Литературная критика

«Политика – грязь!» Всякий раз, когда я слышу эту сентенцию, меня
так и подмывает сказать, что я тоже так считаю. Однако стоит
мне немного вдуматься в эти слова, как меня охватывают
сомнения. Точно ли так? Вряд ли! Не знаю, кто первым сформулировал
эту мысль, но, скорее всего, он имел в виду нечто совсем
иное, чем я. Произносящий эту фразу обычно наверняка
подразумевает всякие там темные и циничные делишки и поступки
политиков, а также нравы, царящие в их среде. А значит, дабы не
запачкаться самому, следует держаться от этой «помойной ямы»
подальше. Этакое чистоплюйство, плюс явно завышенное мнение о
себе и своей профессиональной деятельности: мол, вот у нас
физиков и лириков все совсем-совсем по-другому, мы любуемся в
телескопы на звездное небо и дарим своим любимым прекрасные
стихи... Однако лично я вполне себе представляю картину,
как какой-нибудь честолюбивый аспирант вдруг возьмет да и
подпилит ножки у телескопа, после чего убеленный сединой
старичок-академик наебнется вниз с башни, где такие телескопы
обычно устанавливают – вероятно, для того, чтобы быть поближе к
звездам и лучше их видеть… Зачем? («Зачем?» – в смысле
подпиливания ножек, а не созерцания звезд.) Да хотя бы затем,
чтобы освободить для себя ставку в этой звездной обсерватории и
избавиться от впавшего в маразм академика, который все никак
не желает уходить на пенсию. Да мало ли еще зачем. Может, и
просто из хулиганских побуждений, чтобы позабавиться,
посмеяться над старым больным человеком… Короче, я вовсе не
склонна обольщаться насчет нравов в научной и, тем более,
писательской среде, в которые я даже не хочу сейчас углубляться,
так как боюсь надолго отклониться от темы. По природе своей
все люди одинаковы, и в любой ситуации проявляют себя схожим
образом, стоит только их руководителям и начальникам немного
расслабиться и предоставить им простор для более-менее
полного самовыражения. В этом отношении и политики тоже не
являются исключением, однако их сфера деятельности вовсе не
представляется мне хоть чем-то грязнее остальных.

И тем не менее, как это ни парадоксально звучит, но все же, все же…
политика – это такая грязь, соприкоснувшись с которой даже
самый аморальный, коварный, отмороженный, циничный, подлый,
хитрый, гнусный, деградировавший, дурно пахнущий и
опустившийся писатель обязательно запачкается, причем так, что уже
вряд ли когда сумеет отмыться. Целой вечности не хватит! То
есть грязь-то грязь, но все-таки совершенно особая. Такое
бывает. Даже в физическом мире, а не только в пространстве
метафор, есть обычная грязь, которой всюду полно, и на улицах, и
на лестничных площадках, а есть еще и лечебная, полезная от
ревматизма и радикулита, хотя и ей тоже можно запачкаться,
несмотря на все ее замечательные свойства. Вот тут и кроется
самое главное отличие моего понимания этой расхожей и
затертой формулы о «грязи политики». Все дело в том, что я не
вкладываю в слова «грязь» и «испачкаться» никакого морального
смысла! В применении к литературе речь может идти исключительно
о стилистической чистоте, ибо никакой другой чистоты в
искусстве не существует! Так вот, любое соприкосновение с
политикой замутняет и искажает писательский стиль, а для писателя
это примерно то же, что для православного христианина,
например – потеря надежды на святость. Стилистическая нечистота
литературного произведения обрекает это произведение на
скорое тление и гниение, и оно, совсем как тело грешника после
смерти, почти сразу же после своего появления на свет начинает
разлагаться и испускать зловонный запах, отталкивая от себя
даже наиболее благосклонно настроенных читателей. Мне бы
очень хотелось, чтобы каждый, кто случайно наткнется на эти
строки, раз и навсегда зарубил себе это на носу, поэтому я
сознательно говорю исключительно о зримых и осязаемых формах,
каковыми и являются человеческое тело и художественное
произведение. Тем более, что потустороннее и бесплотное, включая и
так называемую «душу», меня никогда особо не интересовало.
Короче говоря, писатель должен избегать касаться политики не
меньше, чем христианские монахи остерегаются встречи с
женщиной. Почему, кстати, монахи так боятся женщин, я не
понимаю, но факт остается фактом. Возможно, монахов переполняет
точно такая же гордыня, как литераторов и ученых, когда они
противопоставляют себя политикам. Впрочем, не уверена, поэтому
настаивать не стану…

С политикой же мне все более-менее ясно, хотя и тут, наверное,
присутствует какой-то иррациональный момент, чистая мистика, так
сказать. Во-первых, уже на бытовом уровне политика
обозначает себя как нечто глубоко интимное в виде всяких там тайных
голосований и специально предназначенных для этой цели
отдельных кабинок, то есть чего-то такого, чем публично заниматься
не принято. Аналогии напрашиваются сами собой… Но шутки
шутками, а вся эта символика наверняка воздействует на сознание
людей, причем с раннего детства, поэтому у них потом и
возникает ощущение какой-то особой непристойности этой сферы
деятельности, просто из-за случайных ассоциаций.

Во-вторых, кому интересно читать книги дурачка, который практически
бесплатно выступает в поддержку той или иной политической
силы или же партии, в то время как сами члены и лидеры этих
партий все делают исключительно за бабки, и немалые? Пусть
даже за свои политические заявления писатель что-то тоже имеет
– все равно, в сравнении с профессиональными политиками, его
действия выглядят бескорыстными, то есть, мягко говоря, не
очень умными, наивными и жалкими, а значит, антиэстетичными.
По-моему, любой наделенный хотя бы минимальным эстетическим
чувством человек читать книги полного идиота никогда не
станет…

И наконец, минуя всякие незначительные детали, можно сказать, что в
данном случае все, в сущности, сводится к банальному
противостоянию времени и вечности. Думаю, каждый хотя бы
приблизительно отдает себе отчет в том, что одно является полным
отрицанием другого как с точки зрения классической логики и
философии, так и самых обычных представлений. Там, где еще как-то
обозначено время в виде тиканья часов или же смены дня и
ночи, вечность практически отсутствует, и о ней остается разве
что мечтать, уставившись в прозрачное синее небо, ибо оно
является наиболее недоступным и удаленным от земли. Небо, в
принципе, тоже является чем-то из сферы случайных ассоциаций,
потому что, если бы в природе существовало что-нибудь более
удаленное и недоступное, то человек, размышляя о вечности,
непременно задумчиво взирал бы на этот объект, а пока он
привык связывать вечность с небом, за неимением ничего лучшего.
И наоборот, когда эта мечта о вечности в виде всеобъемлющей
пустоты, синевы небес или чего-то такого еще окончательно
воплотится в реальность, никто никакого тиканья, скорее
всего, уже не услышит. Таким образом, время находится в
непримиримом противоречии с вечностью, они не похожи друг на друга,
как небо и земля и т.д. и т.п.

Соответственно, и каждый писатель явным или же неявным образом
вынужден выбирать между одним и другим. Между временем и
вечностью! Как-то выруливать между этими Сциллой и Харибдой, как
старый капитан из фильма «Титаник» между айсбергами. Главная
проблема «Титаника», между прочим, заключалась в том, что он
был слишком массивным и огромным, отчего, даже заметив
айсберг прямо по курсу, он так и не смог затормозить или же
изменить направление движения и по инерции врезался в эту ледяную
глыбу. Вот так и большинству людей, считающих себя
писателями, не хватает временной дистанции длиной в жизнь, чтобы
как-то вырулить и попасть в такую, казалось бы, огромную,
величиной с целое небо, Вечность. Им тоже мешает инерция их
собственной жизни, чрезмерная увлеченность всякими насущными и
актуальными проблемами, большинство из которых так или иначе
сводятся все к той же «политике». А уж за сравнительно
короткий временной отрезок, который обычно требуется для написания
романа, человеку тем более трудно бывает пересилить инерцию
собственной жизни, как-то извратиться и изобразить из себя
нечто абсолютно неземное и отрешенное, очистившееся от всего
«человеческого, слишком человеческого»… А между тем
совершенно очевидно, что как мерой человеческого бытия является
время, так и мерой небытия не может быть ничего иного, кроме
вечности. Вечность измеряет человеческое небытие, а время –
бытие! Это понятно. А посему произведение искусства ровно
настолько является причастным вечности, насколько оно является
выражением небытия или же смерти – название этого
специфического состояния, в конце концов, не так уж и важно. Куда важнее
осознать, что преодолеть инерцию собственной жизни и
вырулить в нужном направлении гораздо сложнее, чем это
представляется большинству занимающихся сегодня литературой людей,
мечтающих создать нечто вечное и нетленное, для того, чтобы
потомки как можно дольше читали их имя на обложке этого «нечто».
Им кажется, что они могут целые дни напролет проводить,
уставившись в экраны телевизоров, жадно впитывать в себя
информацию о всякого рода экономических и социальных проблемах, а
потом выйти на крылечко покурить, вдохнуть морозного
воздуха, поднять глаза к небу, и все, готово – со свежим морозным
воздухом твои легие и мозг наполнились лучезарной небесной
синевой, ты очистился от всех суетных земных проблем и готов к
великим свершениям в области искусства. Не тут-то было! Все
не так просто… Во всяком случае, я в такие волшебные
преображения не верю… Человек, всерьез интересующийся политикой и
не способный часами оторваться от телевизора, никогда и
ничего ни с каким воздухом в себя не вдохнет. Никакой подлинной
синевы небес и т.п. А все потому, что политика и литература
является абсолютно такими же антонимами, как бытие и
небытие, или же время и вечность.

То есть, я хочу сказать, что просто выйти на крыльцо покурить
недостаточно – каждый, кто приближается к искусству и, тем более,
считает себя с какого-то боку к нему причастным, должен
отдавать себе отчет, что тут, в этой сфере, никаких привычных и
актуальных проблем не существует, в том числе и «проблемы
вечности», а есть только стиль. И как небытие измеряется
вечностью, так и для литературного произведения единственной
мерой является стилистическая чистота, которая в идеале где-то
тоже сливается с небесной синевой и пустотой. Поэтому
истинный художник, если куда и идет отдохнуть и «перекурить», то не
на улицу, подышать воздухом, полюбоваться на небо и т.п., а
наоборот, к телевизору, чтобы хоть немного отвлечься от
всей этой слепящей глаза синевы и изнуряющей душу пустоты…

ОКОНЧАНИЕ СЛЕДУЕТ