Проза

Дежурная часть ОВД района Аэропорт г. Москвы. Из записи в книге
учета преступлений за № 2029 от 27.08.2004: «10 ч 52 мин. Обратился
гр-н Киприч А.К., проживающий: Ленинградский пр-кт, д. … кв. …
Просил принять меры к неизвестному, который пытается проникнуть
в указанную квартиру…».

Опер угро, капитан милиции Мотяшов Н.В.: «Проверкой установлено,
что 27.08.2004 гр-н Киприч находился по вышеуказанному адресу.
В этот момент в дверь раздались настойчивые звонки. Гр-н Киприч
дверь открывать не стал, т.к. никого не ждал, после этого он услышал,
что кто-то пытается открыть дверь и ковыряется в замке. Киприч
А.К. позвонил в милицию…».

…Слыхали, товарищ капитан, как называют в газетах нашу длиннющую
12-этажку напротив стадиона «Динамо» – московским Гарлемом. Мне
она напоминает допотопный, засиженный клопами буфет. В конце 70-х
здесь гудело модное кафе «Аист», а еще был дворец бракосочетаний.
Нынче на первых двух этажах – магазины, а выше начинаются жуткие
200-метровые коридоры с квартирками-сотами гостиничного типа.
В них кантуются лишь одинокие старики да приезжие, по большей
части семьи торговцев с близлежащих рынков. В коридорах витает
аромат острой кавказской кухни, а по лестницам носятся непривычно
почтительные по столичным меркам чернявые ребятишки.

Бесхитростные провинциальные нравы помогли нашему дому сохранить
атмосферу натуральной общаги. До глубокой ночи здесь шастают друг
к дружке в гости женщины в домашних халатах и еще бродят от квартиры
к квартире брутального вида мужчины, разыскивающие наугад земляков
или случайных знакомых. Кто-то из постояльцев вечно съезжает-въезжает,
из-за чего единственный лифт и все обозримое пространство вокруг
часто запружены убогим скарбом и стерегущими его людьми… В общем
понятно, почему, услыхав звонок, я не подошел к глазку даже из
любопытства.

Вы сказали, товарищ капитан, что вор шел по наводке? Не знаю уж,
на что у меня можно было позариться… Разве что на итальянский
костюм цвета антрацит – весной на рынке в ЦСКА я отдал за него
почти месячную зарплату. Хотя мало ли зачем один человек, рискуя
своей свободой, а то и жизнью может на самом деле стремиться к
другому человеку… Может, этому человеку не достает общения. Или
ему просто чертовски любопытен мир других людей, и он мечтает
побывать в их шкуре. Например, облачиться в чей-нибудь новый итальянский
костюм цвета антрацит. А еще, возможно, он хотел бы пить мое вино,
обладать моими женщинами. Изучать мои личные дневники и оставлять
в них свои пометки.

Есть в нашей жизни такие сущности, их называют животными-компаньонами.
Нет, это не кошки с собаками, это наши незваные, нежеланные спутники
– но те, кто так же сосуществует с нами буквально под самым нашим
носом. Крысы, тараканы… Игнорируя правила приличия – что возьмешь
с божьих тварей? – они пируют на наших столах, бесцеремонно вторгаются
в самые потаенные уголки нашего быта.

Да, ваш покорный слуга действительно «дверь открывать не стал»
и даже постарался ничем не выдать своего присутствия в квартире.
Ведь вспугнутый вор мог уйти и вернуться, когда хозяина уже на
самом деле не будет дома. Но далее почтенный г-н Киприч, представьте,
взял огромный кухонный нож и, сложив руки на груди так, чтобы
лезвие оказалось спрятанным под мышкой, принялся ждать. И знаете,
о чем еще с досадой подумал г-н Киприч? Что, пожалуй, поторопился
он позвонить по «02».

…«Компаньон» – какой он? Я пытался представить себе: лет тридцати
с небольшим, довольно бедно одетый, небритый. Почему-то с плохими
зубами. Да, непременно с тяжелым запахом изо рта и еще в стоптанных
башмаках. Хотя это мог оказаться и совсем молодой парень, например,
наркоман. В джинсах и старом свитере домашней вязки, с мутными
глазами, бледным лицом или даже с молочной, как у ребенка, кожей.

К собственному удивлению, я не испытывал ни малейшего волнения,
ни тем более страха – ничего. Будто то, что должно было дальше
произойти, было делом абсолютно обыденным. Будто ко мне и раньше
вламывалась чья-то чужая, непонятная мне жизнь. Будто я и прежде
всегда встречал ее с этим дурацким тупым тесаком.

Я замер и прислушался к звукам за дверью. Потом аккуратно, чтобы
не спугнуть непрошеного гостя, опустил нож обратно в ящик кухонного
стола.

В принципе, думал я, ничего из нажитого непосильным трудом имущества
мне особенно не жалко. Даже нового костюма. И все же было кое-что,
из-за чего я вцепился бы захватчику в горло, рыча, катался бы
с ним по полу, кусался, царапался, гнался бы за ним, задыхаясь,
до самого первого этажа и, в конце концов, кулем повис бы у него
в ногах, лишая возможности передвижения.

Тут мы, кажется, подошли к главному. Дело в том, что в своей 14-метровой
малогабаритке я живу не один. Не один я был и тогда, когда товарищ
капитан снимал на кухне мои показания. У кого-то из одиноких людей
есть любимые книги; с наслаждением перечитывая их, он иногда ощущает
порыв обнять автора, жившего лет этак четыреста назад. У одного
моего знакомого, например, – видеотека во всю стену до потолка
с фильмами его юности; каждый день он по специальному плану отводит
одной ленте, и это дает ему силы жить после смерти сына.

Хочу, чтобы вы меня правильно поняли… Я провожу дни в окружении
своих женщин. Их восемь – тех, которые олицетворяют всю мою прежнюю
жизнь. Жизнь эта почему-то так странно устроилась, что в ней не
оказалось многих естественных для любого человека впечатлений.
Таких, как семейные праздники в родительском доме или, скажем,
рождение собственного первенца. Будто кто-то успевший пролистать
эту книгу до меня бессовестно выдрал из нее наиболее понравившиеся
страницы. Поэтому-то я так благодарен своим любимым, которые остаются
в моей жизни. Теперь – не только в виде старых, ужасного качества
любительских фотографий, разных милых сердцу безделушек вроде
детских бус из ракушек или нескольких торопливых строчек, отправленных
с какой-нибудь дачной станции…

В кого-то из них я был влюблен тайно, как, например, в свою самую
первую любовь Танечку Третьякову, ходившую в садик вместе с моим
младшим братишкой. С кем-то мы только целовались, с двумя моими
женщинами мы были близки, а одна из этих двоих даже стала моей
женой и, как сказали бы спортивные комментаторы, удерживала это
гордое звание целых тринадцать лет.

Мои женщины молчаливы и деликатны. Они приходят только когда их
позовут. Они терпеливы и могут часами внимать моим пространным
речам. Они не требуют от меня принятия решений, они вообще ничего
не требуют. А все потому, что я терпеливо помогаю им избавиться
от хищного инстинкта собственности по отношению к мужчине…

Несколько особняком пребывает в этой компании бывшая моя жена
Марианна (Мари-Анна, как она себя называет), допущенная в нее
с испытательным сроком. Образно говоря, я счел возможным засчитать
ей рейтинговые очки, добытые только в первые три года нашего брака.
То, что стало происходить с ней потом, для меня по большому счету
остается загадкой. Но я убежден, что из тысяч съемных квартир,
предлагавшихся по Москве весной 2000-го, судьба не случайно подсунула
мне нынешнюю. Ответив здесь, в этом доме «да» на один сакраментальный
вопрос в марте 1987-го, я словно возвращался для исправления ошибки
к самому началу пути.

…Мой незадачливый визитер затих, видно, притомился, но вскоре
с обреченностью мышки, попавшей в крупу, зашуровал своей железкой
в замке с новой силой. Давай, незнакомый друг, не отчаивайся,
у тебя обязательно получится.

Я задергиваю шторы в комнате и зажигаю свечи. Мои любимые женщины
готовы. И я вновь занимаю свой боевой пост в ванной. Мне необходимо
оказаться у гостя за спиной, отрезав ему путь к отступлению. Сперва
он, возможно, почувствует себя не в своей тарелке, но, согласитесь,
то будет не слишком высокая плата за его непрошеный визит…

Он ведь мог прийти и за ними – мне сразу это пришло в голову,
товарищ капитан. Вы удивлены? Но каждая авторская кукла – это
две с половиной тыщи баксов, а за все про все – нетрудно сосчитать
– мне пришлось отдать стоимость новенькой иномарки. Хотя разве
дело в этих поганых деньгах! Девчонок делали по фотографиям, по
рисункам, которые сам я набросал по памяти… Вот у Леночки Груниной
крохотный сосудик лопнул на щеке в те дни, когда мы с ней встречались,
она еще так переживала по этому поводу. Глупая, ей это даже шло.
Теперь я понимаю, что ей шло вообще все на свете… Ну и у моей
нынешней Леночки – сосудик точно на том же месте…

Дело, конечно, не в этих трогательных деталях и тем более не в
том, из чего они, мои девочки, там, под одеждой – из бросового
папье-маше или все-таки дорогущего полимерного пластика. Главное,
что у них пальчики – теплые наощупь, когда в квартире натоплено,
и ледяные – когда наоборот. А глаза – ну точь-в-точь, как в жизни:
у кого – томные, влекущие, у кого – с прищуром, с хитринкой…

Свою бывшую супругу я держу в отдельной коробке, опасаюсь ее влияния
на совсем юных девиц. Кое-кто у нас повадился по ночам прикладываться
к наливке, которую я держу в кухне на подоконнике. И однажды мне
даже показалось, что при лунном свете в коридоре мелькнуло легкомысленное
красное платье моей благоверной – коротенькое, со стоячим воротником,
выгодно подчеркивавшим ее лебединую шею.

Еще, мне кажется, она подглядывает за мной в щелку ванной. Ей
никогда не нравилось, когда я запирался, она сразу начинала стучать
и требовать, чтобы дверь оставалась открытой. Гасила свет, если
я ее не слушал. Вот и теперь она хочет контролировать каждый мой
шаг…

Я даже ловлю себя на том, что по привычке иногда слежу за малышкой
боковым зрением: не взбредет ли ей в голову швырнуть в меня книгой,
а то и чем похуже. Как-то во время своего несколько возбужденного
монолога (что вошло в привычку с ее стороны) жена случайно сделала
какое-то резкое движение, и я, инстинктивно зажмурившись, шарахнулся
в сторону. Двое моих близких друзей, принимавшие участие в разговоре,
неловко отвели глаза. Такого жгучего стыда я не испытывал в своей
жизни ни до ни после…

А вдруг ей захочется узнать, был ли я с другой женщиной? В первые
месяцы брака, помню, если я поздно возвращался с работы, жена
буквально с порога пыталась укладывать меня в ванну. Ее интересовало:
потонут ли признаки моего мужского достоинства или останутся на
плаву? Услышав подобное требование впервые, я ее, разумеется,
сразу же послал. Меня это даже позабавило. Теперь я думаю: откуда
она это взяла? Вычитала где-то? Едва ли. Она практически ничего
не читала. А может, эта информация дошла до нее на генном уровне
– откуда-нибудь из средневековья?..

Нынешней весной, уступив просьбам кукольницы Настасьи, я одолжил
ей Марианну на международную выставку в Мюнстер. И что вы думаете?
Там она охмурила какого-то залетного французишку… Совал за вертихвостку
аж три тысячи евро, Настасья прям еле отбилась… Нет уж, пусть
теперь сидит дома.

Э, товарищ капитан, да вы, догадываюсь, смотрите на меня, как
на полоумного. Представьте, нынче я ощущаю себя более нормальным,
чем когда бы то ни было. Да и потом, что есть норма: когда другой
человек до тошноты похож на тебя самого?

Конечно, наш с Марианной брак, не говоря уже о бурном разводе,
не прошел для меня бесследно. Когда ко мне вернулись зрение и
слух, я очень осторожно, стараясь не выдать себя, где короткими
перебежками, пригибаясь, где под покровом темноты, время от времени
прикидываясь корягой, но пополз к своим. Подальше от того места,
где мог оказаться комком глины – пусть даже в оч-чень хорошеньком
клювике – для возведения новой ячейки общества.

Увы, мир наш устроен так, что человеческий детеныш обречен. Он
обречен появиться на свет либо тычинкой, либо пестиком. Причем
даже сам по себе этот нехитрый выбор мать-природа по-хозяйски
делает за тебя.

Сколько людей всю жизнь страдают от последствий этого выбора!
Кто-то меняет свой пол на противоположный. Кто-то стремится совсем
не к тому, что было уготовано ему природой. Но главное – приглядитесь:
по миру бродят миллионы практически бесполых. Тех, кто уже в зрелом
возрасте отказался ратифицировать свою пожизненную принадлежность
к конкретному М или Ж.

Поймите, я не против послужить продолжению рода человеческого.
Но этот возбужденный секач во мне, который ревет и бьет копытом,
– он застит взор, лишает рассудка, превращает в марионетку в цепких
руках… И чем сильнее ты как мужчина, тем более уязвим.

Лишь когда тебе уже хорошо за сорок начинаешь сознавать, сколь
серьезно был поражен этим недугом, на какую мишуру растратил лучшие
годы. Но счетчик-то назад, увы, не подкрутишь…

Спустя только лет тридцать я, к примеру, стал догадываться, каким
славным человечком была встретившаяся мне Леночка Грунина, скромная,
просто одетая медсестричка, жившая в мрачном сером доме без лифта
у кинотеатра «Ленинград». Но я-то искал в ней отнюдь не скромности,
отчего скоро переключился на ее подружку, Стеллочку-стервочку,
как она себя называла…

Рядом со своим бокалом я поставил еще один и тоже плеснул туда
своей любимой наливки. Поднес к глазам. На фоне свечи вино полыхнуло
кроваво- рубиновым пламенем. Надо достойно встретить гостя. Кто
знает, может, он пришел по моему внутреннему зову, пришел ответить
на мои проклятущие вопросы… Не исключаю, что и у него будут свои
вопросы ко мне. И тогда, может статься, он окажется в одном лице
и дознавателем, и судьей.

Если так, то это, конечно, будет не он, а она. Вижу: не по годам
высокая дородная девочка в длинном плаще с поднятым воротником,
закрывающим пол-лица. Ворвавшись в квартиру, она, ни слова не
говоря, подозрительно обследует все углы, потом обнюхает мою одежду,
после чего так же молча вопьется в мой безвольный рот. И я буду
чувствовать себя подростком, совершающим инцест. Усики, которые
она тщательно выбривает, все же будут едва ощутимо покалывать
мою верхнюю губу, что вызовет у меня еще безотчетное желание вытянуться
по струнке, держа руки по швам, и отдать честь старшему по званию…

Господа, умоляю: не связывайте свою жизнь с отличницами, председателями
совета дружины, запевалами школьного хора. Они и в браке остаются
такими же капризными, холодными, но при том доставучими куклами,
умеющими только одно: требовать, чтобы их любили…

…Я уже, признаться, истомился в ожидании, когда шебуршение в замке
как-то враз прекратилось. А через несколько минут в двери тренькнул
один короткий звонок. Интуиция шепнула мне, что пора прятать моих
красавиц по шкафам и коробкам. То и впрямь оказалась милиция –
явилась, не запылилась.

Опер Мотяшов Н.В.: «…Когда приехали сотрудники, то они сообщили,
что на этаже был задержан неизвестный гр-н и возле двери обнаружены
отмычки. Сам Киприч никого не видел, т.к. к двери не подходил,
на замке он обнаружил небольшие царапины.

Опрошенный по данному факту гр-н Кошляков Д.В., который был задержан
на этаже, пояснил, что он захотел справить нужду, для этого он
зашел в подъезд дома...».

Что было потом? В квартиру ввалилась куча народу в грязных ботинках,
которая еще привела с собой старую алкоголичку-соседку в засаленном
халате… Словно новорожденного матери, мне показали мой собственный
замок, извлеченный из двери. Заботливо запеленав в выпрошенный
у меня пакетик, его тут же куда-то унесли – наверное, на экспертизу.

Приехал молодой начальник угро, который, дипломатично отозвав
меня на балкон, принялся раскалывать на опознание воришки, которого,
как он знал, я даже в глазок не видел. Я не соглашался. Мы немножко
поспорили о Глебе Жеглове. В конце начальник решил уточнить: в
самом деле ли я хочу, чтобы вор и дальше не сидел в тюрьме, а
лазил по квартирам. Речь явно шла опять о моем скромном жилище,
хотя огорчать меня прямыми параллелями начальник не стал. Пришлось
ответить в том смысле, что «я вас, конечно, уважаю, но пить не
буду».

Через пару недель мне прислали уведомление об отказе в возбуждении
уголовного дела. «…На основании вышеизложенного и руководствуясь
ст.144, 145, 148 и п.2 ч.1 ст.24 УПК РФ, – говорилось в нем,–
дознание приходит к выводу, что в действиях неизвестного лица
не содержатся признаки какого-либо преступления, т.к. проникновения
в квартиру не было, а заявления о повреждении двери от гр-на Киприча
не поступало».

А спустя еще несколько месяцев эта история получила неожиданное
продолжение. Мы возвращались домой с коллегой из соседнего отдела,
с которой – чисто по-товарищески – давно симпатизировали друг
другу, и по дороге заглянули в бар. Там мы с Машей (по паспорту
между прочим Марьяной) поболтали о том о сем, выпили по коктейлю…
В общем у себя в «Гарлеме» я объявился уже заполночь. И обомлел:
дверь квартиры была раскурочена – и опечатана! Разбуженная мной
диспетчерша в ЖЭКе скорбно поведала, что я, такой-сякой, оказывается,
забыл закрутить кран в собственной ванной.

В квартире творилось черт те что. Судя по грязным разводам на
полу, здесь промаршировал по меньшей мере целый взвод борцов с
сыростью. В хлюпающей под ногами воде плавали намокшие бумаги,
кассеты… Тут меня словно озарило, и я бросился к своим куклам.
Все были на месте. Все …кроме одной!

Когда под утро, уже едва разгибаясь после многочасового ползанья
с тряпкой, я, зачерпнул, наконец, последнюю порцию своего невольного
греха, в ведре вдруг что-то звякнуло. То оказалось обручальное
колечко беглянки Марианны. Этот детский кругляш да еще едва уловимый
аромат духов «Маже нуар», то исчезающий, то возвращающийся в сырую
погоду – вот и все, что осталось мне в память о тринадцати годах
честно исполненного супружеского долга.