Литературная критика

Поэт и мама

Таким образом, наука является столь же непримиримым антагонистом
искусства, как и политика, однако истинные масштабы их противостояния
скрыты от глаз непосвященного. Еще бы! Обывателей со школьной
скамьи приучают к мысли, что истинный художник рано или поздно
вступает в конфликт с властью: сначала детишки с затаенным дыханием
слушают рассказы учителя про то, как царь, методично расправившись
с Пушкиным и Лермонтовым, переключается на Достоевского, чуть
позже узнают о трагической судьбе Мандельштама, гонениях, обрушившихся
на головы Пастернака, Ахматовой, Бродского, о расстрелянном «проклятыми
фашистами» Лорке и т.д., и т.п., – перечень примеров, кажется,
можно было бы продолжать до бесконечности, причем взятых практически
из любого курса литературы, вовсе не обязательно отечественной.
Короче говоря, о вечном конфликте искусства и политики все так
или иначе догадываются, даже если и не осознают его истинных причин.
И если бы только было возможно переложить какой-нибудь из таких
курсов на музыку, изобразить его в виде джазовой импровизации,
например, то она непременно называлась бы «Поэт и царь», ибо именно
эта тема является своеобразным лейтмотивом в изложении истории
литературы, во всяком случае, девятнадцатого века и ранее.

Однако начиная с двадцатого столетия, акценты в трактовке судеб
писателей сместились из социальной сферы в сторону их личной жизни,
первых детских переживаний и семейных дрязг. Помню, еще в годы
моей юности мне по чистой случайности довелось посмотреть американский
документальный фильм о жизни Харта Крейна. В фильме недвусмысленно
давалось понять, что у этого полузабытого ныне поэта были сложные
отношения с мамашей, в результате чего он и свел счеты с жизнью,
прыгнув с Бруклинского моста. Этот фильм произвел на меня сильное
впечатление, хотя в момент, когда я его смотрела, я и представить
себе не могла, что он станет фактически последним моим откровением
о мотивах поведения писателей и вообще причинно-следственных связях
в современной литературе, ибо ничего принципиально нового по этому
поводу с той поры мне так и не попалось. Так что музыкальная импровизация
на тему новейшей литературы могла бы уже называться не «Поэт и
царь», а «Поэт и мама»…

Стоит ли после этого удивляться, что современные писатели и режиссеры
испытывают столь очевидную тягу к триллерам, а маньяк-убийца является
чуть ли не главным героем современного массового искусства? Созвучия
и совпадения очевидны: детские травмы заставляют маньяка истязать
стариков, женщин и детей, а писателя отводить душу на бумаге и
прыгать с моста… Где-то тут и проходит граница между эпохами Модерна
и Постмодерна. Главное отличие заключается в том, что творцы или
же символические герои модернизма (вроде соратника Жанны д'Арк
Жиля де Рэ) еще оказывали влияние на жизнь общества, раздражали
царей, а современные маньяки-убийцы и писатели-постмодернисты
не представляют никакой серьезной опасности и интереса для государства,
но только для узкого круга несчастных обывателей, их ближайших
родственников и знакомых.

Как ни крути, а в поведении серийного убийцы все-таки присутствует
что-то не совсем нормальное – приходится это признать. Нетрудно
заметить, что практически во всех фильмах и романах маньяк всячески
пытается вовлечь окружающих в какую-то одному ему понятную «игру».
Для чего, например, оставляет на месте каждого своего преступления
разнообразные знаки, иероглифы, буквы, из которых преследующий
его полицейский и должен будет сложить некую фразу, в которой
и разъясняется конечный смысл всех этих необычных поступков. Большинству
людей все это совершенно безразлично, однако полицейский вынужден
ломать голову над ребусами преступника по долгу службы. Лично
я уже неоднократно ловила себя на мысли, что после просмотра очередного
триллера чаще всего испытываешь чувство некоторой неудовлетворенности
и даже разочарования, так как смысл окончательно сложившейся фатальной
фразы, как правило, оказывается в высшей степени банальным и уж
никак не стоящим затраченных на ее разгадку усилий и, тем более,
человеческих жертв.

Тем не менее, запутанные отношения между маньяком и полицейским
достаточно легко переносятся в сферу современной литературы, где
место маньяка занимает уже писатель-постмодернист, тоже безуспешно
пытающийся вовлечь окружающих в свою игру, составляя на страницах
своих книг всевозможные шарады из фраз, однако единственным по-настоящему
заинтересованным их читателем оказывается ученый-литературовед,
вынужденный заниматься ими по долгу службы – всем остальным это
по барабану. А если кто-нибудь из «посторонних» все же решился
бы пройти этот путь до конца, то есть прочитать какую-нибудь ключевую
для современной литературы книгу, то в результате его наверняка
постигло бы примерно такое же разочарование, какое я обычно испытываю
после просмотра очередного триллера. И все потому, что окончательно
прояснившийся смысл всех этих головоломок и ребусов будет очень
плохо соотносится с количеством потраченных на их разгадку сил
и времени. Ученый-литературовед, подобно профессиональному полицейскому,
от такого разочарования заведомо избавлен, ибо за свой труд он
получает соответствующие награды в виде научных степеней, одобрения
сослуживцев и, наконец, элементарной заработной платы. Более-менее
занимательным для рядовых читателей в этой ситуации являются уже
не сама книга, а перипетии отношений писателя и его исследователя.
Отсюда становится понятно, почему практически все из существующих
ныне литературных премий отданы в распоряжение так называемой
«серьезной литературы», т.е. литературы, претендующей на элитарность,
сложность и непонятность для среднего ума. А все очень просто!
Вручение такой премии является чуть ли не единственным действом,
которое привлекают к себе внимание широкой публики. Без премий
подобная литература уже давно прекратила бы свое существование,
так как ее все просто окончательно перестали бы замечать. А тут
присутствует некая интрига, задействованы хоть какие-то бабки,
которые критики, эксперты и литературоведы присуждают понравившимся
им авторам. Если же после окончания церемонии вручения бабок какой-нибудь
особо любознательный читатель вдруг надумает открыть книгу лауреата,
как весь его интерес и любопытство мгновенно угасают…

Короче говоря, все как в «страшном кино»! Там ведь зрители тоже
внимательно следят исключительно за поединком полицейского и преступника.
Если же эта напряженная «борьба интеллектов» из триллера вдруг
была бы устранена – например, полицейские объявили бы забастовку
и отказались выполнять свой долг – то все любители этого жанра
автоматом остались бы один на один с маньяком и его загадками.
Можно себе представить, какую скуку и разочарование они все должны
были бы испытать, так как фактически они оказались бы в качестве
зрителей так называемого «авторского кино», которые вынуждены
ломать голову над бредовыми ребусами маньяков, причем совершенно
бесплатно. Одно дело – наблюдать за тем, как полицейский гоняется
за преступником, стреляет в него из пистолета и т.п., а другое
– думать над тем, что если первой убитой бабой оказалась некая
Алла, то второй, возможно, будет Белла, так как по алфавиту за
«а» сразу же следует «б»…

Самое же странное и отчасти забавное в сложившейся в сегодняшней
культуре ситуации заключается в том, что литературоведы и писатели,
считающие себя интеллектуалами, оказываются не способны схватить
и объяснить мотивы поведения творцов масскультуры, хотя и предпринимают
в этом направлении поистине титанические усилия, сочиняют глубокомысленные
трактаты, проводят социологические исследования, защищают диссертации.
А в триллерах вся жизнь современного интеллектуала, с самого раннего
детства, в понятной и доступной любому идиоту форме видна как
на ладони. То есть, творцам масскультуры удалось создать этот
обобщенный и яркий образ, даже не прикладывая к этому никаких
особых усилий.

Единственным слабым звеном в приведенной мной аналогии, видимо,
является некоторая непроясненность мотивов, которые побуждают
литературоведов и критиков заниматься тем, что в наши дни уже
неинтересно абсолютно никому. Все-таки, когда маньяк-убийца настигает
свою очередную жертву, то ее родственники и знакомые рано или
поздно начинают волноваться о ее судьбе, звонить в полицию, поднимать
шум, жаловаться соседям … Так что первый импульс, побуждающий
полицейского заняться разгадкой смысла оставленных на месте преступления
туманных надписей, меток, отрезанных пальцев и ушей, более-менее
понятен. А вот что в аналогичной ситуации движет ученым-литературоведом
или же критиком? Что заставляет его обратить внимание на того
или иного писателя, заинтересоваться его произведениями? Пожалуй,
это – наиболее слабое звено во всех моих рассуждениях. Однако
ответ на этот вопрос до смешного прост! Писатель и его исследователь
в подавляющем большинстве случаев находятся в элементарном сговоре
между собой: как правило, они являются либо близкими знакомыми,
либо родственниками. И это наверное единственное более-менее существенное
отличие современных интеллектуалов от серийных убийц и милиционеров.
Все остальное в современной литературе столь же непонятно и запутано,
как в триллерах!