что искал. В тот роковой день в Стамбуле проходил
финал кубка УЕФА. Встречались стамбульский “Галата Сарай” и
лондонский “Арсенал”. Поэтому неудивительно, почему с
Ротвеллером обошлись так жестоко. Он в своей футболке был красной
тряпкой для разъяренного быка, он был для стамбульских
фанатов представителем армии английских болельщиков, самых
драчливых в мире.

Итак, выяснена причина убийства, это футболка. Кто Ротвеллеру
посоветовал ее одеть? Женщина, которая была с ним. «Дорогой мой, -
сказала она, слыша страшный гул толпы за окнами отеля, -
надень футболку, которую я тебе купила. Замечательно. Ты
помолодел лет на двадцать. И сходи, пожалуйста, за вином и
пиццей. Ты ведь меня любишь, да?»

Воображение старшего лейтенанта Бикмурзина на этом не
останавливалось, и весь ход событий разворачивался в его разгоряченном
уме, словно на телеэкране. В первых же кадрах на фоне бухты
Золотой Рог крупным планом возникал толстошеий, седеющий Хамдун
Ротвеллер, душа которого вдруг встрепенулась навстречу
забытому чувству. Рядом с ним молодая, покрытая легким
средиземноморским загаром, обворожительная женщина, в которой сразу
можно распознать любовницу, но есть в ее внешности нечто
отличающее ее от класса любовниц – это элегантность, которая
странным образом соседствует с бычьей шеей Хамдуна Ротвеллера.
Что же ее привязывает к нему? На этот вопрос ответ всегда
один и тот же. Деньги. И все-таки вы ошиблись, заявляет
старший лейтенант Бикмурзин. Не деньги. Эта женщина мстила Хамдуну
Ротвеллеру. Я голову даю на отсечение, уверял себя
Бикмурзин, что эта женщина знала Вахапа Аминова. А еще она знала,
что иначе восстановить справедливость невозможно. Это и
заставило ее однажды лечь в постель к тяжело пыхтящему борову,
который вскоре воспылает к ней высоким чувством.

Месть ее была на редкость изощренной, но вряд ли женщина имела
определенный план действий. Вероятно, принимая приглашение
Хамдуна Ротвеллера смотаться на море, она еще не знала, каким
образом осуществит свое заветное желание. А потом, быть может,
проезжая мимо стадиона, где тысячи зрителей вскакивали со
скамеек, образуя темные ревущие волны, соперничающие с волнами
Средиземного моря, она и остановилась на этом, оказавшемся
беспроигрышным, варианте. Старший лейтенант Бикмурзин не
исключал и следующего расклада событий: накануне поездки она
изучила календарь футбольных игр и выбрала на карте место, где
обещали сойтись самые темные и непримиримые силы.

Встает вопрос, как эта женщина возникла в поле зрения Хамдуна
Ротвеллера и вошла к нему в доверие? Здесь вариантов множество, но
скорее всего, рассуждал Бикмурзин, люди Ротвеллера вышли на
нее, когда следили за Вахапом Аминовым. Возможно, ее
захотели использовать как заложницу, чтобы вынудить его отказаться
от своих показаний. Тогда-то Хамдун Ротвеллер и положил на
нее глаз. А вскоре ему доложили, что удерживать ее
бессмысленно, поскольку это не единственная женщина Вахапа Аминова.

Так рассуждал старший лейтенант Бикмурзин. Чего же я хочу? – задавал
он себе вопрос. Привлечь эту женщину к ответственности?
Конечно, нет. Я хочу знать истину, а точнее даже не так. Я
никогда не верил, что справедливость восстанавливается
вмешательством свыше и желаю убедиться в этом еще раз.

Она не удивилась его приходу.

- Хотите кофе? – спросила она.

- С удовольствием, - ответил старший лейтенант Бикмурзин.

Она ушла на кухню и закрыла за собой дверь. Вскоре оттуда послышался
ее приглушенный голос, словно женщина разговаривала сама с
собой. Это было похоже на короткое заклинание, оберегаемое
от чужого взгляда.

- Замечательный кофе, - сказал он, пригубив из чашки. – Надеюсь, вы
не добавили туда яда?

- Зачем мне отправлять на тот свет такого симпатичного молодого
человека, - сказала она.

- Вы отправляете на тот свет только несимпатичных и старых? –
вежливо поинтересовался он. – У вас есть сахар?

- Никогда не думала, что милиционер может быть приятным
собеседником, - она подвинула ему сахарницу. – Я дам вам добрый совет.
Напитки сами по себе могут быть опасней любого яда. Например,
никогда не пейте томатный сок в гостях у своих врагов. Тем
более у женщины, поскольку женщина может стать твоим врагом.
А если женщина тобой любима, она уже твой враг, иначе бы
она не была любима.

- Вы знали Вахапа Аминова? – спросил он.

- Впервые слышу это имя, - ответила она. – Хотите еще кофе?

Другого ответа он от нее не ожидал.

Со временем догадки старшего лейтенанта Бикмурзина стали сходить на
нет. Не было доказательств, а были одни домыслы. Тем более,
увидев ее, он решил, что вряд ли эта женщина, чья внешность
уютна, как добрый и тихий дом, способна, не поведя бровью,
отправить человека (пусть даже кровного врага) под ноги
бешенной толпы, которая тотчас превратит его в месиво. Что же
бросило ее в объятия этого мерзавца? Деньги. А почему бы и нет.
Кроме денег здесь мог присутствовать еще дух приключения,
который всегда витает вокруг преступного мира, привлекая
безгрешные, но азартные души. Словом, однажды поиски истины для
старшего лейтенанта Бикмурзина завершились, и в один
прекрасный день он твердо сказал себе – дело закрыто. Разумеется,
он имел в виду дело, которое живет в его голове; дело же,
которое живет в папках, давно уже было закрыто.

Он знал, что никогда больше ее не увидит.

Но это знание не было верным, как не бывает верной любая попытка
ухватить будущее. В один из летних дней третьего тысячелетия
старший лейтенант Бикмурзин дежурил на выезде из города, в том
самом месте, где рядом с шоссе несет свои воды великий
Итиль. Уже вечерело, когда он повелительным движением жезла
остановил очередной автомобиль. Она вышла, поспешно доставая из
сумочки документы. Вместе с документами из сумочки выпала и
тут же вспорхнула, подхваченная ветром, открытка. Через
несколько мгновений открытка, совершив несколько плавных
зигзагов, приземлилась у ног старшего лейтенанта Бикмурзина. Это
была фотография, на которой был запечатлен Вахап Аминов.
Вечность коснулась его своим крылом в тот самый момент, когда он
поправлял волосы. Старший лейтенант Бикмурзин поднял с земли
фотографию и протянул женщине. Она спрятала обратно в
сумочку образ, который принадлежал только ей. Лицо ее не выдавало
никакого волнения.

- Все было, как я думал, - сказал старший сержант Бикмурзин.

- Нет ничего, чего не было. Нет ничего, чего могло бы не быть, -
сказала она, захлопывая за собой дверцу.

Он смотрел вслед удаляющемуся автомобилю, пока тот не скрылся из
глаз. На душе у старшего лейтенанта Бикмурзина было спокойно
как никогда. Он окинул взглядом горизонт и пройденные
жизненные пути. Затем спустился к реке и долго смотрел на бегущую
воду, доверяясь ей, словно самому дорогому на свете существу.