Убийство в Мангейме. Продолжение
Когда каждый сотворен будет,
мне означен один из них
(Царь Давид, 139 псалом)
Я тебя спрашиваю, Барро! Иди ко мне. Давай. Какой, ты, теплый! Это
ты меня поцарапал? Не урчи. Ты зачем залез в машину? Кот
что-то ответил. Похожее на возню пузырьков в закипающем вкусом
супе. А она не поняла. Опять. Сколько же можно твердить одно
и то же?
Что теперь мне делать с ним? Выпустить? Куда? Говорят, что кошки
сверхчувствительны и обязательно добираются домой, где бы они
ни находились. Но говорить можно все. Тем более что говорят
люди. Как бы я хотела понять тебя, Барро! Урчишь? Хорошо. Так
и быть! Поедем в Мангейм.
Куда занесло тебя, Анж? Дорога в этом месте не освещена. Хотя,
зачем? Если есть звезды. Ты еще никогда не видела, Анж, снег под
ослепительно звездным небом? И вокруг — никого...
Вместе с Барро Анж всматривается в дорогу наверх. Они думают об
одном и том же. Что — минут через десять подъем завершится
всплеском города. И там уже рукой подать до Мангейма.
Пока мы стоим, позвоню-ка я Гиру. Она обернулась. С заднего сиденья
удовлетворенно замигал мобильный телефон. Беру тебя. Барро,
не мешай. Лучше последи за этой ленточкой, называемой в
простонародье дорогой. Номер...
Барро! Как ты напугал меня! Заорал, как бешеный. Телефоном. Кто-то
нас набирает. Успокойся. Следи за дорогой. Давай! Будь
умницей, единственный мой защитник.
Анж поймала себя на мысли, будто кот понял ее слова. Животное сразу
успокоилось. Приосанилось. Выпрямило спинку. И с угрожающим
видом уставилось в ветровое стекло.
Кто же нас набирает, Барро? Сейчас узнаем. Чертовые кнопки! Все кому
не лень учили пользоваться, а воз и ныне там. Попробуем
нажать вот эту!
Привет, Анж! Ты уже в Мангейме? Нет?! Я не умею летать, Уил! И тебя
с Новым годом! Что, он уже наступил?! А сколько времени
прошло? Ты меня напугал. Что? Кот пропал? Ты только за этим мне
позвонил? Я не сержусь. Спасибо, что позвонил! Слушай, ты не
помнишь номера в Мангейме? Долго искать? Да нет у меня
никаких проблем! Голос тревожный? Тебе кажется. Что? Барро у
меня. Что? Как это у меня? Я ничего не знаю! Не могу объяснить.
Что? Забрался в машину. Как? Я не знаю, как. Спроси его! Я
не сержусь! Нет. Серьезно! Ничего не ел? Кто? Что? Ах, Барро
ничего не ел? Накормлю. Я не уверена, что у меня с собой
что-то есть. Что? Не беспокойся! По моим расчетам, мы — в
десяти минутах от города. Да! Что? Да! Как только приедем в
Мангейм, накормлю. Как вы там? Хорошо? Ты спал? Что? Как я
догадалась? Никак. Что? Немножко? Ладно. Что? Ладно, говорю! Я не
кричу. Пирог ты пробовал? Откуда я знаю? Она всегда печет к
этому празднику пирог. Не пробовал? Что? Поняла, поняла!
Попробуй, он очень вкусный. Что? Знаю! Ну просто знаю, и всё!
Что? Я ничего не слышу, говори громче! Не так держу телефон?
Я его нормально держу. Что? Я тоже тебя люблю, Уил!
Спасибо! Ты только глупостями не занимайся! Что? Мне надо ехать!
Заканчиваю! Всё!
Как дела, Барро? Привет тебе от папочки! А, понравилось?! Он тебя
любит, и я тебя люблю, мудрая киска! Ма-алень-кий, мой! Ой,
помаду слизал! Смешной, какой! И иногда — вредный! Настоящий
мужичок! Не любишь? Мир, да? Пое-ехали! Ну? Ка-ажется, у нас
проблема, Барро. Шины проскальзывают. Придется выйти.
Выходим?
Кот выкатился на снег желанием нравиться. И сразу обулся в белые
башмачки. Но, по всей видимости, они не пришлись ему впору.
Быстро-быстро перебирая лапками, он смастерил себе другие и,
довольный, уселся на роскошный хвост. Он дал понять Анж
сморщившейся от удовольствия мордочкой, что все будет хорошо.
Анж обратила внимание на ледяную вмятину, колыбелькой охватившую
колёса. Такое впечатление, что кто-то побывал в этой ловушечке,
и если и выбрался, то не без усилий. Гир? На ум никак не
приходил номер в Мангейме. Цифры складывались в поразительно
незнакомую сумму. Надо, же! Пришла больная идея позвонить
кому-нибудь, чтобы узнать номер телефона в Мангейме. Почему —
больная? Придется потревожить Уила. Ничего, пусть пороется
или в конце концов приедет. Да! Да, Барро?
Кот недоверчиво покосился на свою хозяйку. Полную решимости обуздать
положение. Анж открыла дверцу машины, но пелефона не
обнаружила. Ну, и куда же ты запропастился, друг? Ничего, Барро,
мы сейчас включим лампочку.
Выключатель не работал. Ориентироваться мешало широкополое манто.
Ну, нет, тебя-то я не сниму, и не мечтай! Сядь, Анж.
Успокойся. Да, Барро? Мы спокойны. Предельно спокойны.
Кот уже не сидел. Он лежал и абсолютно равнодушно посматривал по
сторонам. Правильно, Барро. Умница! Ну что, поищем проказника?
Разговорчивую коробочку? Которая, увы, молчит. Да, она
просто издевается над нами! Не тут-то было, милочка! Я тоже
большая стерва. А стерва стерву не съест!
Прилежным следопытом Анж стала обшаривать все замусоренные пустотой
уголки машины. Результат оставлял желать лучшего. Пелефон
как сквозь землю провалился. И как назло она вспомнила номер в
Мангейме. Нет, Барро. Ты понимаешь, нет?!
Что ж...! Попробуем завестись. Вв-норме! Иди, Барро! Ко мне! Мы
опаздываем! Не хочешь? Хорошо. Сейчас я отсюда выберусь и
побежишь как миленький! Ну! Н-ну, старая развалюха! Ну, же! Нет!
Нет. Проклятый лёд.
Кот, очнувшись от бесполезных потуг мотора, приподнялся и китайским
императором приблизился к машине. Нет, Барро! Нет! Мы никуда
не едем. Нет! Иди, откуда пришел! Брысь!
Она почувствовала, что была не права. Интересно, а если попытаться
продолжить? Продолжить — что? Быть не правой. Многие женщины
в этом состоянии совершают чудеса. Лед! Ты мне и поможешь.
Заглушаю мотор. Колеса — на тормоза, тишина. Так, Анж! Будь
до конца не правой. Не хочешь трогаться с места, я тебя, чудо
двадцатого века, изнасилую!
Анж стала раскачивать машину, насколько у нее хватало энергии. И —
слёз! И — рук. И — ног. И — тела. Которое отделилось от
разума. Импотентного осознанием всей не осторожности
предпринятого буйством крови решения.
Лишь спустя несколько минут, Анж ощутила, что машина движется. Но не
вперед, а — назад... Господи, впереди подъем, а там... Там
был спуск и довольно крутой. Метров пятнадцать — до
поворота! Машина сама по себе не свернет. Сними ее с тормозов!
Ка-ак??? Ноги свело. Уже метров семь, Анж. Семь?! Шесть. Шесть?!
Мозг вскрикнул Чёрной Дырой. Дверь, Анж. Прыгай!
Анж обнаружила себя глыбой натурального меха в полутора метрах от
простершейся волчьей пастью доисторической темноты. Она
помнила. И то, что совсем не ушиблась. И то, что — не одна. Барро!
Давай, Анж! А где Барро? Выше. Выше, Анж! Кис-кис! Ко мне!
Испугался. Я ведь прогнала его. Не со зла. Он должен был это
понять! Должен был. Барро! А вот и то место. Барро! Нет...
здесь его нет... нет. Куда же он мог деться?! Бар-ро-о-о!!!
Он впереди, Анж. Да! Надо идти. Вперед. Если отсюда можно
было доехать до города минут за десять, значит, пешком — минут
за сорок. Следы кошачьих лап! Он впереди. Пройдусь.
Что — это? Машина?! Она спускается... Господи, ты услышал меня! Хотя
я и не просила о помощи. Гир?! Если это ты... Странная
машина... Какая-то маленькая. А-а, это не машина. Стул. Нет, не
стул. Чушь какая! Откуда здесь стул? Сейчас получше
рассмотрю. Уже близко. На больших колесах... Кресло на колесах...
Инвалидное кресло на колесах! Каро.
Ерунда. Она умерла. Ее нет. А — инвалидное кресло? Вот оно. Я узнаю
его. Да, это кресло. Каро. В такой глуши...
Спокойно, Анж! Мальчишки! Ну конечно, мальчишки! Они такие
выдумщики! Просто у одного из них не было салазок. И он случайно
упустил свое сокровище. Сейчас прибежит! Город близко.
Сколько времени? А сколько времени прошло, пока мы ждем? Кого?
Мальчишек. Да, мальчишек! А кто это мы?! Я!
Кажется, никто не прибежит. Надо идти. Вперед, Анж!
Что — это? Оно мешает мне... Блеф! Оно мешает мне!? Пусти меня!
Анж оступилась и упала. Но она бы поклялась, что упала не сама. Так,
вперед, Анж! Она снова упала. Что — это? Это... оно?! Каро!
Н-нет! Каро умерла! Впер-ред! И она снова упала.
Что ты хочешь от меня, Каро??? Пусти меня! И она снова упала. Да! Он
мне сказал! Всё сказал! Ты не зря подохла! Потому что он
приходил! Еще раз! Еще раз, о котором не знает никто! Будь ты
проклята!
Но как трудны мне помыслы твои,
Боже, как велико их число!
(Царь Давид, 139 псалом)
Когда Жюльетт и Монтгомери прибыли в Мангейм, все и ничего было
готово. Даже елка уходящего сумерками года. Она больше не
задыхалась в потолках и стенах. Зеленое дерево хвойно дышало у
самого порога Мангейма.
Восставшего титаном из недр ледникового плато. Которое пронзило
воображение вечного спасителя болезненной страстью однажды
превзойти себя, чтобы возвести свое чадо. Людьми. Творящими его,
и сотворенными им.
Супругами, не нужными там, где они до сегодняшнего вечера были
нужны. Об этом мерцал вечнозеленый знак Новогоднего лихолетья.
Заставивший Жюльетт и Монтгомери переглянуться взглядом,
который не предвещал ничего хорошего.
Кроме ночи судьбы. Она разыгрывалась первой частью. Представления
действующих лиц. Под звездными кулисами, живущими Прошлым
перед выходом на сцену Настоящего.
Жюльетт стало не по себе. Предчувствием невозвратимости обвила она
шею мужа своего. И заплакала. Может, уедем? К кому? Там нас
никто не ждет. Нас ждут здесь. Кто?
Силуэт, рассекший тишину обитаемостью, был Гиром. Несущим догоравшую
свечу. Матери и отцу.
Искренне удивленным романтическим покрывалом праздника. Безотчетно
готового взбудоражить своих посетителей. Обрядом посвящения в
таинство познать непознанное.
Что они должны делать? Сделанное. Послушное его воле. Выбрать
талисманы. На елке. В почтовых конвертах. Ты не утрируешь, Гир?
Судя по твоей неопределенной улыбке, условия чудить приняты.
Гости обратили внимание на несущественную примету. Игольчатая шуба
была уставлена до самого верха распухшими конвертами. Ты
ждешь еще кого-нибудь, Гир? Кто знает... Жду.
Жюльетт спросила, можно ли выбрать один конверт на двоих. Гир пожал
плечами. Взгляд Монтгомери не удержал в ветвях конверт,
который соскользнул ему прямо в руки. Жюльетт вздрогнула оттого,
что невольно не удержала другой конверт. Так тому и быть!
Можно посмотреть, Гир? Конечно. Конверт Жюльетт вскрылся первым.
Непослушные пальцы едва подхватили маленькое зеркальце. В
котором она увидела себя на коленях среди осколков тарелочек,
блюдечек, чашечек. Скажи ему!
Осборн обнаружил кошелечек, набитый купюрками. Похожий на тот самый.
Обескровленный всего лишь двумя бумажками на жадный не
евшей слюной сэндвич. Скажи ему!
Они были у себя дома. В феерии.
Везде горели свечи. Недостатком пламени. Ревниво оттеняя непривычный
уют. Оскопленный строгой обстановкой деревянной утвари. Без
уникальных атрибутов Мангейма. Зачем, Гир? Он так хотел.
Но, если... Нет! Так где же ожидает застолье? На втором этаже,
в комнатах, можно отдохнуть и собраться с мыслями.
Оригинально, Гир! Праздник ждет на крыше. Что??? Он так хотел. Но,
если... Нет, бог с тобой! Значит, не раздеваемся.
Куда ты, Гир? Ждать. Мы поднимемся. Как хотите.
Ты не находишь, что все здесь — слишком? Не нахожу. Потому что во
всем есть свой смысл. Поднимаемся?
Шведский стол пылал ресторанной изысканностью.
Около старомодного гиппопотама из темного дуба, извлеченного из
подвалов Мангейма. Когда-то, очень давно, Осборн положил на эту
кривоногую рухлядь глаз, намереваясь переделать ее в стол
для бильярда. В старательной полировке которого обслуживающим
персоналом отражались пальмы. В ушанках снега. Свисающего
редкой вуалью с цветущих гроздьями звезд. Хорошо!
Действительно, во всем этом что-то есть. Ай, да Гир! А — Адриан?
Смотри. Туда! Кто это может быть? Тот, кого ждет Гир, кого ждем
мы... и старик Мангейм. Анж?
Машина аккуратно карабкалась к своей цели. Разевающей маяком
бетонную квадратуру. Навстречу заблудшим в несобственной совести.
Наконец! С недосягаемого роста они увидели отчаяние Гира. Ранимого
радостными улыбками Отей, Мисси и Адриана.
Господи, где же Анж?! Где ты, Анж?! Искалеченным страхом
всматривались они в белый саван гор над Городом, выставившим
стерильными доказательствами самые глухие свои переулки. Анж, где ты?
Сколько времени? Она приедет, Гир! Она еще приедет! Потяни немного,
Гир! Соверши над ними обряд посвящения! Их — трое. Пока их
трое, она приедет! Клянемся тебе, она приедет! Употреби всего
себя, Гир! И она приедет! Вон, там, что-то мелькнуло...!
Птица. Она приедет, Гир!
Идут к елке. Господи, дай каждому из них нерешительность! Решаются.
Господи, дай каждому их них промедление! Спешат. Господи,
дай каждому из них одухотворение! Пустые лица. Она приедет!
Что — там?! Что? Ничего. Безнадежная ясность. Все равно, Гир,
она приедет.
Позвонить... Мы успеем позвонить! Успеем? Черт, пелефон в машине! Я
сейчас спущусь! Номер! Ты помнишь номер ее телефона?! А у
нас он когда-нибудь был?
Мисси извлекла из конверта перстенечек. Отей — крошечную постельку.
Адриан — кусочек бисквита. Недоумевая, похохатывая,
умиляясь.
Они опомнились лишь тогда, когда не стало Гира. Незаметно.
Дуновением. В — метнувшуюся жалом глубину ощущений.
Связанных с расходящимися кругами по воде. В которую вошли ловцы,
нырнувшие за вожделенной жемчужиной. Прекрасной
многочисленными утопленниками, так и не достигшими ее.
Круг Мисси постепенно сужался до изящной вещицы, о которой уже не
спросит ее Гир. Потому что предугадал. Что? О чем она
беспокоится? О том, чего бы никогда не отдала назад. Оно — в
тайничке. А с этого тайничка начинается другая Мисси.
Круг Отей пенился объятиями. Сомкнувшими Гира в длящемся музыкальной
темой танце. Сиамскими близнецами тел. На ложе, больном
некрофилией постельного белья. Жиголо. Влюбленного в нелюбовь
любовью.
Круг Адриана нарывал гастрономической головкой наслаждения вкусом.
Слащавой записки. К тому, кто не писал. Но уже читал обрывки
фраз. В смрадном боксе. Мочась спиной к подкошенному от
желания лицу.
К кому они приехали, Жюльетт? К себе. Только Анж должна приехать к
Гиру. О чем ты думаешь, господи? Где твои мысли? Защити от
них!
Делать нечего. Мангейм закрылся за ними! Где же Анж?
Слышна сутолока. Поднимающегося к финишу дыхания. Владея ситуацией —
переступить порог!
Гир! Где ты был? Во сне. Знаем, что в плохом. Хороший еще приснится.
Хотя хороших снов никто не помнит. Дорожат плохими снами,
будущими умиротворением.
Будь праздником, Гир! Они приехали не к тебе, так же, как и мы
приехали не к тебе. Мангейм знает, что делает. Ибо ему нет числа.
Продолжение следует.
Необходимо зарегистрироваться, чтобы иметь возможность оставлять комментарии и подписываться на материалы
