Проза

Начало

Окончание

Тридцатилетний хирург-уролог после окончания ординатуры успел
поработать в Бразилии, часто бывал за границей и имел в городе
репутацию высококлассного специалиста. Его супруга, Жанна Иосифовна,
чистокровная еврейка, тоже была медиком, но после института пошла
по административной части и теперь заведовала поликлиникой. Деловая,
вечно занятая, не ко времени располневшая, она стыдливо прикрывала
юбкой свои толстые, как у слонихи, ноги и больше беспокоилась
о своей дальнейшей карьере, нежели о муже. Именно в таких ситуациях
мужчины и обзаводятся любовницами. Юрий Альбертович тоже был не
промах... Не раз для того, чтобы снять номер в гостинице Новороссийска,
где Женька отдыхала вместе с доктором, она превращалась в Жанну
Иосифовну и предъявляла ее паспорт. Женька была хорошей любовницей,
и доктор не мог с этим не считаться.

– Алло... Это квартира Орловых? Юрий Альбертович? – осторожно
выпытывала Женька. – Здравствуйте... Это Евгения вас беспокоит...
Какая Евгения? Самая обыкновенная: две руки, две ноги... Если
требуются подробности, то можно вспомнить Новороссийск, пляж,
гостиницу... Вспомнили? Вот и отлично...

Доктор встречал ее возле дома. Поджарый, в спортивном костюме
и кроссовках, он вышел, словно на пробежку, а сам так и стрелял
глазами по сторонам. Женьку он сразу не признал, слишком яркой
была она в своем вечернем наряде. И тогда она демонстративно остановилась
напротив него.

– Добрый вечер, Юрий Альбертович!

– Господи, Евгения! А ведь я, честно признаться, тебя не узнал
– богатой будешь. – Он выразительно посмотрел ей в глаза. – Жанна
укатила в столицу, на какие-то курсы, раньше субботы не вернется...

В квартире он достал из бара бутылку коньяка. Как всегда, «Белый
аист». Порезал лимон, развернул плитку шоколада.

– Давай по чуть-чуть. За встречу! Только не стесняйся, будь как
дома, а то сидишь, словно на Ярославском вокзале. – Доктор включил
музыку.

– Я ведь по делу пришла, посоветоваться, – заговорила Женька,
покручивая в руке хрустальную рюмку.

– Давай посоветуйся – не зря в стране Советов живем, – улыбнулся
доктор и притянул Женьку к себе, но она оттолкнула его.

– Я не за этим.

– А за чем? – почти пропел он, сгребая гостью в свои объятия.

– Триппер подцепила...

– Фу, как грубо! – возмутился хирург-уролог. – Заболевание, вызываемое
гонококком Нейссера, будет тебе известно, называется гонореей.

– Вот именно, – злилась Женька на своего просветителя. – Требуется
помощь.

– А что я с этого буду иметь? – Юрий Альбертович продолжал заваливать
Женьку на софу, и тогда она догадалась, чего он хочет.

– Но я же больная.

– Гонорея оральным путем редко передается, – изрек доктор. – Но
для надежности мы воспользуемся презервативом.

– Я пришла посоветоваться, а не слушать лекции сексуально озабоченного
извращенца, – направляясь к выходу, бросила Женька.

– Это кто же, по-твоему, здесь сексуально озабоченный извращенец?
– слегка покраснел доктор. – Да если дело на то пошло, то твои
мандариновые кавалеры с рынка в этой науке поднаторели больше
меня…

Ночью Женьке снились кошмары – за какую-то провинность ее выставляли
нагой прямо в овощном павильоне. Среди лука, капусты и моркови.
Она упиралась, царапалась, плакала, но ее все равно вытащили в
самый центр, где торговал мерзкий, красноглазый армянин, которого
она однажды видела на рынке, и тот под всеобщее ликование вонзил
ей в шею шприц и стал выкачивать кровь...

Полистав утром сонник, она прочитала, что рана с кровью снится
к потере любовника, а нагота – к болезни. Круг замыкался. Любовника
она уже потеряла. Болезнь подцепила. Вдобавок ко всему вспомнилось
еще предсказание цыганки – и стало совсем тоскливо.

С утра, прежде чем зайти в кафе, Женька обошла торговцев семечками.
Она хотела поскорее вернуть хохлушке ее деньги, которые, как видно,
излучали какое-то несчастье, но той, как назло, нигде не было.

Возле будки «Ремонт ключей» Женька прислушалась к разговору сидящих
на ящиках бомжей, которые, как ей показалось, искоса поглядывали
на нее.

– Сигаретку дай, – шепеляво тянул один.

– У меня только «Север».

– Давай! Кто не курит «Северок», тот подхватит трипперок.

Женька покраснела, словно бомжи говорили про нее.

Решение пришло неожиданное и простое. Алиджан Каримов наверняка
должен разбираться в таких делах. Хоть и неудобно подходить к
нему с подобным вопросом, но больше не к кому. И Женька пошла
к кавказцу.

– Алик, можно тебя на минутку?

– Хоть на всю ночь, принцесса, – радовался проявленному к нему
вниманию тот. – Слюшаю. В чем дело?

– У меня очень интимный вопрос, – смущенно начала Женька, чувствуя,
как становится на рынке объектом номер один. – Подружка у меня
есть... Так вот она птичью болезнь подхватила... Три пера называется.

– Французский насморк, что ли? – оскалился Алиджан. – Пусть трет
к носу – все пройдет, да. А, если серьезно, то были бы деньги,
как говорил мой отец, а лекарства всегда купить можно. Пусть приходит
с сотенной... Я знаю одного ветеринара – лечит уколами на дому.
Две недели – и никаких последствий... Кстати он и аборты делает.

– Так ведь она не кобыла, – не выдержала Женька.

– Ладно. Не хочешь к ветеринару – есть у меня знакомый студент-гинеколог,
но он раз в пять дороже берет, у него кооператив.

– Откуда у нас такие деньги? – проговорилась Женька. А слово –
не воробей, вылетит – не поймаешь! Алиджан довольно заулыбался:

– Я дам, если надо...

– Да я не о себе пекусь, – смутилась она, поняв, что сказала лишнего.
– О Люське Солдатовой, может, знаешь?

– Кто не знает эту заразу? Ее не то что лечить, убивать пора.
В Агропромовской столовой работает, сучка. Наши ребята ей уже
не раз морду били. Ну и подруги у тебя!

До перерыва на обед Женька ходила сама не своя. Все никак не могла
провернуть в голове мысль о свалившейся на нее болезни. Но вот,
примостив на стеклянной двери вывеску «Закрыто», посудомойка Клава
Руль, прозванная так из-за своего несуразно длинного носа, всунула
в ручку двери швабру, чтобы снаружи было не открыть. Осторожно
ступая своими больными, распухшими ногами, вылезла из-за кассового
аппарата Валентина Григорьевна, наложила себе полную тарелку рассольника
и медленно, как гусеница, поползла к столу. Шеф-повар есть рассольник,
как всегда, побрезговал – достал из котла куриную ножку. И только
Клава Руль, тихая пятидесятилетняя алкоголичка, в ожидании особого
приглашения за стол не села. У нее и сын такой же спившийся –
Вовочка. Сейчас в ЛТП, и Клава постоянно намекает Женьке, что
она может составить ему хорошую пару.

– Он ведь у меня золото! – частенько говорила она, пропустив пару
флаконов боярышника. – Тихий, скромный, мухи не обидит... А как
на баяне в детстве играл! Думала, музыкантом станет.

– У меня свой такой музыкант был, – смеялась Женька. – Едва избавилась...

– Вовка не такой, – уговаривала Клава, – ты ведь еще даже не видела
его, а уже бракуешь.

Такие разговоры происходили почти что ежедневно, уж больно нравилась
Женька Клаве. Но сегодня чувствовалось какое-то отчуждение даже
со стороны добродушной поклонницы боярышника. Все уткнулись в
свои тарелки, и жуют, слова никто не скажет.

– Умер, что ли, кто? – спросила Женька.

– Тебя надо спросить, – подала голос Валентина Георгиевна. – Подружка
твоя закадычная приходила, Люська. Тебя спрашивала...

– Ах вот оно что. Из-за этого вы и в молчанку решили поиграть.
И что же вам эта шалава рассказала?

– Много разного...

Выходило, что на работе все уже были в курсе случившегося. Не
хватало только, чтобы разговоры о болезни добрались до матери
или до детсада, куда ходит Ленка.

Вечером к ней домой явился Алиджан:

– Бери три сотни и вперед, к доктору, – с порога заговорил он.
– Такси внизу, у подъезда.

Женька не успела даже сообразить, через кого он узнал ее адрес,
кинулась одеваться, но вспомнила, что у нее нет этих самых трех
сотен.

– Займи, – подсказал Алиджан.

– У кого?

– У меня, – подмигнул он, – потом рассчитаемся.

В понятие «рассчитаемся» он вкладывал определенный смысл. И взять
у него деньги означало загнать себя в кабалу, стать зависимой
не только от Алиджана, а и от всех его земляков, которые станут
передавать ее друг другу, словно купленную по дешевке вещь. Пустить
в дело лежащие в сумке деньги хохлушки Женька тоже не решалась.

– Я ведь забыла тебе сказать, что уже была в вендиспансере, –
соврала она, чтобы выпроводить непрошеного гостя.

– Наше дело предложить – ваше дело отказаться, – бросил Алиджан
и ушел.

Женьку охватила истерика. «Дура! Набитая дура! – твердила она,
размазывая по лицу слезы. – Доигралась! Не зря говорят, что как
веревочка не вьется, а кончик все равно найдется!».

Она всхлипывала, до боли сжимала виски, кусала губы. Ей не спалось.
Она не знала, куда кинуться. Еще неделю назад она сочинила объявление
в службу знакомств: «Брюнетка спортивного телосложения и приятной
внешности, хорошая хозяйка и любящая мать пятилетней дочери, хочет
познакомиться с мужчиной не старше тридцати лет, без вредных привычек,
с целью создания семьи...». Отнести объявление она не успела и
теперь, когда оно попалось на глаза, с ненавистью изорвала его
в мелкие клочья. Хорошая хозяйка и любящая мать...

На следующий день вместо работы Женька отправилась в кожно-венерологический
диспансер, который находился в мезонине дореволюционного особняка,
где размещалась районная поликлиника. Взяв в регистратуре талончик
на прием, она медленно поднялась по витой деревянной лестнице
на третий этаж. В узком, как пенал, коридорчике на расставленных
вдоль стены стульях сидели два разбитных парня и пожилая женщина
с подростком. Увидев Женьку, парни перемигнулись и, хихикая, предложили
место рядом с собой:

– Присаживайтесь. Говорят, что в ногах правды нет, а с нашим диагнозом
и между ног тоже.

Садиться Женька не стала. А тут дверь кабинет открылась, и из
нее вышел мужчина в белом халате.

– Ну что, Вовик? – обратился он к подростку. – Диагноз подтвердился.
Придется пройти курс лечения.

Женщина тут же закатила сыну звонкий подзатыльник. Парни засмеялись,
а когда доктор с одним из них скрылся в кабинете, тот, что остался
в коридоре, заметил:

– Не дрейфь, пацан! Ничего страшного! Гонорея – это еще не СПИД…

Но мать тут же увела тихо захихикавшего сына прочь. Женька осталась
вдвоем с парнем. В джинсах, модной на молнии куртке, он сидел,
забросив ногу на ногу, и искал повода, чтобы приклеиться к Женьке.
Наконец не выдержал:

– Извините, девушка, у вас тоже что-нибудь венерическое?

– А что?

– Интересно все же. Встретил бы вас где-нибудь в кино или на танцах
– ни за что не подумал.

– Я бы тоже не подумала...

Два дня после посещения вендиспансера, пока делали анализы, Женька
ходила сама не своя. Ни с кем не разговаривала, всех сторонилась.
Словно прокаженная, старалась обходить знакомых. И поэтому, когда
ей встретилась хохлушка в кожаном пальто, Женька сразу и не сообразила,
зачем она ей нужна. И только пройдя несколько шагов, вспомнила
про сумку с деньгами.

Пропажа возвратилась к хозяйке, за что торговка сунула Женьке
четвертной. Зажав деньги в руке, она так и шла с ними, пока возле
выхода с рынка ее не окружила толпа цыганок. Самая молодая из
них, кажется та, что наворожила болезнь, спросила:

– А чем печалишься, красавица? Что сердце твое тревожит? Вижу,
бальшая беда рядом ходит... Палажи рубль на ладонь – все беды
твои отведу!

– На вот, – Женька протянула цыганке двадцать пять рублей. – Возьми…

– Вижу сердце твае добрае, – обрадовано запричитала гадалка. –
И за дабрату твою все невзгоды рассеются, как утренний туман.
Верь мне, галубушка, правду гаварю.

По совету матери, женщины не набожной, но суеверной, Женька сходила
в церковь, поставила свечку перед иконой Владимирской Богородицы
и причастилась. Прихожан в храме было немного, на нее никто не
обратил внимания. Пришла себе и пришла. А Женька даже хотела исповедаться,
но не знала, как это сделать. Спросить же никого не решилась –
постояла минут пятнадцать, украдкой перекрестилась и вышла на
паперть. Там она одарила всех нищих мелочью и, не поднимая головы,
словно приговоренная к смертной казни, отправилась к дому с мезонином
за результатом анализов.

Теперь она была готова принять все, как есть. Вместе с позором.
Насмешками знакомых. Презрением сослуживцев по работе. Только
бы скорее все закончилось.

Доктор, как и во время первой встречи, снова подробно расспрашивал
Женьку о партнерах. Высокий плечистый здоровяк с покрытыми легкой
щетиной скулами, он почему-то пришелся Женьке по душе. Говорить
с ним было легко, как с хорошим другом, потому что он обо всем
догадывался с полуслова. В завершение беседы, словно подводя итог
всей встречи, он сказал:

– Так вот, Евгения Павловна, никакого заболевания по нашей части
лабораторные исследования, к счастью, не показали, но мой вам
совет: остерегайтесь случайных связей. Звучит это, конечно, банально,
но я говорю вам от всей души. Что касается гражданки Солдатовой,
то у нее действительно обнаружено хроническое заболевание, и надо
сказать, что цепочка зараженных ею весьма солидная.

Выйдя из поликлиники, Женька почувствовала себя счастливой. Как
в детстве, когда мама купила ей первую гуттаперчевую куклу. От
ощущения праздника ей даже захотелось пойти в ресторан и заказать
бутылку шампанского. Но надо было идти на работу.

В кафе в этот день она только загадочно всем улыбалась и помалкивала.
А когда шеф-повар, увидев Женьку нагнувшейся, по привычке решил
ее пощупать, тут же наябедничала Алиджану, что тот постоянно ее
домогается. И поздно вечером ценителя женских прелестей по дороге
домой жестоко избили неизвестные азеры. С сотрясением головного
мозга, двумя сломанными ребрами и разрывом печени «скорая помощь»
только под утро доставила беднягу в реанимацию.

Стоило на другой день Клаве Руль принять два заветных флакона
боярышника, как Женька не поленилась сходить к телефону-автомату
и стукнуть о ее пристрастии в контору общепита – Клавино состояние
зафиксировали в приказе и уволили по тридцать третьей статье.

Женька сводила счеты со всеми, кто ее в эти несколько дней унижал
и презирал. Не пощадила даже свою бывшую подругу Люську Солдатову:
написала в объединение анонимку о том, что официантка Солдатова
состоит на учете в вендиспансере и может заразить уважаемых гостей
нехорошей болезнью. Через две недели, отреагировав на сигнал «трудящегося
Иванова», Люську с треском выгнали с работы.

Следующим по очереди шел доктор Орлов, которого голыми руками
было не взять. Тогда, договорившись с Юрием Альбертовичем о встрече
на загородной даче, Женька позвонила Жанне Иосифовне. Мол, принимайте
меры, сегодня ваш благоверный супруг в очередной раз встречается
со своей молодой любовницей. И ревнивая заведующая поликлиникой,
без пяти минут главный врач районной больницы, словно Каменный
Гость нагрянула по известному ей адресу. Скандал удался на славу
и потешил Женьку не только шекспировскими страстями, а и небольшим
мордобоем. Отхлестав блудливого мужа по щекам, рогатая супруга
с дури стукнула на него в партком. И, как писала многотиражка
«За медицинские кадры», за аморальный образ жизни доктор Орлов
был исключен из рядов КПСС…

После всего этого Женька успокоилась, почувствовала себя отомщенной
и, как только проклюнулось лето, махнула на юг, в Ялту. Полоса
невезения осталась позади, и созвездие Тельца, под которым она
родилась, обещало ей большую удачу, далекие путешествия и сильную
любовь. Опасаться же ей в ближайшее время предстояло простуды
и деловых связей. Но все это по сравнению с Крымом было ерундой!

Набегающие на прибрежную гальку волны самого синего в мире моря
пенились и рассыпались. Палило нещадное южное солнце. На горизонте
плыл большой белый пароход. И это было настоящим, почти неземным
счастьем…