Литературная критика

за Границей №1

Неуверенность в завтрашнем дне

В какую бы ты страну не приехала, она производит впечатление самой
читающей в мире. Франция в этом отношении не исключение.
Скорее всего, это потому, что из аэропорта приходится тащиться
на RER и метро, где людям абсолютно него делать, как сидеть,
уткнувшись в какую-нибудь книжку или газету. У нас даже
подслеповатые старушки в последнее время «подсели» на «Идиота»
Достоевского – под влиянием выдающегося сериала. Первое время
это меня даже немного пугало, но после того. как по дороге
из аэропорта «Шарль де Голль» я заметила в вагоне метро
весьма пожилую даму с томиком Артюра Рембо, я поняла, что все не
так уж страшно.

Не исключено, что пробуждение интереса к творчеству этого
«проклятого поэта» со стороны пожилых пассажирок метрополитена
способствовал тот факт, что на его родине в Шарлевиле открылся
дом-музей, где на втором этаже с 1869 по 1875 год с тремя детьми
проживала Витали Рембо. Дом находится на набережной Мезы, в
двух шагах от колледжа (где теперь библиотека) и всегда был
предметом почитания как местных жителей, так и туристов. В
квартире попытались воссоздать подлинную атмосферу того
времени – вплоть до паркета и обоев. Главная комната, в которой
Артюр жил со своим братом Фредериком, выходит на заросший
травой дворик, где виднеется небольшой деревянный домик,
ставший на какое-то время прибежищем юного поэта. Впрочем не
стоит забывать о том, что Рембо называл свой родной город «самым
идиотским изо всех маленьких провинциальных городков». Тем
не менее, до недавнего времени там можно было купить в
магазине шоколадки «рембо» или же заказать в кафе одноименный
паштет из гусиной печенки, а вот теперь появился и музей…

Более того. В 6-м округе Парижа не так давно открылся книжный
магазин «От книги к книге» – названый так по аналогии с романом
Луи-Фердинанда Селина «Из замка в замок». В магазинчике я
обнаружила целую коллекцию, посвященную Селину: от злобного
антиселининского памфлета Эрика Камински «Селин в коричневой
рубашке» до расистских памфлетов самого Селина, которые вот уже
много лет как не переиздавался из-за запрета, наложенного
вдовой Селина Люсетт Детуш. Судя по всему, рекордная сумма,
за которую в 2003 году была куплена рукопись Селина
«Путешествие на край ночи», не осталась незамеченной широкой
публикой. В конце прошлого года режиссер Франсуа Дюпейрон приступил
к съемкам фильма по роману «Путешествие на край ночи»,
наконец-то приблизив осуществление заветной мечты Селина. Правда
Селин хотел предложить главную роль – Бардамю – своему
другу, красавцу-актеру Ле Вигану (он же Робер Кокийо), снявшемуся
в фильмах «Мадам Бовари» Ж. Ренуара и «Набережная туманов»
М. Карне, прошедшему вместе с Селином тяжелый путь в
скитаниях по Германии и Дании во время Второй Мировой войны,
впоследствии обвиненному в коллаборационизме и закончившему свои
дни в Аргентине в 1972 году... Хочу сразу оговориться, что
удостовериться в реальности слухов об этой экранизации
«Путешествия» мне пока так и не удалось. До сих пор все проекты
экранизировать Селина так и остались нереализованными. Как
правило, этот факт объяснялся идеологическими, политическими и
финансовыми причинами. Но существуют, видимо, и чисто
эстетические причины, о которых, в частности, говорил сам Селин в
«Интервью с профессором Y», где обвинял современных писателей
в том, что они не заметили появления кино, конкуренцию с
которым они реально не способны выдержать. Себе же в заслугу
Селин ставит расширение возможностей литературного языка за
счет того, что он сделал его эмоционально окрашенным и
способным передавать живые разговорные интонации, на что
кинематограф не способен. В этом отношении он сравнивает себя с
импрессионистами, введение которыми новых приемов в живопись
стало реакцией на появление фотографии. Действительно,
режиссеру, взявшемуся за экранизацию Селина, передать особенности его
стиля средствами кино будет непросто. Вроде бы за
реализацию этого проекта решили взяться продюсеры Лоран и Мишель
Петэн, которые уже продюсировали одну из самых успешных картин
Дюпейрона «Комната для офицеров»...

События в Ираке тоже не оставили французов равнодушными – ужасные
издевательства американцев над арабскими узниками вызвали
всеобщее возмущение, к тому же у французов в этом смысле и у
самих есть, в чем покаяться. Возможно, в связи с этим, а может
и просто по чистому совпадению (что вряд ли), на парижских
экранах снова появился снятый в 1966 году фильм Джилло
Понтекорво «Битва за Алжир», кстати, получивший в свое время
главный приз на фестивале в Венеции. Героем этой ленты стал
восставший народ, поэтому режиссер снимал непрофессиональных
актеров, в том числе и участников алжирской
национально-демократической революции. Фильм снят в жанре близком неореализму,
однако принцип, которого придерживался режиссер-коммунист,
заключается в отказе от демонстрации каких бы то ни было
документальных материалов. Повествование строится вокруг главного
героя, Али ля Пуант (буквально: Али Игла),
профессионального партизана, который ведет продуманную борьбу с оккупантами,
организуя восстания, акты неповиновения, теракты…
Любопытно, что недавно ленту даже затребовали для просмотра в
Пентагоне, желая, очевидно, извлечь уроки из чужого прошлого, а
один из лидеров иракской борьбы с оккупантами взял себе имя Али
Ля Флеш (буквально: Али Стрела).

Вообще, нынешняя весна во Франции отмечена ощущением какой-то
«онтологической нестабильности» – это выражение я позаимствовала
из одного парижского журнала, а точнее, с его обложки в руках
у очередного читателя в метро. Тем не менее, оно мне
показалось достаточно удачным. Может быть, сказалась еще и резкая
смена погодных условий: в Петербурге перед моим отлетом было
ужасно холодно, а тут уже почти летняя жара... Как бы то ни
было, но, судя по всему, французы вдруг всерьез озаботились
будущим своей культуры вообще и философии в частности.
Некоторые французские интеллектуалы после смерти Жака Деррида
уже забили тревогу: по их мнению, настоящих философов во
Франции больше не осталось, теперь они все умерли. Естественно, с
этим согласны далеко не все. А как же Бодрийяр, Глюксман,
Финкельрот? Вот Эдгару Морэну, например, недавно исполнилось
аж 83 года, и он только что завершил свое глобальное
исследование под названием «Метод», выпустив в свет его 6-й и
последний том. В нем он пытается очертить будущее планеты и
полагает, что любовь и только любовь способна спасти мир. «Только
доктор «Любовь» может спасти мистера Хайда, ибо мир
страдает как от недостатка любви, так и от ее избытка, зациклившись
на идолах и абстрактных образах. Но лучше, все-таки, любить
не вечное, а то, что подвержено тлению: самым драгоценным
является то, что хрупко...». Некогда Эдгар Морэн
придерживался марксистских взглядов, а теперь вот полностью убедился в
волшебной силе любви. «Нужно каждому помочь реализоваться в
жизни как поэту, а вершиной поэзии является любовь. Однако
необходимо обладать достаточно большой отвагой, чтобы любить.
Ибо любовь позволяет нам жить в неуверенности и
беспокойстве, она исцеляет от тоски, она является ответом смерти, несет
утешение…» Трудно с этим не согласиться. Лично я никогда бы
не отважилась написать нечто подобное...

А вот философ Ален Бадиу, последний (или почти последний) из
оставшихся в живых верных сторонников французского маоизма,
выпустил в издательстве Сей свою новую книгу «Век», в которой с
завидным упорством продолжает развивать теории, возникшие
где-то в середине прошлого века. Он спорит с «ренегатами»,
упоминая безнадежных «уклонистов» (среди которых Боссюэ и Бальзак,
Хайдеггер и Лакан), он ненавидит современный мир и
чувствует стойкое отвращение к счастью. Реальность дает ему материал
для истерического эксперимента поиска конечной истины, в
которой не должно быть ни малейшей примеси субъективизма.

В целом же книга проникнута ностальгией по прошедшей молодости и
непрекращающимися поисками чистоты. Но больше всего в Бадиу
поражает упорство, с которым он предъявляет молодежи свои
требования «очищения», причем его идеал до сих пор остался в
далеких шестидесятых. В частности, он сожалеет о том, что тексты
Мао-дзе-Дуна до сих пор не включены «в какую-нибудь учебную
программу» и считает, что французский маоизм был
«единственным новаторским политическим и последовательным течением,
возникшим после мая 1968 года». Самым же главным является
стремление к чистоте, и оно достигает в книге невероятной силы.
Бадиу даже намекает на то, что стремление к очищению в
прошлом веке выразилось, главным образом, в многочисленных
террористических актах и проявлениях жестокости. Ведь практически
все революционные деятели находили в себе силы идти на
лишения и смерть вовсе не в надежде на «чудесное завтра». Нет,
истинный источник их отваги заключался в «страсти к
реальности»: к тому, о чем грезил и что обещал всем век XIX, и что век
XX изо всех сил старался воплотить в жизнь. Любой ценой
разрушить «старый мир», полный лжи и грязи, и создать нового
человека, прямо здесь и сейчас. Короче, «нужно постоянно
возвращаться к идее очищения», – настаивает философ, который
вспоминает манифест Бретона, дидактический театр Брехта и
живопись Малевича. «Белый квадрат на белом фоне является вершиной
воплощения идеала чистоты.»

И еще об «онтологической нестабильности». Известный издатель и
медиа-магнат Даниэль Филипакки, собирающий произведения
сюрреалистов, решил распродать часть своей внушительной коллекции – а
именно, библиотеку. Первая часть уже продана, вторая должна
уйти весной этого года на аукционе. Возможно, за
библиотекой на продажу будут выставлены и собранные за пятьдесят лет
картины, которых у него около тысячи: среди них работы Дали,
Магритта, Танги, Эрнста и других. Даниэль Филипакки родился
в 1928 году в Париже, а его первая встреча с сюрреализмом,
по его словам, состоялась в 1939 году, когда ему было всего
одиннадцать лет. Тогда он впервые увидел в одном книжном
магазине в Париже на улице Мсье Ле Прэнс книжку под странным
названием «Револьвер с белыми волосами», и это название так его
поразило, что он купил ее и после этого уже начал
последовательно приобретать все, что так или иначе было связано с
сюрреализмом. Когда Филиппаки спросили, чем же мотивировано его
решение начать распродажу коллекции, он ответил коротко:
«Неуверенность в завтрашнем дне».