Жизнь как есть

– Кто разрывает на куски

– Мой мир, оплот любви святой?

– Ты че, наехал?

– Че, крутой?

Иван читает свои стихи, поэму «Иван да Майя», с такими воплями, что
из соседней комнаты приходит пожилая мама:

– Сынок, с тобой все в порядке?

Но иначе читать эту поэму нельзя, потому что ее герои – «вне себя от
самих себя на одной из тибетских вершин».

Саша, он же Шульц, он же Яма, он же Суффий, он же Иван Цветков.

Он часто уезжает в деревню, где живет в типпи, в
традиционном индейском жилище, которое нам более известно под
названием «ФИГВАМ».

Типпи он ставит обязательно посреди болота.

– В точку, где стоят шесты моей типпи, периодически стягивается вся
нечистая сила. Там постоянно проносятся ураганы, очень много
поваленных деревьев. Выбрал я эту точку спонтанно, а
оказалось – не зря. В этой точке я принял бой. Я сражаюсь за
Родину. Мой фронт абсолютно не видим глазами. Эта точка –
перекрестье миров.

Российские мегаполисы с каждым днем становятся все комфортнее для
обывателя. Все ровнее дороги, все теплее автобусы. На хлеб,
если ты не гастарбайтер из Молдавии, можно заработать
сравнительно легким и чистым трудом. Вместо этого Яма-Шульц уходит в
лес, в болото, в типпи, к первобытному очагу. Но сейчас,
для беседы со мной он приехал в свою городскую «резиденцию».
Мы сидим в крошечной комнатушке в шесть квадратных метра, и
потягиваем копченый индейский чай.

– Вот. Сейчас у меня был такой момент… Полного безмыслия. в дзен
буддизме это называется сатори…

У Ямы есть запасная рука. Ей он иногда здоровается (когда не хочется
собственные руки марать), иногда дает по башке хулигану в
темной подворотне. Запсаной рукой он ворошит угли в костре.
Рука тяжелая, из твердого пластика. В свободное время рука
висит в уголке на веревке, качаясь словно маятник, и указывает
пальцем в пол, напоминая о бренности бытия.

Иногда Шульц извергает из свой глотки «Крик Орла». Тогда у соседей
гаснет свет. Рождается этот крик спонтанно, Иван никогда не
знает, когда это произойдет. Однажды это случилось в
автобусе…

– После этого случая я тренируюсь делать «Крик Орла» не открывая
рта. Теперь, если это снова произойдет, рядом стоящий человек
может, ничего и не заметит, не услышит ушами. Но обязательно
что-то почувствует.

– Ты ведь не всегда был таким? Ведь не с детства?

– С детства. Это пришло из очень далекого детства. Из очень древних времен.

По городу зимой Шульц перемещается на маленьких лыжах. Как он
говорит, на «спецназовских». То есть, на самом деле, лыжи просто
детские. Но это и вправду удобно, если снегу хорошо намело.
Автомобилисты, застрявшие в пробках, с завистью провожают
мелькающий силуэт. Добежит Яма до метро, а там скинет лыжи,
сунет в рюкзак – и вперед. Красота! Жалеет Иван только о том,
что городские тротуары недостаточно обледенелые, а то бы он
перешел на коньки.

Иван основал новое поэтическое направление. Разноцветный текст.

Известно, что каждый цвет оказывает на человеческую психику
определенное воздействие. Вот и решил Шульц в своем поэтическом
романе страшные места набирать красным цветом,
романтически-любовные – розовым и фиолетовым, погони и путешествия – зеленым,
и так далее.

– Цветной текст совершенно иначе воспринимается читателем!
Повествование словно обретает объем!

Были времена, Шульц спал, головой упираясь в электрогитару, ноги
протягивал под барабанной установкой. В его каморе была
домашняя студия. Записывались группы: «Лисичкин Хлеб», «Соломенные
Еноты», «Мертвый Ты», «Прыщ»… В общем, лютый, запредельный
панк-рок.

Впоследствии Саня студию разгромил: «Теперь я все перенес внутрь головы!».

Шульц – не какой то там социально не адаптированный чудик. Совсем
недавно работал в очень известной транснациональной
корпорации, просил не говорить какой. Ушел – достало!

Был он и в армии. Воинская специальность – механник-водитель
бронетранспортера, командир отделения.

– А еще, я умею управлять огромной военной машиной, четырехосной,
которая может выпускать огромные ракеты. Она называется
«Ураган». Я УМЕЮ УПРАВЛЯТЬ УРАГАНОМ! Это мой творческий принцип.