Онтологические прогулки

Понять бы себя! Как тревожат слова,
как бьет по лицу обнаженье
души. Как опасны любые права
на горькое истины жженье.

Проблему этой статьи можно сформулировать очень просто –
взаимопонимание. Не понимание как интерпретация, транспозиция,
редукция к понятиям исторического периода и т.д., не понимание как
теоретическая процедура, а конкретный межчеловеческий акт
взаимного понимания. Как мы все это делаем? Как оно возможно,
какова его внутренняя природа, необходимость, обеспечившая
этот странный акт «понимания Другого» в его конкретности,
бесконечном многообразии, то есть, по человечески. Почему мы
изначально понимаем Другого как одушевленное и индивидуальное
существо, игнорируя то обстоятельство, что по канонам науки
мы с очевидностью воспринимаем только его телесность либо
должны соглашаться с традиционностью или обычностью его с нами
со-бытия. В традиционности и обычности индивидуальность
угасает. Мы даже не всегда в состоянии побывать на месте
Другого и обзавестись его опытом и, тем не менее, понимаем.

Однако наука и философия требуют концепции, придется быть
теоретиками. И все-таки, подчеркнем сначала, мы не собираемся
объяснять механизм понимания Другого, мы хотим немного прояснить
вопрос о том, как оно возможно, о его предпосылках.

Психология изрядно близка к философии, поэтому прибегнем к правилам
философского рассказа.

Мы принимаем априорно, как исходный принцип дальнейшей концептуализации:

а) эгоцентристскую позицию, согласно которой человек есть то, что
каждый знает по своему опыту и не нуждается в дальнейших
определениях, эта позиция позволяет относиться к человеку как к
человеку, а не как к носителю социальных штампов.

б) представление о том, что внутренний мир человека состоит из трех
взаимно обусловленных структур: телесно-биологическая,
которой занимаются медицина и биология, духовная, выражающая
неисчерпаемость и удивительную сопротивляемость человеческого
«Я», ею занимаются или пытаются заниматься религия и искусство
и культурная. Предмет наших поисков заключен в культурной
составляющей, в личности.

Понятно, что личность обусловлена, помимо культуры,
телесно-биологическими и духовными предпосылками, от них тоже никуда не
деться. Однако, феномен взаимопонимания, хотя и связан с
биологическими и духовными составляющими, проявляется в сфере
культуры.

Личность как культурное явление двояка. С одной стороны, она –
биологический индивид и духовная индивидуальность, она – «Я»,
отлитое в «Теле». «Я» – рационально не определяемый субъект.
Его невозможно определить рационально по той причине, что
оно само определяет и познает, оно есть – «Я», фонтанирующее
откуда-то из глубины и отливающееся в культурных формах,
само себя определяющее и ограничивающее.

С другой стороны, через механизмы образования, воспитания и т.п.,
короче, социализации, личность наполнена Другим. Поясним:
человек может обозначать, и обозначает себя как «Я» и только
«Я», пусть даже с маленькой буквы, вежливое «я». Но он может
обозначить себя и как «русский», «гражданин США», «бизнесмен»,
«член КПРФ», тем самым, принимая предложенные ему традиции,
обычаи, законы и т.п., благодаря которым, он есть уже не
«Я», а «Мы». Целый социум, создавший законы и традиции
превращает «Я» в родовое существо и лишает его индивидуальности. В
действительности любой из людей и «Я», и «Другой»
одновременно. Важно понимать, на чем мы делаем акцент в своей душе: на
«Я» – тогда мы свободны по отношению к «Другому», способны
выбирать, принимать или не принимать его в качестве
ценности и самостоятельно формировать мир своей жизни. Если же
акцент ставится на «Другом», тогда мы от него зависимы, он сам
нас формирует в качестве личности. И в этом случае мы
оказываемся способны принимать других в качестве полноценных
личностей лишь тогда, когда они такие же, как мы: русские,
граждане США, бизнесмены и члены КПРФ. «Другой» становится
критерием оценки.

Итак, личность есть бытие собой и бытие другим. Тогда
взаимопонимание мы вправе определить в привычных терминах как единство
бытия собой и бытия другим. Такая версия позволяет считать, что
«Я» понимает «Другого» потому, что «Другой» есть часть
моего внутреннего мира. Он встречается с «Я» в моей собственной
душе. «Другой» понятен потому, что он есть «Я», а я сам себе
понятен, хотя с научной точки зрения и не известен. Фраза:
"Я сам себя не понимаю» – либо кокетлива, либо абсурдна.
Понятость, обладание своим «Я», тождественность с ним
является предпосылкой всякого понимания, как бы пред-пониманием.

Но тогда перед нами целых три проблемы:

1. Как происходит такая встреча?

2. Кто такой «Другой» во «Мне»?

3. Что значит наше с ним единство?

Как происходит такая встреча?

«Я» есть человек живой, действующий, грешный и отличающийся всеми
теми чертами, что и любой человек на земле. «Я» живу в «Мире»,
населенном «Другими». Но этот Мир представляет собой всего
лишь то, что «Я» знаю о нем. Следовательно, мой Мир узок
сравнительно с некоей гипотетически угадываемой и ожидаемой
Вселенной, он – мир моей жизни.

Этот Мир состоит из «Меня» и «Других» – вещей, людей, животных,
растений и т.п. Каждый из нас, живущих в этом Мире для
рациональной мысли неисчерпаем, но жить с ним и практически
действовать с ним «Мне» приходится как с целым, игнорируя
неисчерпаемость. Ведь, если я иду, то иду целиком, а не так, чтобы
известная «Мне» «Моя» часть шла, а неизвестная топталась на
месте. Если «Я» ем яблоко, то ем его целиком, кроме огрызка, а
не так, что ем лишь известное, а неизвестное выплевываю.
Таким образом, «Я» живу в Мире предметов, о которых бесконечно
больше не знаю, чем знаю.

«Моя» встреча с Другим становится встречей с непознанным. И когда я
со всей очевидностью обнаруживаю необычайность своей жизни в
недопознанном мною Мире, тогда попадаю в ситуацию, которую
в дальнейшем способен осознать в виде проблемы. Бытие в
ситуации есть жизнь в полуизвестном. Проще всего это представить
на опыте первобытного мышления.

Представлю себе, будто «Я» – пещерный человек и мой мир ограничен
пещерой, ближайшей речкой, где я ловлю рыбу и соседним лесом,
где я охочусь, а мои женщины собирают ягоды, грибы и
коренья. А за границами моего леса далеко в синей дымке
угадываются контуры неизвестности. Сегодня я знаю, что это – другой
лес, за ними – горы, в небе – облака, под водой моей реки
– дно, а над ним плавает пучеглазый окунь. Но это сегодня,
когда я могу заглянуть в географический атлас, в справочник,
спросить у соседа – опытного рыбака, а тогда, в
предначальную эпоху?

Я вижу неизвестное, откуда на меня обрушивается нашествие чужих
племен, которые для меня не люди, потому что я их не знал, они
– силы чудесные, и я должен сам быть силой, чтобы им
противостоять. Оттуда приходит большое, мохнатое, бурое чудо, и
взрыкивая, крадет рыбу из моей реки, нападает на моих женщин.
Оттуда, из-под поверхности реки высовывается пучеглазая морда
и смотрит мне прямо в глаза.

Мой мир есть мой дом, это – мое, это я сам, потому что каждая
деталь дома от камня у входа до сломанной ветки в лесу полны для
меня смыслом, имеют значение, понятны. А рядом происходит
нечто непредсказуемое. И мой дом, который я хорошо знаю, порою
ведет себя неожиданно. Я брат своему брату медведю и вправе
рассчитывать, что если поздней осенью попрошу у него шубу
поносить, то он расстегнет пуговицы, снимет и даст. В самом
деле, зачем ему зимой шуба, если он все равно спит в берлоге!
Конечно, он поступит по-родственному, а он вместо этого
бросается на меня и дерет когтями!

И тогда, видя необычайность своей жизни в собственном доме, я
удивлен, осознаю свое отличие от «Другого» и прямо у костра
воображаю такой мир, в котором всему неизвестному находится место:
и рыкающему чуду, и синим контурам вдалеке, и подводному
миру, и облакам, и злобе брата моего медведя. На основе
известных мне деталей я конструирую целое, где и мне место есть. Я
проецирую известное на неизвестное и вношу поправки,
объясняя причины их вторжения в мой дом.

Так из непознанности, необычайности, ситуации, удивления,
воображения, осознания возникает человеческий разум. Можно
предположить, что человек не всегда разумен, а лишь тогда, когда
попадает в ситуацию. Во всякое другое время у него имеется лишь
сознание, но это уже другая проблема.

Главное то, что в ситуации первой встречи «Другой» представляется
«Мне» символом, которому я должен придать содержание
познанием. Однако, до акта познания «Другого» я уже пред-понимаю его,
проецируя на него свой внутренний мир вместе с «Я». И мы
это делаем всегда, даже в ходе научного познания, и после
него, потому что наука рациональна и ее предмет неисчерпаем. В
этом смысле, мы всегда находимся в ситуации первой встречи с
«Другим». Всякое же научное понятие либо абстрактно, либо
двойственно и содержит в себе строгую определенность термина
вместе с проекцией нашего таинственного «Я», с интуитивным
предпониманием и пониманием.

Кто такой «Другой» во «Мне»?

Мы живем вместе с людьми, правда, не всегда потому, что хотим этого.
Чаще потому, что деваться некуда, но человек живет с людьми
с самого рождения. Это – предметное условие неотъемлемости
«Другого» от нашей личности. Мы находимся в ситуации первой
встречи с людьми разных поколений и предметами, которые
созданы либо нашими предками, либо современниками, либо нами, и
каждым в соответствии со своим вкусом и пониманием.

Наше взаимодействие с людьми, экзистенциальный диалог заставляет нас
всех приспосабливаться друг к другу, притираться,
сосуществовать, до всякой рациональности усваивая на основе
собственного жизненного опыта, что с людьми надо обращаться по
человечески, иначе самим же будет плохо.

Так происходит, например, в переполненном автобусе, где «само собой»
складывается общее представление о том, что такое пассажир.
Можешь делать, что хочешь, но не толкайся локтями, не
наступай на ноги, не кури, не ругайся, не садись в автобус
пьяным, а то тебя выкинут.

Так же и в обществе в силу сложной цепи общений и опосредований
складывается всеобщее представление о том, что такое человек
данной культуры, «Свой». Эта идея человека интуитивно
предугадывается каждым. Все стремятся соответствовать ей, иначе
рискуют вступить в конфликт со всем миром. А стремясь
соответствовать, люди и создают эту идею человека как предпосылку
собственной жизни, как ее регулятивный принцип, некий фактор
смысложизненной ориентации. Думается, что философы прошлого
именно ее называли «всеобщей природой человека».

На самом деле таких представлений не одно, а несколько и они-то
выступают субъектами социальной культуры. Находясь в диалоге
между собой, они побуждают каждого из людей жить в соответствии
с ними и своей жизнью создавать культуру определенного
типа. Плохо, когда таких идей слишком много, общество начинает
идти в разнос, культура попадает в межцивилизационный период.
Плохо, когда их слишком мало, культура вытесняется
цивилизацией, но это уже другая история.

Идея человека выступает основанием нашей личности как слепка
культуры, она и есть «Другой» в нас. Следовательно, понимание
Другого есть наше соответствие всеобщей природе человека
собственной социальной культуры.

Однако, после того как мы выделяем представление о человечности в
особый субъект культуры, становится очевидно, что эти субъекты
находятся друг с другом в диалоге, как в пространстве, так
и во времени. Работает механизм преемственности. Друг по
отношению к другу они тоже «Я» и «Другой», хотя это уже не
духовное, а культурное «Я».

В таком случае, личность современного человека устроена как
матрешка, она обладает сложной архитектоникой, прямо либо
опосредованно включающей в себя основные человеческие типы всех
минувших культурных эпох и всех сосуществующих с нами культур и
цивилизаций.

Архитектоника личности современного человека

К сожалению, эпохи эволюции разных цивилизаций из указанных здесь
нам неизвестны, да и за те, что мы указали, приносим извинения
профессиональным историкам. Ясно, однако, что эти эпохи в
разных цивилизациях не совпадают. Если
первобытно-мифологическая культура характеризовала всех, то античность была только
в европейской цивилизации, да и применение термина
«средневековье» для, например, Китая, весьма условно. Однако любая
эпоха создавала свое представление о человеке, вошедшее в
личности современных людей. Так что, современный россиянин
отчасти европеец, отчасти китаец, а где-то араб. Да и гордые
европейцы с американцами тоже отчасти китайцы, а другой частью
арабы и россияне.

Конечно, у каждой цивилизации на первом месте стоит своя история,
преломляя и усваивая культурные истории соседних народов. Если
реконструировать представление о человеке, например, для
Европы, может получиться примерно следующая картина,
выражающая доминанту в личностных типах современных европейцев, и
опосредованно характеризующая всех остальных, в том числе и
россиян.

В своей истории Европа сменила несколько типов культур, с различными
представлениями о человеке и о том, что является
человеческим. Первобытно-мифологическая эпоха считала первостепенным
человеческим качеством силу: физическую мощь богатыря,
моральную силу шамана и силу рода, представленную в воле вождя.
Человек – тот, кто умеет выжить в противостоянии с
одухотворенной природой. Античность представляла человека как
трагикомического героя, фаталиста, противостоящего богам и року.
Средние века создали идею человека – подвижника, стремящегося
к недосягаемому Богочеловеческому совершенству и
противостоящего дьявольскому началу. Культура Возрождения выросла на
идее человека гениального, универсального, достигшего
совершенства и обладающего им как потенцией, но противостоящего
другим людям.

Век Барокко ответил на вопрос, что такое гениальность, это – разум,
противостоящий неразумию. Просвещение расшифровало разум
как воспитанность и образованность, возникло представление об
энциклопедистской человечности. Начиная с XIX века, в
основании культуры сформировалась идея абстрактного человека,
противостоящего абстрактному социуму и конкретности
действительных человеческих существ. Ни одна из этих идей не канула в
прошлое безвозвратно. Передаваясь из поколения в поколение и
трансформируясь в последующих культурных эпохах, они вместе
характеризуют природу современного человека.

Вернемся, однако, к идее ситуации. Историческая и культурная
типология не достаточно полно характеризует личность современного
человека. Конечно, в зависимости от ситуации, в которую он
попадает, он способен выступить то первобытным силачом, то
античным героем, то энциклопедистом эпохи Просвещения. Однако
жизненное содержание личности придает совокупность тех
ситуаций, в которые она непосредственно попадает. Следовательно,
взаимопонимание должно характеризоваться не только той
структурой всеобщей природы человека, какая предпослана историей и
соседствующими культурами, но и той стороной, какая
характеризует современность.

Мы полагаем, что для каждой цивилизации возможно выделить типичную
структуру современных ситуаций, которая выступает для
личности конфигуратором или, проще говоря, системообразующим
фактором. Она превращает всю совокупность исторических типов
личности в один тип – современный.

Для России такой ситуацией является переживаемый ныне
межцивилизационный период. Одному из авторов данной статьи уже приходилось
выступать с его анализом, поэтому ограничимся кратким
перечнем экзистенциальных состояний, характеризующих современного
россиянина. Это – одиночество, восторг, страх,
растерянность, собранность и т.п.

Важно то, что понимание современного россиянина предполагает
реконструкцию его всеобщей природы на основе переживаемых сегодня
экзистенциальных состояний. Что такое восторг первобытного
человека, страх в Московской Руси, одиночество
по-древнегречески, растерянность араба периода зарождения ислама или
собранность китайца эпохи Цинь. Перечисленные экзистенциальные состояния
должны быть пропущены через всю изображенную выше
пространственно-временную модель типов личности. Такая процедура
позволяет теоретически описать то, что мы все переживаем и
понимаем ныне непосредственно.

Что значит наше единство с Другим?

То есть, что такое взаимопонимание и как оно возможно, если
суммировать сказанное выше.

Как возможно взаимопонимание, когда каждый одинок, и отличает себя
от другого, когда для другого он символичен и недопознан,
когда воспринимается поверхность вещей, а не их сущность?
Взаимопонимание связывают с единством языка, обычаев и традиций.
Но в межцивилизационный период социальная культура
редуцируется к дифференциации (в трактовке Ж. Деррида). Традиции угасают, и даже сам язык
становится разнообразным, в нем все больше возрастает вес
частных значений, и все тоньше оказывается слой общих.

Дифференциация препятствует привычному способу взаимопонимания как
редукции к похожести, теперь для него нужно дополнительное
основание – различие. Каждый желает быть понятым правильно,
однако, кто же хочет быть понятым до конца, до самых
тайников? Стремясь понять Другого, должны ли мы лезть ему в душу?
Желая быть понятными, мы, на самом деле хотим быть не
узнанными, а признанными.

Принцип неисчерпаемости предмета для рациональной мысли заставляет в
самую структуру понимания ввести непонимание, осторожность,
тактичность, скромность. Это как бы свободный отказ
познавать и понимать из боязни причинить вред и из желания
сохранить собственную свободу и самобытность индивидуального «Я»,
как бы «этический агностицизм». Принцип же априорности
самопонимания требует понимать другого как себя и находить в нем
себя, а в себе – его. Проще говоря, вопрос о взаимопонимании
следует в первую очередь адресовать себе, и лишь потом
другому. Действительное, живое понимание «Другого» обязательно
включает в себя непонимание.

Взаимопонимание может трактоваться как обнаружение в основании
собственного мышления всеобщей природы современного человека,
состоящей в своеобразном «сходстве-различии», в
комплиментарности, взаимодополнимости людей.

Человек одинокий, индивидуальный, свободный и творческий, изначально
обладающий самобытным разумом, такой человек принципиально
тактичен в отношениях с Другими. Он противоречив, потому что
одиночество утомительно, он страдает от неизбывности, но
желает сохранить внутреннюю самобытность как высшую ценность
для себя и другого. Он понимает, что может удержать
самобытность лишь тогда, когда оставляет за другим право быть самим
собой и хранить свою тайну. Его жизненная позиция – диалог.
Любая форма монолога и самодостаточности (интеллектуальная,
политическая, хозяйственная и пр.) для него
противоестественна. В жизни они означают диктатуру, принуждающую других быть
похожими на диктатора. Таким образом, первая черта
межчеловеческого взаимопонимания – сохранение за партнерами права
быть самими собой и защита такого же права для себя.

Однако всеобщая личностная самобытность ставит перед людьми проблему
общения при отсутствии рациональной предсказуемости
партнеров. Строго говоря, мы не знаем, как они себя поведут, ведь
мы хоть и стараемся понять другого, но отказываемся его
изучать по этическим соображениям. Это чревато конфликтом и
саморазрушением. Опасность конфликта снимается взаимным доверием
между партнерами и их обоюдной обязательностью.

Взаимоприятие людей, признание ими права на самобытность друг друга
и взаимное доверие делает их комплиментарными. «Я» осознаю
ценность другого и его смысл для себя не в том, чем другой на
«Меня» похож, а именно в том, чем он отличается, в чем
обладает качествами, мне не свойственными.

Таким образом, взаимопонимание, содержащее своей неотъемлемой
стороной непонимание, обладает чертами взаимного приятия, доверия
и дополнимости индивидов, оно становится бытием в
экзистенциальном диалоге, а сам диалог определяет всеобщую природу
современности.

Когда один из авторов этой статьи был добрее, он любил ездить в
поездах дальнего следования. Однажды ночью он сидел в зале
ожидания на буфетной стойке и читал роман Достоевского. Он так
увлекся романом, что не видел ничего вокруг, кроме небритого
человека в мятом зеленом плаще и огромной коричневой шляпе.
Человек сидел на бочке с пальмой и смотрел на автора статьи.
После очередного заявления репродуктора об опоздании
прибытия, человек встал и направился к автору. Старый и опытный
автор сунул руку в карман и нащупал там два рубля. Но как он
ошибался!

Человек подошел ближе и сказал:

– Милостивый государь, я вижу, вы читаете Достоевского?

– Да, читаю, – Ответил автор.

– Вы, наверное, любите Достоевского?

– Да, люблю.

– Достоевского надо читать. Он писал хорошо потому, что любил
людей. Без этого он не смог бы так глубоко постичь человеческую
душу. Вы понимаете Достоевского?

– Конечно! – Ответил наш автор.

– Достоевского понимают только те, у кого душа чистая, кто умеет
сострадать. Его любят хорошие люди. Вы, наверное, тоже любите
людей?

– Да, – Заметил автор.

– Тогда не откажите в любезности дать мне два рубля на билет!

И они поняли друг друга.

Литература.

1. Павлов А.В. Элементы философии культуры. // Тюмень: ТОГИРРО, 1997.

2. Павлов А.В. О средообразующей роли отдельно стоящего дерева. (К
проблеме межцивилизационного периода). – Взаимопонимание
культур. Сборник научных трудов кафедры философии Тюменского
государственного университета. Вып. 1. // Тюмень: ТОГИРРО,
1998.

3. Павлов А.В. Необычайное. Опыт индивидуального осмысления
действительности. // Екатеринбург: Изд-во Урал. Ун-та, 1993.

4. Павлов А.В. Взаимопонимание в контексте российского
межцивилизационного периода. // Вестник Тюменского государственного
университета. Вып. 4.

5. Павлов А.В. Взаимопонимание как смысл межцивилизационного
периода. – Человек – Философия – Гуманизм: Тезисы докладов и
выступлений Первого Российского философского конгресса (4-7
июня 1997 г.). В 7 томах. Т.4. Социальная философия и философия
политики. – СПб: СПбГУ, 1997.- С.161-163.

6. Pavlov A. De la place d'un arbre dans la foret (reflexion sur la
culture russe contemporaine). – Essais sur le discours de
l'europe eclatee. – 1997, N 13. P.123-134.