Литературная критика

Константин Леонтьев

Забавно, но когда Константин Леонтьев предостерегал своих соотечественников
от засилья казавшихся ему однообразными и унылыми сюртуков и пиджаков,
никому, наверное, и в голову не могло прийти, что за упрощением
одежды очень скоро последует скудость и однообразие в еде. А ведь
те же коммунисты, например, несмотря на свои унифицированные пиджаки
и ненависть к модным прическам и стильной одежде, всегда любили
пожрать — об этом, во всяком случае, весьма красноречиво свидетельствовал
их весьма упитанный внешний вид и комплекция. Убеждена, если бы
Леонтьев поменьше распространялся о красочных восточных нарядах,
а обратил бы внимание своих оппонентов на проникновение в быт
всевозможных наспех состряпанных бутербродов и булочек с котлетами,
то ненавистные ему идеи всеобщего равенства и справедливости вряд
ли получили бы столь широкое распространение в России. Большевики,
в конечном счете, победили благодаря тому, что обещали всех накормить,
а их противникам следовало бы сделать упор не на количестве, а
качестве еды! Ну а одежда и всякие там узорчики и вышивки никого,
в сущности, не волнуют — разве что представителей сексменьшинств,
к которому, в результате, теперь частенько причисляют и самого
Леонтьева его тайные и явные недоброжелатели. И отчасти их можно
понять — в чрезмерной привязанности к чему-либо чересчур отвлеченному
и духовному, в том числе и красоте, всегда есть что-то подозрительное
и недоговоренное. В подобных вопросах лучше все договаривать самой,
а иначе за тебя это обязательно начнут делать другие. Короче говоря,
печальный пример Леонтьева заставил меня по-новому взглянуть на
многие вещи!

Когда-то давно, в самом конце восьмидесятых, во времена тотального
дефицита, я слышала анекдот, детали которого, подобно еще одному
анекдотическому персонажу, поручику Ржевскому, я сейчас уже забыла,
но суть помню. Изголодавшемуся гражданину СССР в учреждении общепита
упорно предлагали отведать какую-то пугающего вида бесформенную
массу, а на все его попытки уточнить, какую именно еду ему пытаются
всучить, он получал однообразный ответ: «Вам же сказали: “Это
еда!”». И все!

Надо ли говорить, что в этом анекдоте нашло отражение скудость
в выборе продуктов питания тех лет. Прилавки магазинов тогда были
пугающе пусты, и людям ничего не оставалось, как утешаться всевозможными
шутками на этот счет: мол, ешь, что дают, и не привередничай —
то ли еще будет!..

Сегодня продовольственная проблема в стране уже не стоит столь
остро, и этот анекдот, вероятно, совсем выветрился бы у меня из
головы, если бы прогуливаясь по улицам, я периодически не натыкалась
на вывески сравнительно недавно открывшихся кафе, на которых большими
буквами выведено слово: «Еда». Судя по всему, под таким названием
в Петербурге открылась целая сеть различных точек питания, и трудно
сказать, заложена ли хоть какая-то ирония в названии этих кафе
сегодня. Вполне возможно, что их владелец и не собирался шутить,
а просто одна из мимолетных фантазий и «мини-антиутопий» незаметно
стала деталью повседневных будней. В конце концов, мало ли подобных
вещей, наводивших ужас на наших предков или заставлявших их кататься
по полу от смеха, воплотились сегодня в реальность! А тут всего
лишь какое-то слово, к тому же еще не таящее в себе никакой настоящей
угрозы желудкам наших сограждан. Ведь не бесформенной же жвачкой,
в самом деле, питаются люди сейчас в этих забегаловках, а вполне
узнаваемой и разнообразной пищей!..

Но шутки шутками, а, между прочим, когда-нибудь так и будет! Нисколько
в этом не сомневаюсь! Человечество окончательно откажется от разнообразия
в еде и будет потреблять продукты питания из специальных тюбиков
с этикетками, на которых будет указано количество калорий, витаминов
и т. п. Так, кажется, сейчас уже и питаются космонавты в условиях
невесомости, а скоро и все остальные перейдут на эту сверхрациональную
и лишенную каких-либо отличительных черт и дифференциальных признаков
еду, и тогда даже наш нынешний скудный рацион будет представляться
подавляющему большинству людей верхом распущенности и обжорства
или же, наоборот, утонченности и роскоши... Не исключено, что
какой-нибудь умудренный горьким опытом подобного стерильного бытия
седовласый кинорежиссер после долгой и кропотливой работы в различных
киноархивах когда-нибудь опять приступит к съемкам документального
фильма «Российская Федерация, которую мы потеряли» — в конце концов,
все ведь познается в сравнении...

Впрочем, эту тему наверняка уже сотни раз обсасывали и обмусоливали
всевозможные досужие фантасты и гуманисты, так что ее тут можно
дальше особо и не развивать, и так все понятно. Более того, стоит
мне только услышать слово «будущее», как в моем мозгу сразу же
возникает отчетливая картина: люди ходят в специальных блестящих
целлофановых комбинезонах, питаются из тюбиков, живут в домах
со встроенной в стены мебелью, спят на надувных матрасах, а спариваются
через пробирки при посредничестве специалистов-генетиков... Таков
обобщенный образ будущего, почерпнутый мной из различных фантастических
сочинений и антиутопий вроде «Альфавиля» Годара.

Вообще, благодаря таким вот «провидцам» вроде Годара и их многозначительным
антиутопиям, в которых рисуются неприглядные картины грядущего,
у меня уже с юности выработался почти панический страх перед будущим,
своего рода, «футурофобия». И опять-таки, все потому, что я уже
в детстве ужасно любила есть, до такой степени, что несколько
раз даже сжирала все, что было в холодильнике, совершенно не думая
об окружающих, которые тоже ведь могли испытывать чувство голода.

Однажды, помню, моя мамаша не на шутку за это на меня обиделась.
Мы с ней вместе зашли в магазин «Север» и купили там целых три
коробки самых разных пирожных: лотосов, корзиночек, эклеров, буше,
наполеонов, трубочек,— всех, что были там в наличии, и отправились
домой, чтобы вечером всей семьей, с братом и отцом, попить чайку.
Кажется, это был какой-то семейный праздник, а может и просто
так, решили устроить себе небольшое развлечение. Короче говоря,
мамаша доверчиво дала мне эти коробки с пирожными и попросила
отнести их домой, а сама решила еще по дороге зайти в «Гастроном»,
чтобы там еще чего-нибудь купить. А я так проголодалась от этих
хождений по городу и стояний в очередях, что решила попить чайку
в ожидании мамы — я думала, что имею на это полное право. И вот
я села за стол и съела одно пирожное, потом другое, мне хотелось
непременно попробовать все, и как только я надкусывала одно, мне
сразу же надо было повторить это незабываемое сладкое ощущение...
В результате, я незаметно для себя съела все пирожные: в коробке
остался, кажется, только один основательно помятый эклер. Немного
поразмыслив, я поняла, что этого эклера теперь уже все равно на
всех не хватит, и решила доесть и его. И только я откусила от
последнего пирожного кусочек, как на кухню вошла моя мамаша, которая
и застала меня за этим занятием. Само собой, последствия этого
моего поступка не заставили себя долго ждать, и я была жестоко
наказана...

С другой стороны, несмотря на всю свою любовь к жратве, я всегда
испытывала просто панический страх перед ожирением. Помню, однажды
в парижском метро поезд неожиданно резко затормозил и на меня
плюхнулась какая-то американка, которая, несмотря на свой молодой
и даже, я бы сказала, юный возраст, была просто невероятных гигантских
размеров, и жир так и колыхался у нее на боках под футболкой.
Подобных жирных баб я еще никогда не видела даже у себя на родине.
Поэтому я тогда даже невольно засмотрелась на ее диковинный вид,
и вдруг она на меня навалилась всей своей гигантской тушей, после
чего я уже подумала, что мне конец, но к счастью все обошлось...

До сих пор не могу без ужаса вспоминать тот случай. Но больше
всего меня пугает перспектива когда-нибудь самой достичь подобных
размеров и стать похожей на ту жирную американку. Поэтому и нынешние
разговоры об удвоении общенационального валового продукта, должна
признаться, меня тоже немного пугают. Хотя я и понимаю, что, скорее
всего, этот страх не имеет под собой серьезных оснований, но все
равно чисто на бессознательном уровне не могу избавиться от ощущения,
что, в результате воплощения в жизнь этого грандиозного плана,
уже через десять лет жирных баб вокруг станет в два раза больше,
ну а те, кто уже и сейчас не особенно худенькие, станут еще в
два раза толще. Что тогда?

Однако самое печальное во всех этих моих запутанных до предела
отношениях с «будущим» заключается в том, что только совсем недавно
до меня дошло: практически во всех антиутопиях, включая тот же
годаровский «Альфавиль», главный положительный герой проникает
во враждебный ему стерильный и сверхорганизованный мир вовсе не
для того, чтобы угостить там хотя бы одну запуганную до смерти
бабу в скафандре каким-нибудь пирожком или же пирожным, а только
чтобы научить ее произносить дебильное слово «любовь»... Или же,
на худой конец, раздобыть с ее помощью пресловутый «пятый элемент»,
но, как говорится, хрен редьки не слаще! Даже странно, что раньше
я об этом никогда не задумывалась...