Литературная критика

Поводом для этих заметок послужил не так давно увиденный мной
телевизионный репортаж из Афганистана, посвященный волне
возмущения, прокатившейся по этой забытой богом стране, после того,
как некая афганская поп-звезда рискнула выступить по местному
телевидению с исполнением какого-то бессмысленного шлягера,
да еще с обнаженным лицом, то есть без паранджи. Кажется,
после этого один из возмущенных афганских мужчин даже
вышвырнул свой телевизор в окно и дал обет больше никогда его не
включать... Честно говоря, никогда не причисляла себя к
феминисткам, однако эта история показалась мне в высшей степени
забавной и поучительной. И прежде всего, потому что афганские
мужчины, столь болезненно реагирующие на появление на
экранах своих телевизоров какой-то легкомысленной певички с
обнаженным лицом, по сути, сами не стесняются предстать сегодня в
глазах всего мира, в том числе и женщин, практически «без
штанов». Это, конечно, некоторое преувеличение и метафора, но,
думаю, что они не так уж далеки от истины, если вспомнить,
в каком униженном и абсурдном положении оказалась теперь эта
страна, населенная столь гордыми и своенравными существами
мужского пола. Не будучи феминисткой, я думаю, что этим
мужчинам, и не только им, не помешало бы почаще глядеть на себя
со стороны. Такой взгляд, мне кажется, был бы им очень
полезен — во всяком случае, гораздо полезнее того сопливого
гуманизма, который теперь обычно принято проявлять по отношению к
этим несчастным. А вот если мужчина по какой-то причине не
способен сделать это самостоятельно, то лично я всегда
готова ему в этом помочь!

Вообще-то, попытки взглянуть на мужчин «глазами женщины»
предпринимались уже неоднократно, отчего сама эта тема порой начинает
казаться несколько потрепанной и банальной. Однако я бы
отнесла ее к разряду вечных, так как ее актуальность не будет
исчерпана до тех пор, пока окончательно не иссякнет интерес
противоположных полов друг к другу. В данном случае глаза
женщины выступают в качестве некоего метафизического
зеркала, а зеркало, сколь бы древним ни было его
происхождение, и по сей день остается неотъемлемой частью нашего
быта, а значит, и бытия. Но если на бытовом уровне зеркало
кажется естественной частью скорее женского обихода, то на
бытийственном — в качестве своеобразного метафизического
зеркала для мужчины все чаще выступает именно женщина, которой в
современной философии (а ее творцы, как правило, все же
мужчины) отводится роль Другого, или, точнее было бы сказать,
Другой.

Естественно, образ современного мужчины так же, как и само
представление о современности, во многом зависит от точки зрения и
кругозора женщины, решившей бросить на него свой взгляд. И
если, например, девическая комната Цветаевой была увешана
портретами Наполеона, жившего за сто лет до нее, то комнату
Эллочки-людоедки, вероятно, украшали портреты с глянцевых обложек
иллюстрированных журналов. И то и другое имеет место быть.

Считается, что любовь к мундиру (и не только военному) во все
времена жила в душах дам, что, наверное, можно объяснить четко
обозначенным и выставленным напоказ социальным статусом его
обладателя. Мужчины ведь всегда являются частью установленного
ими же определенного социального порядка, в то время как
женщины перманентно находятся в какой-то волшебной, магической
области мечты. Мундир делает мужчину более мужественным и
имеет свой особый специфически мужской характер. Военная форма
наделяет мужчину определенными правами и привилегиями, что,
безусловно, всегда привлекало женщин. Военный — человек
действия, его активность всегда подчеркнута (он просто обязан
быть активным), а поскольку женщине, как правило, отводилась
пассивная роль, то она, естественно, видела в личности,
облаченной в военный мундир, существо несравненно высшее и
прекрасное. Вспомним несчастную Анну Каренину, павшую жертвой
гипертрофированной страсти к красавцу-военному. Герои-любовники
в мировой литературе девятнадцатого века почти всегда были
военными. Настоящий мужчина всегда наделен четкими
определенными признаками. Он, в своей всепобеждающей животной страсти
и даже грубости, своей властности и мощи, всегда вне
конкуренции. Великолепный самец с тяжелой челюстью и грубыми, как
будто вырубленными топором чертами лица, казалось, стоит
выше всего и презирает надушенный и поверхностный мир моды. У
него ледяное выражение лица. Он мужественен, не обязательно
красив, но, при всем своем несносном высокомерии, излучает
какое-то необъяснимое обаяние. Он почти всегда брюнет (это
скорее латинский тип) и даже иногда смуглый (но не негр), глаза
же у него голубые (это уже англо-саксонское очарование),
цвета моря на рассвете, и ничто не смягчает жестких очертаний
рта, скул, челюстей. Конечно, нельзя забывать о «волевом
подбородке», форма которого никогда не уточняется. У него
мускулистый торс. Интеллектуалы в очках и заморыши не в счет. Они
вызывают смех или жалость. А настоящего самца невозможно
жалеть. У него ноги атлета, суровые черты лица, если он
блондин, то это викинг, а если у него черные глаза, то «большой
злой волк». У него сильные и мускулистые руки, и когда он
обнимает женщину, это даже причиняет ей боль. Его взгляд
завораживает, словно взгляд змеи, но чаще всего это хищный зверь
или хищная птица. В представлении женщины он часто
ассоциируется с тигром, готовым к прыжку. Его походка — походка дикого
зверя, гордо держащего свою голову леопарда. Часто он также
напоминает орла, готового бросится на замершего кролика. В
нем столько дикого, первобытного, опасного, что женщина
иногда просто ощущает ужас и желание убежать подальше. Он бывает
обильно волосатым (в вырезе рубашки виднеются волосы,
доходящие чуть ли не до подбородка), и он гордится этими видимыми
знаками животного атавизма. Короче, он мужественен, и этим
все сказано!

«Настоящей женщине нужен грубый властный мужчина, настоящий скот,
чтобы она смогла наконец познать истинную Любовь. А любой
другой является каким-то метисом, обладающий всеми чертами,
которые принято считать типично женскими: нежность, немного
безразличная доброта, показная пассивность. И этот гибрид
совершенно лишен мужественности, то есть горделивого сознания
принадлежности к мужской касте. Таким образом, он прекрасно
чувствует себя в женском обществе, испытывает к ним дружеские
чувства (это совершенно не свойственно Настоящему Мужчине), и
не испытывает жестокого желания убить первого же
встретившегося ему самца». Так или примерно так трактуется этот образ в
классическом женском романе.

Еще более характерным с этой точки зрения является такой вид
массового искусства, как кино. Многие исследователи тесно связывают
кино и эротизм. Но действительно, с самого своего рождения
кино уже было сексуальным. Седьмое искусство открыло
таинственную связь, соединяющую клеточки пленки и клетки тела.

Например, в Америке до 1915 года героем вестернов был Уильям Харт,
светлоглазый мужчина, который прекрасно владел языком племени
сиу. Харт охранял порядок. В стране, где беспрестанно шло
завоевание, мужественный обольститель был, в прямом смысле
этого слова, человеком закона. Не крутой. Не «качок». Просто
защитник... За светлоглазым ковбоем пришел обольститель 30-х
и 40-х годов: Купер, Фонда, Флинн, Гейбл, а потом Вейн,
Дуглас, Ланкастер и Пек. Это, как правило, серьезный жених или
образцовый старший брат. Он в состоянии защитить сиротку или
нищенку, у него пронзительный взгляд и квадратные плечи.
«Все курочки без ума от здоровенного волчары»,— поет в салунах
знаменитая Леди Лу из Текс Эвери. Все чаще мелькают на
экране лица хулиганов: Богарт, Рафт, Форд, Синатра. Это тоже
мужественные охотники, но промышляющие в одиночку. Чуть позже
пришли те, кого стали называть «суперменами»...

Отдельно нужно выделить Италию, «страну богов», где и родился идеал
самца, (потому что саму Италию породил самец). В начале века
там снимали мифологические фрески, героем которых был
Геркулес, совершавший многочисленные подвиги. С началом Первой
Мировой войны «народ героев», во многом предпочитавший кино
сражениям в окопах, начал сдавать свои позиции. Тут Габриеле
Д’Аннунцио посетил последний всплеск гениальности. Он
придумал современного Геркулеса, способного сражаться с союзниками,
и как вобравшему в себя всю силу Италии, ему дали имя
Мачист ( потому что это был типичный мачо). Именно такого героя
ждал народ.

К этому случаю приготовили сценарий, озаглавленный «Мачист,
альпийский стрелок», и принялись искать актера, способного воплотить
идею в жизнь. Вскоре в Генуе нашли Бартоломео Пагано,
который работал там портовым грузчиком и одной рукой ворочал
чугунные пушки. Для него быстренько состряпали костюм,
вытолкнули к камерам и, как и было задумано, все стали его обожать.
Итальянцы были буквально в экстазе, а Пагано, обезумев от
славы, поругался буквально со всеми окружающими, пока
Муссолини, придя к власти, не дал понять бравому Мачисту, что страна
слишком мала для двух богов.

Сам собой, глупо было бы думать, что мужественность в одну и ту же
эпоху принимает одинаковую форму в разных странах. Хотя
модель типа «зеркальный шкаф» с обильно волосатыми подмышками
имела своих поклонников повсюду в мире.

Однако являются ли описанные выше образцы идеального мужчины
подлинным идеалом женщины? Ответ на этот вопрос далеко не столь
однозначен, как может показаться на первый взгляд. Скорее, этот
стереотип навязан самими мужчинами и является примером
того, что Фрейд и его последователи, кажется, называли
психологической декомпенсацией. Лично я никогда не склонна была
доверять подобным научным или же философским терминам,
почерпнутым из чужих глубокомысленых трактатов, большинство из
которых, как правило, сочиняются в совершенно неведомых и чуждых
мне целях. Однако в этом слове «декомпенсация», кем бы оно ни
было введено в обиход, возможно, все-таки что-то есть,
какое-то рациональное зерно. В конце концов, пусть это даже будет
обычной метафорой, основанной на самом банальном
медицинском термине, подразумевающем некое «нарушение деятельности
организма, какой-либо его функциональной системы или органа,
возникающей при неспособности его приспособительных механизмов
компенсировать вызванные болезнью изменения».

Окончание следует.