Библиотечка Эгоиста (под редакцией Дмитрия Бавильского)

Исследуй меня, Боже, узнай сердце мое,
испытай меня, узнай мысли мои
(Царь Давид, 139 псалом)

Бррр! Хол-лодно! Ну, скорей, скорей! Скользко! Ай! Хорошо, что
порода такая! Путаются тут под ногами! И куда все они, такой
толпой?! Мне это неинтересно. Вижу Мангейм. Темный какой-то.
Нет, что-то перед ним светится. Вперед, Барро! Вперред!

Кот быстро преодолевал барьер между городом и Мангеймом. И
отфыркивался уже около елки. Ну и чудище! Ай! Кто это, или что это?
Никого! Странно, кто-то же меня уколол? Или что-то, же? Надо
осмотреться! Так. Здесь — нет, и здесь — тоже. Показалось?
Это людям кажется. Мы, кошки, точно знаем. Ай! Караул! Фу,
ты! Ага! Это ты меня уколол? Нет. Ты на меня упал. Упал!
Интересно, откуда? Кот задрал мордочку и увидел... А ведь ты
здесь не один... Вас много... Эй, вы зачем туда забрались? Не
отвечают. Ладно, посмотрим. Так, бумага. Принюхиваемся...
Ни-че-го... Неровная какая-то... А там что-то есть. Колбаса?
Дуррак! Я бы учуял. Ну-ка, коготки, помогите справиться с ним,
и зубки тоже! Так. Фрр!

Машинка, малю-юсенькая! Я не играю в такие игрушки... Ай! Опять
укололо! И — никого? Ой, ветка! Ясно. Отодвинемся. И подумаем,
где же Гир. Ай! Опять — ветка??? Я же отодвинулся от тебя!
Уфф, где же Гир? Ай! Да ты рас-стешь!? Мяу! Хр, пр, фр! Вот
тебе! Вот тебе! Поццарапаю! Ай!!! Рассстет!? Куда ты, куда?!
Не ттрогай меня! Мяу!!! Помогите!!! Мяу!!!

Гир...!

Ветка обмякла, отпустила Барро и сломалась. Кот едва переводил
дыхание от удушья и страха. Бросившись наутек к Мангейму, он
вдруг довольно ощутимо наткнулся на большой шар. Ошеломленно сел
и уставился в чьи-то злые глаза. Го-ло-ва!? Откуда здесь
голова?! Девчонка какая-то... Э-эй, пропусти! Кот попытался
обойти препятствие. Но голова была явно начеку. Поццарапаю!
Как бы не так! И тогда он решил применить испытанный маневр.
Сделав вид, что еще раз хочет осуществить свои намерения по
снегу, он перемахнул через голову и помчался к дверям. Двери
заперты! Он оглянулся. Голова угрожающе приближалась.
Нечеловеческая злоба ребенка со скрежетом наезжала на Барро.
Двери! Мяу! Двери! Заметавшись последний раз в кошачьей жизни,
кот сиганул в черный рай водосточной трубы и непостижимо в
считанные секунды взобрался на крышу.

Удрал! Как хорошо, что на свете бывают водосточные трубы! Уфф! Мяу!
В трубе кто-то продирался сквозь постепенно сужающееся
пространство. Послышался плач. Детский. Жалобный. Настойчивый.
Голова?! Как она туда пролезла? А вдруг она проберется сюда?!
Надо принять меры. Но сначала посмотрим, как далеко она
продвинулась...

Гибкое тело животного легко всосалось в узкое отверстие и осторожно
покралось туда, откуда пахло ужасом. Острое зрение не
подвело. Метров через пять проступила жуткая картинка.
Смертоносный спроектированный воронкой водосточный винт занял прочную
оборону. Вся в жидких гусеницах мозга голова ребенка вязкой
пробкой застряла на повороте. Судорожно сплющивающем невинный
череп. Ах, как она плакала! И кричала! Моля своего врага о
помощи. Так тебе и надо, голубушка! А я пополз назад... Мяу!

Опасность миновала. Теперь осмотримся. Мяу! Да тут еды — на сто лет!
Брр, холлодно! Крыша она и есть крыша! Подкрепляюсь!

А это что за страшилище?! Мяу! Старый знакомый. Я тебя знаю.
Поммнишшь меня? Когда однажды Анж захватила меня с собой в Мангейм,
я тогда еще пожалел твои кривоножки, которые держали и до
сих пор, оказывается!, держат твою жирную столешницу! Что
там? Весьма интересное! Но — что? Кот занервничал. По-другому.
Взъерошив донага каждую шерстинку. Что там такого
интересненького, что гораздо интереснее изобилия почти нетронутой
пищи?! Что — там???

Запрыгнуть? Это было бы слишком просто. Кривоножки, как вы
прелестны! Мяу! С годами ваше гибкое дерево возбуждает! А кто сделал
его гибким? Укротил до воспоминаний об уроках любви,
преподносимых мужчиной и женщиной самим себе на вашем верху? А
когда у нее неосторожно появился живот, он запер предательское
ложе в самых сырых тайниках Мангейма.

И вот — на тебе! Да-а! Чудеса еще случаются! Так и быть, запрыгнем,
чтобы понять, почему Прошлое всегда возвращается.

Мяуу-у. Снег. Ка-ак, только снег? Да-а! Следы от локтей и, кажется,
рюмок... Две-три сигареты, не начатые... Всё-ё??? Да, старая
развалина, теперь я вижу, что ты действительно импотент!
Мяу! Зеленое поле — сквозь слюну снега... и какие-то бугоррки
на середине... Раскапываем! Ффу, холодно! Мяу! А ты,
оказывается,— не импотент.

Зеркальце. Постелька. Кусочек бисквита. Ма-аленькие.
Миниатюрненькие. Почти настоящие. Интересненько!

Кот облизнулся. Принюхался. Втянул знакомый душок. Жюльетт и Отей,
еще бы мне не знать их! А это... сладенькое... Адриан!

Все они здесь? Жюльетт,— я понимаю. Но Отей и Адриан? Без Гира? К
кому же тогда ехала Анж? К ним? Зачем? Что-то тут не так...
Поищем! Мяу! Вещички-то, непростые! Непростые вещички.
Нюх-нюх, нюх-нюх. Мяу! Отей с Мисси... И что они делают?
Непонятненько! А Адриан... с Монт-гомери. А что они делают? Тоже
непонятненько! Нюх-нюх. Мяу! Жюльетт с Гиром... Ну, без вопросов.
Уединились, значит, где-то внизу. Мяу! Самое главное — Гир!
Нюх-нюх. Поищем! А с тобой, мой мальчик, кривоножка моя,
еще потремся друг о дружку! Я не прощщщаюсь.

Кот юркнул в преисподнюю лестничного спуска на второй этаж.
Комнатки-комнатки! Поведайте-ка, комнатки, то, что всегда известно
только вам. Самой больной и чистой совести на свете. Да если
бы вы могли заговорить, как люди, или думать, хотя бы как
мы, не существовало бы ни вопросов ни ответов!

Нюх-нюх. Я не ошибся. Ну-ка, дверка! Молодец! Отей и Мисси...
Кажется, я не сюда попал. Фи! Отей что-то шепчет. Послушаем.

Благодарит за то, что понравилась. Она ведь хотела заглянуть до дна
в зеленые глаза Мисси... И утащить на дно... А теперь
поняла, что Мисси такая же, как и она сама... Когда Отей писала
или писала... Слишком тихо. Подберемся поближе! ... Кто такая
Каро?... Она ему не сестра... Они с Адрианом поимели ее в
одном притоне, когда ей было... лет... Фи! Ну-ну? И у Каро
отнялись ножки... Ее хотела удочерить Анж... Уже потом... Да
вовремя одумалась... Она не знала, что больную он знал очень
хорошо... Слишком хорошо, чтобы разработать план ее
уничтожения... В качестве лечащего врача... И потом плакать на ее
могиле... Не от угрызений совести... И теперь он у нас в
руках... Фи, ничего не понял! Какая-то Каро, и кто такой он? Пойду
отсюда, не буду мешать им целоваться.

Нюх-нюх. Следующая дверка! Ну-ка, голубушка! Адриан и Монтгомери...
С ума они, что ли, все посходили? Холло-дища! Даже камин не
горит... Послушаем.

Не стоит сокрушаться о том, что ты сделал. Ты не хотел, Адриан. Я
только исполнил твое желание. Ни одна живая душа не узнает,
клянусь тебе! Да, ты — его брат... сын, настоящий... Фрр, прр!
Кто чей сын? Непонятненько! Ну-ну?... Как я мог
согласиться? Таковы были условия битвы... Фрр, прр! Какой еще битвы?
Ну-ну?... Я должен был понести наказание. Гиру? Скажу... Мать
скажет... Фрр, прр! Что скажет? Ну-ну?... Нет, Адриан! Много
унижений?... Зато ты достиг всего!... Ты не хочешь с ним
делиться?... Это будет не просто сделать, Адриан... Но если ты
хочешь, я непременно поговорю с ней... И ты его не
пожалеешь?... Понимаю... Он не жалел тебя... Смеялся... Но ты должен
понять!... Ничего не хочешь понимать?... Понимаю... Как бы
ты ни был жесток, но я тебя понимаю... Все достанется
тебе... Обещаю!... Фрр, прр, мяу! Что достанется, кому, от кого?
Пойду-ка я, тем более что они уже заткнули рты друг другу
ртами.

Следующая дверка! Нюх-нюх. Ну-ка! Жюльетт и Гир! Наконец-то! Я у
цели. Умные люди. А то — холлодина таккая! Брр-р! Камин
догорает. Совсем неплохо.

Гир, успокойся. Правильно, что ты избавился от нее. Не точи себя!
Что ж, значит, так распорядилась жизнь... Да, а чего ты
хочешь? Да, грязь... И очень хорошо, что ты это понимаешь... За
это я и люблю тебя... Простить?... Я прощаю тебя, твоя
мать!... Пусть не утробная... Это я виновата во всем, моя любовь к
Монти... Но... если бы не она, если бы не моя любовь, тебя
бы не было рядом... И кто знает, простит ли мне он... Фррр,
прр, мяу! Что, кто и кому должен простить? Непонятненько!
Ну-ну!?... Господи, ты сам на себя не похож... Успокойся,
Гир!... Фрр, прр, мяу! Ничегошеньки не понимаю, пойду к своему
столику и подожду Гира там. Должен же он знать, что с Анж всё
в порядке... Мяу! Гир, Гир! Слышишь? Кто-то стонет за
стеной... Показалось? Н-нет! Это голос отца... Он там с
Адрианом... Не нужно! Я сама посмотрю. Сиди здесь.

Жюльетт осторожно вышла в коридор, обратив внимание на приоткрытую
дверь. Светало. Она заглянула в соседнюю комнату. Точнее, в
приоткрытую дверь. Монти, ее Монти, стонал от наслаждения
вкусом сына, чей затылок равномерно выделял капельки угреватого
мстительного пота...

Гир! Ты должен отсюда уехать! Немедленно! Пойдем! Нет, не сюда!
Пойдем! Уезжай, Гир, уезжай! Я потом объясню! Поцелуй меня! Гир!
Поезжай к Анж!

Посмотри, не на печальном ли пути я,
и веди меня по пути вечному!
(Царь Давид, 139 псалом)

Проводив Гира, Жюльетт поднялась на второй этаж. Внезапно у нее
появилось желание заглянуть в третью комнату, где притаились
Отей и Мисси. Ее позвал это сделать проникший густой змейкой в
темный коридор свет. Дверь была тоже приоткрыта.

Женщины одевались. В нижнее белье, платье, брюки, кофточку,
свитер... А то, что ты беременна, очень даже кстати. Гир никак не
отвертится. Последнее время ты жила с ним. В конце концов, он
использовал тебя. Ну, а что касается меня, то думаю, мне
есть что с тобой разделить...

Беги, Жюльетт! Ты должна что-то предпринять. Иначе они все съедят
его! Но что, что предпринять?! Гир уже в пути!

Жюльетт поднялась на крышу. И нашла себя сидящей на скамейке.
Бесцельно и безвременно потеряв нить событий, которые произошли,
происходят и должны произойти. Пальцы погружались в отражение
тверди, пытаясь спасти самих себя от самой себя. Волокущей
на дно чью-то душу. За волосы, седая пажить которых ублажала
запотевшую поверхность зеркального карпа. Уже не в воде — в
омуте, кишащем мутантами.

Кто-то думал так же, как и она. Он тоже подсматривал за ними и за
Гиром. Чтобы тоже что-то предпринять. Что? И — кто? Мысль
безжалостно рвала пульсирующий височный сосудик, подняла
Жюльетт, заставила помочиться, как в детстве, прямо в трусы.

Что там, под столом? Чернявое на снегу? Лохматое. Живое? Кот! Откуда
взялся в Мангейме кот? Киссс-кис! Да он спит!? Это же...
Барро! Без Анж? Странно. Однако все объяснимо. Но почему без
Анж? А может быть, это она подсматривала??? Какой ужас! И...
подслушивала! Нет-нет, исключено! А что, если... не
исключено?! Что, если... Жюльетт бросила моментальный взгляд на
гараж внизу. Исключено. И тем не менее ее кот в Мангейме...
Значит... он все видел и слышал! Ну и что? Кошки не говорят.
Говорят!

Новости! С каких это пор? С сегодняшней ночи, Жюльетт. Ты ведь
хотела кое-что предпринять? Возьми кота на руки, он пойдет к
тебе, и сверни ему голову. Тогда кошки никогда не заговорят. Ни
о чем.

Жюльетт поманило к самому краю крыши. Туда, куда заползала
водосточная труба. Истлевшая головка Каро плюнула порывом ветра прямо
в лицо храпящей во сне старухе.

Старуха подошла к зеленому от холода столу. Присела. Поцокала
языком. Разбудила кота. Поманила его.

Барро доверчиво дался в руки. Согрей его. Почеши ему спинку. Чмокни в мордочку.

Ты откуда здесь взялся? Где Анж? С ней все в порядке? Что ты видел в
Мангейме? Всех? По очереди? О чем они говорили? Обо всем?
Но ты ничего не понял? Ты собираешься рассказать? Кому? Гиру?
Однако, ведь ты ничего не понял? Так стоит ли беспокоить
Гира по пустякам? Не пустяки? Ты уверен? Обрывки фраз? Обрывки
картинок? И если сложить, он догадается? Да, Гир умный.

В этом вся его беда. И твоя беда, Барро. Хочешь, я почешу тебе
горлышко? Кошки это любят! Нравится?

Через три секунды кот издох. Старческие, больные артритом пальцы
вернулись в будущее уцелевшего от возраста скелета. Жюльетт
простилась с наваждением и нежно убаюкивала трупик Барро. Она
обрадовалась, что среди чужих — не одна. Решив накормить
заблудшее животное. Прикорнувшим кусочком бисквита.

Знаю, что любишь, Барро! Кушай, кушай! Ишь, измазался! Вместо
мордочки — пудинг. Неужели больше не хочешь? Ты что там нашел?
Орешек? А, кошелечек!

Ох, задело ногу!... Каро??? А где твое туловище? И головка —
сморщенный стручок? Разве тебе не больно, Каро? Больно...
Плачешь....

Помню, конечно, помню. Девочка-нищенка. Такая хорошенькая! Я тебя
тогда уговорила заработать сразу много денежек. Ты и пошла!
Так что Гир не виноват. Ничего в жизни не бывает случайно.
Особенно встречи.

Ну, что ты плачешь? Жалко котика? И мне жалко. Не жалко? Нет ничего
на свете хуже жалости. Пожалеешь — проиграешь. А я не хочу
проигрывать. Потому что у меня есть Гир. Он — ребенок.
Понимаешь? Умница, моя! И я должна тоже жить.

Они? Так ты из-за этого убиваешься? Не стоит, право! Не беспокойся,
я уже придумала, как от них избавиться. Есть у меня одна
штучка! Я ее захватила с собой. Не случайно.

Смотри, Каро! Пузыречек. Не простой, а — золотой. С позолоченной
крышечкой. В виде грибочка. Потом я дам тебе поиграть.

Чтобы тебе было видно, я положу тебя сюда. Хорошо? Рядом с твоим
котиком. Пока тепленьким. И — бутылочкой шампанского. Которое
вот-вот станет еще вкуснее.

... Уже на самой кроне рассвета Анж кто-то позвонил. Растерянная и
разбитая, она доживала последние минуты Новогодней ночи дома.
В кругу трогательной заботы мужа и бессловесных причитаний
китаяночки.

Звонили из города. Знакомые, которых она, хоть убей, не помнила.
Звонили, чтобы передать новость. Сделавшую бесполезным
существование близлежащей широкополой колонии людей.

На исходе праздника немногочисленные зеваки стали незабываемыми
свидетелями самоуничтожения Мангейма. Не испросив разрешения у
спящих и засыпающих, вилла рухнула. Скорбно углубляя и
оглупляя бездну земли.

Анж положила трубку без боли. Как раз в тот момент, когда на пороге
появился Гир. Живой и невредимый. Знает ли он?

Знает. Как он уцелел? Не помнит. Ах, да! Мать вовремя выпроводила
его. К ней. А она не ждала.

Он должен быть готов. К чему? К объяснениям. К которым не готова
она. Так он и знал!

Что ты знал, Гир? Что ты не приедешь! Я пыталась, Гир! Только
пыталась? Я чуть не погибла! Лучше бы ты погибла.

Я все поняла, Гир. Ты ехал не ко мне. Уходи. Вон! Вон из моего дома!...

Тебе что-нибудь принести, Анж? А? Он ушел? Он уехал, Анж. Прости, но
я все слышал. Оставь меня, Уил! Я хочу побыть одна. А потом
вернуться к тебе. Навсегда...

Мангейм! Любимый мой! Что же ты наделал? Как же теперь я буду одна? Без тебя?

Ты поверил Гиру. И решил скрыть преступление Жюльетт. Преступление,
которого она не совершала.

Что, ж! Ты поступил как мужчина. Знаешь, почему?! Потому что ты
понял и принял верное решение. Мужественное и бескомпромиссное.

Ты слишком любил их всех! Но больше всех ты любил Гира. Который
предал тебя, как и предал Анж.

Помнишь, я клялась тебе, что, если с тобой что-нибудь случится, я
устрою великолепное землетрясение? Так вот — я этого делать не
буду. Потому что, в отличие от тебя, Мангейм, я не люблю
людей. Их не за что любить. Пусть себе живут во мне. В городе
без будущего. Вечного путем, чтобы стать лучше.

01.12.97–19.03.98