Онтологические прогулки

Начало

Продолжение

2.

Вышеупомянутое мнение Шопенгауэра по поводу того, что национальная
гордость является отрицательным свойством индивидуальности, базировалось
у него на том, что она есть свойство примитивное и принадлежащее
воле, инстинкту. То есть, перефразируя философа, можно сказать,
что национализм – это примитивность. И чем явственнее в нации
проявляется национализм во внешних действиях, тем более нация
примитивна вообще. Суть вопроса состоит в том, что примитив гордится
своей примитивностью и выбирает именно общество таких же, как
и он сам, примитивов. Наиболее яркий пример – цыгане. (Хотя американцы
и британцы в своей агрессивности и алчности являют тот же базисный
примитивизм, лишь прикрытый налётом цивилизованности и лицемерием.)
Цыгане, как известно, высоко ценят свою безграмотность и то, что
они якобы не умеют ничего делать. Говорят, что сложился отрицательный
стереотип о цыганах. Вроде бы, на самом деле, они другие. Безусловно,
есть маленькая часть цыган, которые не принадлежат к торговцам
наркотиков, воров, мошенников, грабителей, но только малая часть.
В основе своей, «цыгане любят кольца, а кольца не простые, кольца
золотые». Для этого, по определению, нужно много денег. Как им
добывать их – для них все равно. Именно для этого, утверждением
своей примитивности, они противопоставляют себя обществу, государству
и власти. В Архангельской области, мы например, вообще видели
банальный шантаж жителей города, который оценился в три миллиона
рублей. Прямо как международная помощь Палестине. Такими же методами
промышляют и приезжие из Закавказья, которые торгуют на рынках,
занимаются грабежами, нападают, то есть, на местных граждан, после
чего укрываются в своих странах, наворовав приличное состояние.
То есть, все эти способы наживы происходят от субъективной односторонности
определенного вида людей, в которых не различается сознательная
и бессознательная воля – всё это спаяно в одно целое, которое
направлено на обладание. Моральности и этики, как известно, здесь
нет никакой. Местный житель содержит в себе, в той или иной степени,
интересы сообщества, в котором он живёт, приезжий нелегал – лишь
одну цель: разжиться деньгами. Голова нужна для того, чтобы ею
видеть, слышать и туда есть. С другой стороны, если созерцание
этой примитивности возбуждает в созерцающем её ярость или гнев,
то он, по определению, сам таковым и является, ибо, как говорит
Сартр, «гнев проявляется у нас только тогда, когда мы на это согласны
(мы гневаемся, то есть, гневим себя)». То есть, меня невозможно
разгневать, пока я сам не разгневаюсь. И согласиться с чем-нибудь
я могу только тогда, когда во мне есть понятие того, с чем я соглашаюсь.
Получается, что националист, в метафизической своей сути, вполне
подобен тем примитивностям, на которых направлен его гнев. А те,
которые гневятся на националистов, получается, такие же, как и
они сами. Вот мы и подошли к ещё одному порочному кругу, ибо рассматриваем
сами корни явления, а не их внешний вид. Собственно, такой порочный
круг говорит о проявлении физического правила электричества, –
одноименные заряды отталкиваются, – которое проявляется в примитивной
человеческой реальности. Вернее, такое отталкивание есть своеобразное
притяжение. Одинаковости притягиваются, для того чтобы оттолкнуться
друг от друга.

Другая характеристика примитивности определяет радикальный вещизм.
Как в апартаментах Собакевича каждая вещь, выпячиваясь, кричала:
«И я тоже Собакевич!». Когда у человека имеется фобия совсем уже
в запущенном состоянии, то он рушит памятники евреям на кладбище
– вандализм, – как будто мраморная плита кричит ему: «Я еврей!».
И этот крик доставляет вандалу определенные страдания. То же самое
происходит и с образами Христа в храмах и прочее. Отсюда и одна
из причин вандализма большевиков – разрушение русской православной
культуры. Получается некая примитивная символичная ассимиляция
своего эго с чем-то искусственным, в которое вливается это эго,
что и возбуждает в субъекте гнев, ибо отдается энергия воли совсем
не туда, куда бы он хотел, так как там, куда бы он хотел, она
никому не нужна. Собственно говоря, примитивная экзальтированность
не есть то благожелательное явление, которое кому бы то ни было
постороннему представлялось необходимым или полезным вообще.

Ведь, нет ничего проще, как привезти вагон хурмы в Москву, затратить
на всё про всё, скажем, две-три тысячи долларов, продать его за
десять тысяч, купить ещё один, прибыль отложить и.т.д. Особенных
талантов для этого не требуется вовсе. Учиться, опять же, нет
никакой надобности, не говоря уже, о каком-нибудь духовном совершенствовании
или овладения нравственной культурой сосуществования в обществе
людей вообще. Хотя, если присмотреться и к мистеру Твистеру среднего
класса в Америке, то он похож, совершенно точно, на экзальтированного
примитива, распластавшего свою внутреннюю требуху по всему пространству
метафизического природного духа. Подобный примат как бы ассимилирует
себя с вещью или с идеей, которая поглощает его всего и, от которой
он избавиться не может. Это называется мистической сопричастностью,
по Леви-Брюлю. Такая идея ранее в нашей стране была – коммунизм
и социализм; в Америке – национальная гордость; в Палестине –
борьба с Израилем; в Косово – уничтожение сербов; в Африке – уничтожают
друг друга, так же, как и в Латинской Америке; в Китай с небес
спустился Желтый правитель, с желтой планеты, для того чтобы поведать
китайцам об их скором величии. С другой стороны, очевиднейшим
образом, наблюдается крайняя нищета жизни в таких странах. Там
же, где объективная нужда устранена вовсе, там просто нация внутренне
деградирует, уподобляя себя натуральным примитивным приматам.
Ни то, ни другое условие не является положительным, ибо в обоих
случаях такие политические и экономические системы рушатся изнутри.
Почему? Потому что такой род национальной гордости проявляется
во внешних действиях, исходя из критики чего-то отличного от самого
себя. Совершенно неважно, под какой формой в словообразованиях
скрывается эта критика – она есть. Антисемит критикует семита,
и говорят о национализме, но то же самое делает и семит, критикуя
антисемита. И тот, и другой, как достаточное основание для высказывания
своих мнений перед собою должны иметь образы друг друга, ибо вне
критики их сознание не работает, так как отрицание другого есть
существенная структура согласия с самим собою, со своими убеждениями,
со своими устремленностями в мир, со своей интенцией, в обширнейшем
смысле этого слова. Если обратить внимание на определенный тип
людей, то можно заметить в их внешних проявлениях доказательство
того, как отрицание и согласие сосуществуют вместе: такой тип,
когда соглашается со своим собеседником или вообще утвердительно
говорит, например: «Абсолютно» или «Безусловно», то, в момент
произнесения этих слов, он головою показывает «нет».

Кстати говоря, интенциональность, как основное свойство воли,
подразумевает под собою или имеет в самой своей основе две главенствующие
характеристики – внимание и веру. Субъект верит в то, на что направлено
его внимание. Абсолютно неважно, что есть такое, на которое направлено
внимание, так как в этом случае проявляется в сознании намерение
к обладанию или вообще к действию. Конечно же, экзальтированный
примат в реактивном процессе сразу же осуществляет действие на
обладание, на притяжение к себе. Ему необходимо что-либо иметь,
потому что в таком случае начинает работать вторая сторона инстинкта
– сохранение. По определению, сохранять можно лишь то, чем обладаешь.
И загвоздка здесь состоит в большей мере в том, что чем менее
имеет субъект, тем с чем-то большим он себя и ассоциирует. Причем,
не имеет значения, что имеется вообще: в смысле материальном или
духовном. Бедный духовно, то есть, и националистичнее, в отрицательном
смысле слова. Он более обращает своё внимание на другого, вовсе
не заботясь о самом себе. Даже эгоизм его весьма и весьма слаб:
он весь, в полнейшем объеме, представляет собою нечто не своё
собственное, а вдутое в него извне. Это «вдутое» становится причиною
всех его действий, и он, как китайский болванчик, не осознавая
вообще причин, по которым он поступает тем или иным способом,
всё же поступает так, как поступает. В основе своей его поступки
никак нельзя назвать удовлетворительными – ни с точки зрения абстрактной
целесообразности, ни с точки зрения конкретной необходимости:
он поступает определенным образом просто для того, чтобы как-нибудь
поступать. Экзальтированный примитив, посему, существует в бытие
как некая ирреальная идея - такая же, как и идея еврея, в обывательском
смысле слова. Ведь, что есть еврей с точки зрения стереотипа,
который сложился в народе за тысячелетнее существование этого
образа в бытие. Как известно, это всеобщий образ отрицательного
человека вообще.

Как-то я имел разговор с одним человеком, который, ни с того,
ни с сего, начал отрицательно высказываться в отношении своего
соседа. Оказывается, его сосед, живущий в другом подъезде, собственно,
живет хорошо. Имеет своё маленькое дело. У него семья, двое детей,
машина и прочее. Зато для моего собеседника – преподавателя «сопромата»
в университете, знакомого с философией, историей и вообще образованного
и культурного человека, – тот является евреем. Он так и поведал
мне: «Мол, поменял себе фамилию, затаился, деньги собирает, чтобы
в Америку сбежать. Разворовывает страну, жадный, малообщительный
– короче, жид. По роже, – говорит, – видно. Чистокровный жид.
И все повадки у него еврейские».

Собственно, этот пример ярко иллюстрирует экзальтированного примитива
нашего времени. Этот «ученый» муж просто крайне неудовлетворен
своим существованием. И тот, кто добился чего-нибудь большего,
тот сразу же называется евреем, и ему, кстати говоря, все равно
– еврей он или нет: он согласен с самим собою. Хотя его примитивная
рожа, нисколько не отличается от какой-нибудь другой такой же,
у которой одна единственная извилина, протянутая поверх головы,
привязанная одним концом к правому уху, а другим – к левому. С
другой стороны, этому профессору национализм не мешал брать взятки
за постановку удовлетворительных оценок за зачеты и экзамены с
лиц кавказской и еврейской национальностей; в этом смысле, они
для него были хорошими и не жадными. Так сосед-то, оказывается,
русский! По такой же "логике" и избивают националисты битами православного священника.
Вот в чем вопрос. Эти мерзкие иррациональные флюиды, проистекающие
из неудовлетворительных внутренних состояний субъектов, разливаясь
по всему пространству государства, совершеннейшим образом, бесстыдно
спариваясь, разрушают метафизический дух нации изнутри, ибо в
этом духе пребывает возможность сосуществования людей вообще.
Пока такой ученый примат будет считать себя высочайшей личностью
в отношении остальных, будучи на самом деле таким же, как и тот
бабуин, спустившийся с гор, то о национальной гордости, в положительном
смысле слова, не может идти и речи. Ибо такой сорт людей является
натуральными стукачами, кляузниками, доносчиками, не способными
уже ни на что, отжившими своей пошлый век, представителями преджизни,
даже не самой ещё жизни.

Что толку от этого мнимого мудреца, который купил себе толстый
цитатник философских афоризмов и изречений, для того чтобы сыпать
ими направо и налево, совершенно, не понимая самой сути того,
о чем он говорит вообще. Такой экзальтированный примитив слишком
много думал и рассуждал в свое время, а теперь в его существовании
возникла потребность совершения действий, которых он не может
совершить, по определению. Ему, собственно, нужно чем-то отвлечь
свое внимание, чтобы хоть что-нибудь сделать – этот феномен: «отвлечения
сознания», прекрасно раскрыл Уильям Джемс в своих «Принципах психологии».
И получается, что один такой примитив продаст мигранту диплом
об образовании, другой в ЖКО сделает ему регистрацию, третий в
ПВС из мигранта сделает российского гражданина, четвертый на дороге
с полосатой палочкой накажет приезжего рублем (повод найдётся),
пятый уже в органе государственной власти примет на работу, по
тем же самым основаниям, новоиспеченного российского гражданина
на сладенькую должность. И все вышеозначенные поступают так, с
точки зрения своего национализма, что в результате мы имеем судебного
пристава армянина, милиционера грузина, служащего администрации
города или района азербайджанца и.т.д. Местный житель, например,
обращается в такие структуры с вопросом и если ему отказывают
даже по уважительной причине, то он натурально видит причину отказа
в том, что приезжие заполонили страну, и от них некуда уже деться.
Таких жителей огромное количество, в обширнейшем смысле слова,
и метафизика общественного мнения наполняется националистическим
духом. Тогда уже никого не волнует то, сколько лет живет в России
тот или иной субъект, законны ли его документы, имеет ли он права
или нет, ибо невозможно человеку чувствовать и воспринимать так,
как он хочет: он чувствует, поэтому и хочет. А вот, чтобы легализоваться
в России, мигранту нужно много денег, чтобы за незаконную легализацию
уплатить неучтенную подать. Официальным трудом он их не заработает
никогда, следовательно - нужно воровать. За время пятнадцатилетнего
разброда и шатания в стране, это было сделать очень и очень просто.

Низы власти самовольно взяли на себя функции наказывать мигрантов
рублем. Поступая так, с точки зрения национализма, они удовлетворяют
свой алчный примитивный эгоизм. Но наказание, какое бы оно ни
было, исходя из всего исторического развития людской массы, не
прекращало преступлений, а наоборот, увеличиваясь, наказания
порождают следующие за ними преступления. Тем более совершенно
непонятно, как возможно устранить среду распространения преступлений
в эмигрантской среде, когда, например, арабам лучше сидеть в Европейской
тюрьме, чем жить у себя на родине, ибо условия содержания заключенных
в Европе, сродни тому, как живет на Ближнем Востоке обеспеченный
человек. Такое происходит потому, что примитивность вообще обладает
феноменальной способностью приспосабливаться к различным негативным
условиям жизни. Короче говоря, в негативной среде она чувствует
себя прекрасно. Посему она более существует во мраке: свет примитивность
страшит. И известность, следовательно, тоже. По этой самой причине
преступник или приезжая проститутка и не любят, чтобы их снимали
на камеру или фотографировали. Им необходима тайна пребывания
в стране, чтобы творить беззаконие: отсюда и термин – незаконная
иммиграция. Достигается эта тайна изменением фамилий, адресов,
номеров телефонов – везде ложь и обман. На рынках иммигранты спят
в грязных, антисанитарных условиях. Не моются – это не принято.
Проезжать мимо рынка или – не дай бог! – ещё и заходить туда у
нормального человека вызывает вполне обоснованное отвращение.
На это, кстати, тоже нельзя закрывать глаза. Ведь, очевидно, что,
проснувшись утром в своей квартире, открыв глаза, видишь перед
собою таджика. Когда отправляешься на кухню, проходя через гостиную,
встречаешь там грузина; в коридоре – армянина, на кухне молдаванина.
И пока идешь, спотыкаешься о массу китайцев, валяющихся тут и
там... Разве можно не называть это раздражителем? Этаким маленьким-маленьким
раздражителем, который способен возбуждать бурную реакцию метафизического
духа нации. В самом деле, национальный инстинкт самосохранения
не может не сигнализировать изнутри нации об опасности, ибо он
воспринимает любую угрозу для самого себя, для своей безопасности,
непосредственно.

Судя по всему, количество иммигрантов преодолело некий порог безопасности
метафизической воли, и она стала беспокоиться. Поэтому родители
сейчас беспокоятся о своих детях, которые в подростковом возрасте
могут пристраститься к наркотикам, что выгодно и цыганам, и таджикам,
и прочим, распространяющим на территории России наркотики. Молоденькие
девочки-подростки занимаются проституцией на рынках и прочих сборищах
приезжих, где расцветают венерические заболевания. Там же особенно
распространен гомосексуализм, ибо гомосексуализм и лесбиянство
– атрибуты примитивности, вместе со скотоложством и педофилией.
Действительно, в таких условиях, большинство русскоязычного населения
эмигрируют за рубеж, так как не ощущают безопасности в своей стране.
С одной стороны, на них давит окружающая среда, которая незаметна
из затемненных бронированных стекол лимузинов, проезжающих по
центральным улицам городов. С другой стороны, на них оказывается
давление со стороны государства, которое заставляет их относиться
терпимо к своему собственному страху, не давая никаких гарантий
безопасности вообще. Таким образом, пространство замещается выходцами
из стран, входящих в состав СНГ. Чуть позже, если уже не сейчас,
они начнут требовать себе прав таких же, как испаноязычные эмигранты
требуют в Америке, и арабы в Европе.

Геродот в первой книге «Клио» своей «Истории» повествует о том,
как эолийцы потеряли Смирну, предоставив убежище беглецам из Колофона,
побежденным при восстании и изгнанным из своей страны. «Впоследствии,
– пишет он, – эти колофонские изгнанники воспользовались случаем,
когда горожане справляли за городскими стенами праздник в честь
Диониса, закрыли ворота и овладели городом. Остальные эолийцы
поспешили на помощь городу, но заключили [с колофонскими изгнанниками]
соглашение, по которому эолийцы оставили город, после того как
ионяне отдали им домашнее имущество – Историки античности. Геродот.
М.: «Правда», 1989, Т. I, стр. 94 (п. 150)». На наших глазах мусульманские
беженцы из Албании, принятые на свою землю православными сербами,
размножившись, изгнали их из родного Косово с помощью антисербских
и антиправославных мировых сил. А правительство Ельцина-Гайдара
в очередной раз в 20 веке совершило кровавое предательство в отношении
Терского казачества на Северном Кавказе, – преступление, которое
пресса и история, как и в начале кровавого для России века, пытается
засунуть подальше от глаз. Пишущая интеллигенция, казалось бы,
должна была идентифицироваться с жертвами. Увы, жизнь показала,
что с русскими жертвами огромному количеству пишущей интеллигенции
идентифицироваться невозможно. Были защитники у сепаратистов,
были они и у Ельцина с Гайдаром, а у русского населения в Чечне
их не было. Интересно, почему?

Нельзя забывать о том, что эмигрирующие в Россию граждане такие
же националисты, в сути своего инстинкта. Им плевать на то, кто
живет там, куда они едут: они экзальтированно примитивны, и этим
все сказано. Вот их национализм пятнадцать-двадцать лет назад
конкретно и ощутили на себе русскоязычные граждане, которые подвергались
насилию в республиках бывшего СССР, и которые вернулись в Россию.
Как известно, беженцев и вынужденных переселенцев у нас миллионы.
Глупо призывать их к любви к тем, которые писали на стенах домов,
например, в Тбилиси: «Смерть русским».

Другая особенность психологии иммиграции заключается в том, что
она льстива. Невозможно обмануть человека, которого не знаешь.
Поэтому многие граждане России ведутся на эту удочку, встречая
в мигранте щедрого и готового платить человека. Как это произошло
с западной педофильной пошлятиной, которую протянули педагоги
ОБЖ в школы Екатеринбурга. Кто-то умудряется завязывать с ними
теплые дружеские отношения, о которых впоследствии, зачастую,
жалеет так же, как и жители древней Смирны. На этой почве происходят
масса случаев и мошенничества, и грабежей, и воровства квартир
и прочее. Человеки же, как обыкновенно, с вылупленными глазами
смотрят на зеленые фантики, и представляют себе, что наличие денег,
респектабельный вид гражданина, его обходительные манеры говорят
о нём, можно сказать, всё. Оказывается, такая иллюзия вполне выгодна
примитивам. Собака тоже виляет хвостом, чтобы полакомиться косточкой.
То есть, примитивность, будучи услужливой сама для своей вящей
выгоды, мечтает об услужливости к ней самой: скажем так, хочет
щедрости по отношению к ней. Такой сорт людей Розанов называл
«обольстителями» и указывал на опасность обольщения вообще, а
обольстителей считал опасными людьми. «Обаятельный, обольстительный,
лукавый... Обаятелен, – потому что не подлежит укору, не представляет
порока и пороков, и всех «обаяет», с первого же взгляда, как только
кто увидит или услышит его... Обольстителен, потому что, в силу
качества непорочности и красоты, – все идут за ним... Но вот странно:
как же из непорочности и красоты может вдруг выйти третье? Это
совершенно не натурально. Но, однако, глаз людской, обыкновенный
и, так сказать, нетенденциозный, вдруг заметил, что опасная категория
именно и начинается с двух качеств: обаятельности, обольстительности.»
(Там же 5: Опасная категория. – С.Р.)

Желает же она этого по одной простой причине: запусти козла в
огород за кочаном капусты, он всю капусту в огороде уничтожит.
Но для того, чтобы возбудить к себе доброе отношение, примитивность
всегда пытается быть жалкой: возбуждает жалость к себе самой.
Отсюда происходит эта самая гордость своей примитивностью. Вроде
бы она всем своим видом показывает, мол-де, вот какая я примитивная
и глупая, чего же вы от меня вообще хотите. Одно дело, когда артистизм
проявляется на сцене, оказываясь одаренным талантом, но совсем
другое, когда он так и остаётся нереализованным и примитивным,
конституируемым в мир посредствам национализма: некая форма примитивной
бездарности. Последнее простительно подросткам, которым свойственно,
по своей природе, всё идеализировать. Здесь, в принципе, особенно
заметно проявление воли как сексуального либидо. Попытка подавления
его сразу же нас отправляет к антиволевой теории Фрейда, который
всю свою жизнь боролся с этой напастью своего внутреннего мира.
Собственно говоря, старик Фрейд так и не смог со своим либидо
совладать, что и говорит о том, что с природою бороться глупо
и абсурдно. Невозможно исключить из человеческого бытия такие
проявления его животной составляющей, как воля – воли к власти,
к обладанию, к жизни или к смерти. Грани в пользовании этими слепыми
природными силами весьма и весьма расплывчаты. Как будто осознаешь
правильность всех своих утверждений, но происходит нечто, появившееся
из неоткуда, и разрушает всё, что было прежде.

Мне помнится, как ещё в школе, когда на экраны страны вышли «Семнадцать
мгновений весны», юношеская половина школы стала играть в «гестапо».
Благо, что прошлые педагоги были подготовлены и талантливы более,
чем нынешние, посему могли направлять эту энергию в позитивное
русло: в борьбу с наркоманией, в спорт, в какую-нибудь общественно-полезную
сторону. Сегодня же таких педагогов становится все меньше. Они
теперь подобны вышеописанному преподавателю сопромата. Поэтому
инстинкт и бродит в подростках, ища возможность объективироваться
или реализовать себя в окружающей действительности. И, конечно
же, быть свидетелем того, как общество набросилось на семерых
подростков в Санкт-Петербурге, устраивая для них суд Линча, не
совсем приятно, мягко скажем. Но очевидно, что сами подростки,
которых засунули в клетку, вряд ли понимают, что вообще происходит,
– это первое. Второе – каждый родитель в стране сочувствует им
и переживает за их судьбы, ибо любая мать не перестает любить
своё чадо, будь оно даже и преступником. Складывается такое ощущение,
что в обществе назрела проблема – вернее сказать, остро встала,
– отцов и детей. Наделенных властью, прекрасно себя чувствующих,
в объективном смысле слова, папашкам и мамашкам от безделья захотелось
теперь воспитывать подрастающее поколение в стране. Хотя, как
они могут воспитывать чужую душу тогда, когда их собственные души
для них же потемки, как и души своих же отпрысков. Заниматься
нужно было этим раньше, а не направлять все свои волевые силы
на достижение какого-то общественного статуса или на удовлетворение
своего собственного эгоизма. О самих преступлениях, которые совершаются
националистами, мы поговорим чуть позже.

(Продолжение следует)