Глазами гения №3. Проблема внешности
Чувствую, что в последнее время я что-то слишком часто стала задаваться
так называемыми «вечными» вопросами. Конечно, может быть, и не
совсем «вечными», до каких-то уж вовсе глобальных проблем я еще
не опустилась, но близко к тому... Если так дальше пойдет, то
я, того и гляди, окончательно превращусь в философа, а вот этого
бы мне совсем не хотелось!
Философы мне всегда представлялись ужасными неповоротливыми тугодумами,
не способными угнаться за бесконечной сменой стиля и моды. Причем
не просто не способными, а вообще их не замечающими и игнорирующими.
В этом отношении философы, пожалуй, больше всего похожи на ставших
персонажами многочисленных анекдотов ученых-интеллигентов. Замечательный
образ такого типичного ученого-философа создал Маршак в своей
бессмертной поэме «Человек рассеянный»: «Вместо шапки на ходу
он надел сковороду...». Вот-вот, практически все известные мне
ученые и философы так и ходят «в сковороде вместо шапки», погрузившись
в размышления о чем-то далеком и непостижимом, а того, что перед
носом, не замечают. Совсем как герой этой поэмы, или же известной
рекламы, который стал жарить картошку на нерафинированном масле,
потому что его ему на халяву дала соседка, а того, что в шкафу,
он и не заметил — о чем ему справедливо напоминает вернувшаяся
домой с работы возмущенная жена... Короче говоря, все это было
бы смешно, когда бы не было так грустно!
Думаю, не случайно на протяжении всей мировой истории так и не
появилось практически ни одной значительной бабы-философа. Нет,
были, конечно, какие-то отдельные извращенки, не говоря уже о
тех, что кропают диссертации у себя на кафедрах, но всерьез их
все равно никто не воспринимает. Если уж прозу некоторые мужчины
считают для женщины слишком тяжелым занятием, то философия — и
вовсе неподъемный жанр. Причем именно в этой тяжести и неповоротливости
и заключается то, что лично меня всегда больше всего отталкивало
в этом «сугубо мужском занятии»... К тому же, ученые хотя бы что-то
изобретают, придумывают всякие усовершенствования и нововведения,
короче говоря, делают жизнь остальных людей более комфортной и
легкой, то есть выполняют функции, схожие с теми, которые возложены
на официантов и прочий обслуживающий персонал в различных ресторанах
и отелях. Хотя внешне, как я уже сказала, они совсем не похожи
на лакеев, так как те всегда гладко выбриты и хорошо причесаны,
и от них обычно еще исходит такой волнующий и приятный запах каких-нибудь
духов. Внешне ученые больше всего похожи на философов или же,
наверное, правильнее будет сказать: философы похожи на ученых.
Все-таки надо признать, что ученые, и вправду, приносят пользу
окружающим, а вот какой смысл в философии — понять трудно. Философия
ведь, в отличие от науки — чистая фикция, причем такая фикция,
которая еще, возможно, наносит людям вред, отрицательным образом
влияя на их сознание и психику... Вот поэтому философы, очевидно,
всячески и подстраиваются под ученых, стараются быть хотя бы внешне
на них похожими, то есть тут, скорее всего, мы имеем дело со своеобразной
мимикрией, наподобие той, которую можно наблюдать в животном мире,
где хамелеоны в целях сохранения своей жизни чаще всего принимают
окраску и косят под наиболее ядовитых и опасных зверьков. Только
в данном случае все происходит с точностью до наоборот: философы
косят под полезных ученых, чтобы не отпугивать от себя, а напротив,
притягивать максимальное количество всевозможных учеников и почитателей,
за счет которых они и живут.
В принципе, примеры подобного рода мимикрии можно наблюдать не
только среди философов, но и вообще среди всех людей искусства
в целом. Так как искусство, по большому счету — это ведь тоже
чистая фикция, потому что в этой сфере человек, независимо от
того, хочет он того или нет, максимально соприкасается с самой
обычной и тривиальной пустотой. И вот это-то, видимо, и пугает
большинство людей, которые, по молодости и недомыслию сунувшись
в искусство, потом начинают опасаться предстать в глазах окружающих
абсолютно ненужными, никчемными и пустыми людьми. Короче говоря,
вопреки демагогическим декларациям, деятелей искусства участь
гения вовсе не прельщает, и большинству из них хотелось бы выглядеть
как можно более солидными, серьезными и полезными, то есть такими,
чтобы все смотрели на них с уважением и, не скупясь, отслюнивали
бабки за каждое их мудрое и веское слово.
Напрасно, к примеру, в свое время все зацикливались на идейном
конформизме и продажности так называемых «советских писателей».
В конце концов, вступая в партию или же СП, каждый из них совершал
вполне осознанный человеческий поступок. Куда любопытнее было
бы понять, почему человек в те времена поступал в Литинститут,
получал диплом и затем отправлялся по распределению на работу
куда-нибудь в «толстый» журнал или же «Литературную газету»...
Почему? С какой целью?.. Да все по тем же причинам! Потому что,
только совершив этот, в общем-то, бессмысленный для писателя ритуал,
пройдя этим привычным для большинства людей путем, каждый труженик
пера постепенно изживал в себе все свои тайные комплексы и избавлялся
от сознания собственной никчемности, то есть окончательно сливался
с окружающим его обывательским миром! Это тоже ярчайший пример
животной мимикрии, на мой взгляд! А чтобы убедиться в справедливости
моих слов, достаточно хотя бы на мгновение мысленно восстановить
в своей памяти внешний облик типичных «советских писателей». Сколько
солидности было во всей их внешности, какую сосредоточенную серьезность
излучали их лица! Ничуть не меньше, чем лица агрономов, руководителей
предприятий, учителей и врачей тех лет! Но самое главное, что
коммунистическая идеология, в приспособленчестве к которой с подачи
«капиталистической Америки» и т. п. обвиняли писателей всякие
там безумные маньяки-диссиденты, давно рухнула, а этот проторенный
десятилетиями путь сохранился и в наши дни: институт — диплом
— «толстый» журнал. И глубокомысленного сознания собственной значимости
в лицах современных дипломированных писателей, поэтов и критиков
нисколько не убавилось, ну, разве что, самую малость. Да и изъясняются
большинство из них по-прежнему на каком-то производственном арго,
особенно критики. Когда читаешь последних, то невольно ловишь
себя на мысли, что они окидывают своим взором не литературу, а
некое колхозное поле или же хозяйство, которые им необходимо всячески
возделывать и обустраивать, выращивая и воспитывая там молодые
таланты и гениев, совсем как картошку и огурцы. А на самом деле,
за их словами ничего, конечно же, не последует, никаких практических
результатов, как не последовало и в советские времена, потому
что все это — тоже не более, чем животная мимикрия, необходимая
только самим этим человекоподобным существам, чтобы чувствовать
свою значимость, полезность и пудрить мозги окружающим...
Ну а если вглядеться в современное искусство чуточку повнимательней,
то можно разглядеть и более тонкие вещи. Например, то, как по
мере трансформации научно-технического прогресса из поэтической
фикции и фантазии совершенно отъехавших и безответственных футуристов
во вполне осязаемую и доступную пониманию любого рядового гражданина
объективную реальность, большинство современных художников, писателей
и поэтов все больше и больше тоже становятся похожими на ученых
и, соответственно, начинают изъясняться на довольно-таки причудливом
«наукообразном» языке.
И вот в этом отношении, как я уже сказала, на данный момент больше
всех и преуспели философы, которых от ученых теперь невооруженным
глазом просто не отличишь. Буквально вчера, например, в одной
из местных петербургских газет мне попалось такое объявление:
«ООО “Здоровый образ жизни” приглашает на работу философа. Справки
по телефону...». Так и представляю себе картину: заходишь в кабинет,
а там тебя встречает солидного вида улыбающийся мужик с бородой
и в очках и начинает тебе втюхивать какую-нибудь лажу про здоровый
образ жизни. А там, слово за слово, глядишь, речь и про Бога зайдет
— философ, все-таки! Само собой разумеется, что каждый философ,
обратившийся по такому объявлению, помимо соответствующей внешности
и бороды, должен будет предъявить диплом о высшем философском
образовании... Короче говоря, философы сегодня уже окончательно
достигли цели: их все уважают, любят, ценят и даже приглашают
на работу по объявлениям, совсем как инженеров и кандидатов технических
наук. А вот писателям, критикам и поэтам пока расслабляться рановато
и, видимо, придется еще немного попотеть. Во всяком случае, объявлений,
в которых бы вот так вот приглашались на работу в какую-нибудь
обывательскую контору прозаики и, тем более, поэты, мне пока не
попадалось. Разве что издательства иногда приглашают к сотрудничеству
авторов, но сотрудничество — это все-таки не совсем работа...
Между тем, лично меня не только философы, но и ученые, которым
теперь почти все писатели так старательно подражают, никогда особо
не прельщали, несмотря на всю их очевидную полезность и изобретательность.
И прежде всего потому, что во внешнем облике большинства ученых
меня всегда отталкивала не то чтобы явная небрежность, но какая-то
недоделанность, если не сказать, неполноценность. Такое впечатление,
что ученые как бы всем своим внешним видом стараются продемонстрировать,
что настолько озабочены всеми этими своими формулами, серьезными
изысканиями и изобретениями, призванными осчастливить человечество,
что им абсолютно наплевать на самих себя.
Помню, когда я еще училась в Университете, один профессор во время
лекций настолько увлекался собственным изложением, что забывал
буквально обо всем на свете. Он быстро-быстро так начинал стучать
по доске огрызком мела, выписывая бесконечные буковки и специфические
значки, что очечки у него на носу подпрыгивали, а на лбу выступали
крупные капли пота, которые он периодически промокал извлеченным
из кармана грязным платком. И обычно, как только он стыдливо запихивал
платочек обратно в карман, у него по ноге на ботинок соскальзывала
расческа — очевидно, из дырки в кармане. После этого он с ловкостью
фокусника стремительно подцеплял ее носком той же ноги, подбрасывал
вверх, ловил левой рукой и быстро запихивал в другой карман, где,
вроде бы, дырки не было — по крайней мере, мне так поначалу казалось.
Однако вскоре расческа соскальзывала уже на другой ботинок, и
все повторялась заново, только в другом направлении: с правой
ноги — в левый карман... В результате, образ этого профессора,
точнее, манипуляции, которые он проделывал со своей расческой
почему-то запечатлелись в моем сознании гораздо сильнее, чем все
его лекции.
И вот эту чрезмерную идиотическую озабоченность всякими отвлеченными
проблемами и позаимствовали сегодня у ученых философы, а вслед
за ними и некоторые писатели. Поэтому философы сегодня так и востребованы
в обывательскей среде. Люди ведь всегда очень хорошо на бессознательном,
а точнее, животном уровне чувствуют эту слегка завуалированную
готовность им услужить...
А между тем, если в культуре и существует какая-нибудь по-настоящему
серьезная проблема, то она вовсе не спрятана где-то там глубоко
и далеко, в каких-то чрезвычайно сложных и скрытых от глаз отвлеченных
материях и сферах, а, напротив, лежит, можно сказать, на поверхности.
На поверхности и на виду у всех! Потому что это проблема внешности!
Нисколько не сомневаюсь, что и от всего современного искусства
в сознании потомков сохранится только самый общий облик творцов
современной культуры, а не тонкости и детали, которые они сегодня
с таким жаром обсуждают, точно так же, как и в моей памяти остался
только внешний вид того университетского профессора с расческой,
а не его лекции...
Глазами гения:
Необходимо зарегистрироваться, чтобы иметь возможность оставлять комментарии и подписываться на материалы
