Онтологические прогулки

Идея цивилизации мертва. Светоч её прогресса – разум – скончался. Из-под его останков наружу высвободился человеческий неадекват. Он так органично вплёл себя в ткань общественных отношений, что даже гуманистический научный маразм оказался явлением мало отличным от него. Полагая разуму злую сущность, человек в шутку принимает его за нечто невозможное, максимум определяемое девиантным поведением неадекватов или малозначительным деструктивным расстройством психики.
Но не эти исторические «недоразумения», сопровождающие всё развитие человеческой цивилизации, будут основным объектом настоящей критики. Под критику здесь попадает сам фундамент идеи разума, возникший в цивилизационных нарративах, в которых идея этого самого разума, отличающего человека от животного, нашла своё фиктивное величие и сейчас претерпевает полнейшее фиаско.

Предел такому мышлению ставит не это эссе и не другие работы, критикующие идеи разума с их конъюнктурным политическим рефлюксом к глобальному миропорядку – коих имеется несчетное количество даже в политической философии, – а общественная мировая практика, скатившаяся в ад мракобесия, поддерживаемый этой самой рефлюксологией с беспардонным возвеличиванием её недоразвитого политического аппарата, сведенного до уровня энантиодромической инверсии доминант.
В историческом диверсусе она, например, выглядит следующим образом. Представители Израиля в ООН, надев на лацканы костюмов жёлтые звезды, прикрывают ими настоящий геноцид палестинцев прошлою своею историческою жертвенностью времен Холокоста. Этот жест в его прямой исторической манифестации означает: прошлая жертва обратилась в настоящего палача. Современный еврей из небытия для себя прошлой жертвы Холокоста обратился в действительного палача, который творит современный палестинский геноцид.

Евреи, конечно, используют для оправдания геноцида и бога. Он для них (в их понимании) есть тот, кто дозволяет им творить геноцид палестинцев, проще говоря, дозволяет убивать других. Лакан говорил, что если бог есть, то все дозволено. «Бога нет, но если бы и был, все равно бы все было дозволено», — заключил бельгийский кинорежиссер Жако Ван Дормаль. Мейясу полагает, что если есть бог, то смерти нет, и все мы переселяемся в потусторонний мир, следовательно, можно наживаться на несчастьях других. Согласно такой терминологии, возможно, прийти к убеждению в том, что нет никаких ограничений в убийстве других людей для своей вящей выгоды, поскольку формально убийства не происходит. Сместив акцент в сторону признания за загробной жизнью связанной с богом первой причины в убийстве другого, возможно и заявить, что если есть загробная жизнь, то человек, собственно, бессмертный и поэтому его можно убивать бесконечное количество раз. Следовательно, возможно богатеть и быть счастливым за счет уничтожения других людей. Достоевский со своим «если бога нет, то все дозволено» здесь оказывается в меньшинстве.
На вопрос, как возможно, чтобы создатели теологии, классической философии, прогрессивной науки, наследники поэтического дарования, музыкально одухотворенные творцы, – иначе цивилизованные люди, – вдруг сделались прародителями человеконенавистничества, дикой мизантропии, ответа доселе нет. Если с историческим атавизмом все более или менее понятно, учитывая недоразвитость определенного вида разума, то с современными людьми дело обстоит несколько иначе. Гегель, например, в лекциях по истории пропел такую оду германцам, от которой захватывало дух у целых поколений младогегельянцев, причем не только немецкой нации. И вдруг кульминацией блуждающего духа в истории оказался низкопробный германский нацизм! Великий Георг, узрев это, не иначе и доселе переворачивается в гробу, не веря своим глазам и ушам.

Почему мы об этом спрашиваем именно сегодня? Потому что с саблей наперевес и на коне или с пушками, автоматами да самолетами, с обычными средствами поражения до апокалипсиса не доберешься. Силы Добра здесь пока ещё держат оборону, они организовали крепкую защиту, преодолеть которую пусть и многомиллионному сброду орков нет никакой возможности. Но на беду человечеству войны уже не ведутся как «в старые добрые времена», когда наполеоны всех мастей «давали сражения» лишь для того, чтобы сотни тысяч солдат сражались за «цветные тряпки» (Наполеон). Для современных войн это – только начало сражения, это только – зажечь фитиль на мушкете, это только – объявление войны. Главная битва ещё впереди. И вестись она будет ядерными боеголовками. А это уже другая история.

Цивилизованная рефлюксия к вещам создала каркас, внутри которого происходит эта самая болезненная обращенность в клиническое пространство безумия не только философов, но и всей человеческой цивилизации. Им она и ограничивает себя, полагая его ясно, отчетливо и здравомысляще. Пока ещё можно здравомысляще воспринимать крестовые походы и прочие живодерские практики на чужбинах лишь потому, что эти «мероприятия» обеспечивают благочинный комфорт в своих родных вотчинах. Достоевский со своею «слезою ребенка» здесь снова остаётся в меньшинстве и никому категорически непонятен. Для известных европарламентариев Европа – это сад, за которым разверзаются джунгли, пытающиеся вторгнуться в этот райский сад. Но как же быть с балаболом Гегелем, который, не зная об этом, заявлял: «Рай есть парк, в котором могут оставаться только звери, а не люди». Они там и остаются или сами желают вторгаться в «джунгли», обеспечивая этими вторжениями свой собственный комфорт? Не стал ли здесь политический атавизм философским событием?

Однако является ли пользование комфортом на крови других людей (даже, если потребители комфорта лично сами не участвуют в живодерских практиках) преступлением против человечности? Мы, ведь, должны понимать, что представляет собою так называемая цивилизованная власть, которая осуществляет силовую поддержку человеконенавистнических практик. Вопрос возникает с новой стороны – является ли она в строгом смысле слова цивилизованной? Это очень важный вопрос, поскольку режим отчуждения, который включила цивилизация, может вполне оказаться рыночной индульгенцией, выписанной властью, выступающей здесь цементирующим элементом биополитической жизни зооуниверсума.  

Ведь из неё (жизни) категорически не видно, какова связь, и есть ли она, между стремлением к самоуничтожению и развитием рациональной философско-научной эволюции человеческой цивилизации? Как получилось, что Просвещёние стало причиною будущего Апокалипсиса?

Доселе история не подводила человечество так близко к границам конца света. Ядерные средства массового поражения уже используются укронацистами; ранее они использовались против Сербии. Террористический, с элементами нацизма и фашизма, израильский режим, судя по всему, уже сейчас готовится ударить атомным оружием по Ирану. Мы видим, как достижения научно-технического прогресса используются одними людьми для уничтожения других людей. Можем ли мы понять эту логику глобального политического рефлюкса к коллективной смерти? Способно ли мышление осознать будущую границу, за которую человечество переступить не сможет, поскольку его, человечества, там уже не будет? Бытие-к-смерти человека должны ли мы заменить бытием-к-коллективной-смерти?

На эти вопросы мы должны найти ответы, пока на это у нас есть ещё немного времени.

В прошлом веке, по факту создания и использования атомной бомбы на планете Земля, началась новая эра – эра Армагеддона. Она устанавливает факт конкретного существования будущего конца света. То, что мы о нём ничего не знаем, вовсе не отрицает его бытия, а более доказывает нашу природную и естественную неспособность его мыслить. Один раз в истории ядерный Армагеддон был отменен. Оппенгеймер, зная и веря в то, что в результате применения атомной бомбы цепная реакция обойдет вокруг Земли и уничтожит все атомы жизни, вследствие чего всё живое будет уничтожено, все же запустил маховик применения атомного оружия по Японии. Это знание (и вера в конец света тоже) решительно не помешало ему использовать смертоносное оружие против мирных людей, поскольку здесь он volens nolens довел до предела нацистский план. По «счастливому» стечению обстоятельств всё произошло по-другому, а сам первооткрыватель Эры Армагеддона вдруг изрядно перепугался. Но было уже поздно. Сотни тысяч убиенных на потеху американской толпе! Янки, как дети, безумно радовались открытию новой эры, а именно тому, что им, а не другим, выпала удача – одним ударом безнаказанно уничтожать миллионы людей.

На основании суждения: «мы не знаем, как будет в Будущем, но нужно верить в лучшее» и оформилась новая парадигма мирового политического мышления. Именно такое мышление следует называть повивальной бабкой будущего Армагеддона. На острие копья всадника Апокалипсиса находится власть, вернее человек, имеющий власть нажатием ядерной кнопки запустить процесс коллективного уничтожения человечества.

Сегодня такой сценарий вполне реален. Во власти один за другим возникают личности, решительно не умеющие пользоваться не то, чтобы своею свободою, но даже и своим собственным умом. Их действиями управляют другие люди. И порою такие президенты государств выполняют чужую волю, которая в своей анонимности способна полностью избавить себя от ответственности за применение ядерного оружия. Под этим интеллектуальным покрывалом веры в лучшее будущее для себя мы находим практически всю человеческую рефлексию. Но Кант ведь не мог вообразить, что когда-нибудь кто-нибудь возьмётся интерпретировать Просвещёние началом всеобщего человеконенавистничества, после которого разверзнется бездна с суицидальными склонностями цивилизованного зоопарка, бегущего к концу света, нисколько не думая об этом самом конце света. Именно эта склонность видеть в будущем только хорошее вскорости поставит человечество на грань самоуничтожения!

Скорее всего такое примитивное превращение немцы, например, интерпретировали элементом репрессий, подчинения воли власти одного сумасшедшего, беспрекословного исполнения приказов государства, иначе фактом добровольного рабства. Они это делали не только в философии, а вообще в апокалипсическом политическом мышлении. Индивидуум в представлении такой философии есть, по сути, часть животной природы, недоразвитой до гражданской личности. Однако это мнение, скорее всего, является самоуспокоением. Потому что нацизм является кульминацией просвещёнческого прогресса, его, как оказывается, логичным итогом, предусмотренным результатом.   

Ницше начал движение гуманофобов в сторону Армагеддона. А может быть, и сама эра Армагеддона постучалась в сумрачный разум автора «Рождения трагедии...». Именно в ней Ницше поставил противоестественный вопрос о том, почему свободные греки с их философией обратились в пессимистическое христианское рабство. И вот получается, что, несмотря на то, к чему приводит просвещёние, оно неумолимо стремится к апокалипсису. Он начинается с практики уничтожения слабых. Для уничтожения слабых и необходим научно-технический прогресс. Потому что слабый – это тот, у которого нет соответствующих моменту вооружений; ему, иными словами, нечем защищаться от высокотехнологичных вооружений. Слабым оказывается не тот, кто менее силен, а тот, у кого нет оружия.

Говорят, что современная война – это война математиков. Изделия одних математиков борются с изделиями других и т. д. На самом деле не это важно, а то, что одни математики изобретают более мощные оружия массового уничтожения людей, чем другие математики. Волосы дыбом встают на голове, когда читаешь анализ ученого,  в котором подсчитываются жертвы применения ядерных вооружений и делается умопомрачительный вывод, что останется в живых не кое-кто, а много ещё самых разных кого-то.
За последние сто лет установилось такое состояние цивилизованного разума, который не знает, что он уже не существует, что его уже нет; что он разумеет свои собственные мыслеформы где-то в загробном мире. Мы продолжаем себя даже не в эпохе постапокалипсического постразума, а в парадигме такого разума, которого, во-первых, нельзя назвать разумеющим что-то, во-вторых, который не мыслит себя конечным, в-третьих, которого уже нет. Мыслить мышлением, которого не существует – это первый признак Эры Армагеддона. Вместе с надвигающимся на нас будущим концом света, уже несуществующему разуму остаётся только биться в конвульсиях, для того чтобы воскресить себя в каком угодно виде – производстве, товаре, капитале, общественных отношениях, борьбе классов и т. п. Вся эта пирамида, составленная из интеллектуальной ваты, испустила дух ещё до того, как её представил себе разум.

Просвещёние отодвинуло человека от его настоящей жизни, оторвало от природы, втиснув его в жалкие кандалы научных аксиом да рациональных законов, служащих и мерилом социального успеха и индульгенцией за грехопадение. Но цивилизованное человечество своим здравым смыслом не оправдывало жертвы, а наоборот требовало их, потому что жертвы приносили им благоденствие. Об этом умалчивают практически все политические эксперты, кроме разве что современных постанархистов. Эти последние, хотя и выступают с критикой власти, все же признают призрачность или прозрачность её существования. Они нас убеждают в том, что власти практически нет, что это призрак властвует всеми нами, потому что мы добровольно согласились и на рабство и на делегирование власти всех одному лицу. Однако это не так. Люди не могли выдать разрешение хотя бы самому гениальному человеку на осуществление конца света. Колонизаторские народы соглашаются на иго власти лишь в том случае, если их власть, закатав рукава, нещадно трудится на ниве уничтожения других для их вящего мещанского счастья. Если эта система когда-нибудь пошатнётся, указанные народы обратятся в неандертальцев и восстанут против такой власти в поисках замены её на другую власть, могущую обагрить свои руки в крови ради их экономического ожирения.     

В нём процветает форма делегирования ответственности, а не делегирование власти, как нам пытаются доказать либерал-демократы. При демократических выборах происходит такое делегирование ответственности, при которой выборщик снимает с себя ответственность, и перекладывает её на плечи кандидата, ожидая исполнения его нарциссический желаний. Сама такая избирательная история предполагает ответственность государства за удовлетворения желаний народа, которому этот народ делегировал всю свою ответственность за дела в государстве и за его пределами.  

К делегированию ответственности однозначно примыкает и отчуждение. Его фабулу впервые следует рассматривать как факт отчуждения себя от зла не только личного, но особенно вселенского. Подобное отчуждение даже специально пропустил создатель коммунистической идеологии, потому что преодоление отчуждения (как замышлял маститый коммунист) в нашем случае уперлось бы в отождествление человека с самим злом. Ни в коем случае именно такое отчуждение зла не следует преодолевать – говорит цивилизованное мышление. О нём лучше забыть, используя известное римское наказание damnatio memoriae (дословно «проклятие памяти»). Такую же участь постигает и добро с той лишь разницей, что преодоление отчуждения добра не делает человека тождественным Добру, ибо последнее имеет не человеческое происхождение, оно даже не обладает цивилизованною природою, а также не является продуктом просвещёния.

На самом деле проклятие памяти перекачивалось из власти в люди, найдя себе причинное место в эре Армагеддона. Современная нейросеть сгенерировала видео, в котором показаны люди, едущие в поезде. Они «залипают» в своих гаджетах, пока за окном бушует война, на которую они не обращают никакого внимания. И это – не равнодушие, а отчуждение от себя целого мира.

Эра Армагеддона отличается от эсхатологических религиозных представлений именно тем, что её произвел человек, а не бог, ангелы или демоны в войне сил добра и зла. Банальный, обыкновенный человек. Жадный, умный, тупой или не тупой, вообще любой. Одно условие должно быть обязательным для всех. Этот человек должен обладать возможностями применения термоядерного оружия.
Человечество существует в канун конца света. Этим существованием руководит конечная причина или то, что с ним скоро произойдёт. Что означают все наши действия перед лицом Ничто? Если будущая коллективная смерть человечества является причиною наших сегодняшних поступков, то необходимо как минимум понять, что такое бытие-к-коллективной-смерти, которое, в отличие от смерти единичного человека, возможно преодолеть. Но это преодоление невозможно, пока человечество производит из своего чрева звероподобные практики, призванные уничтожить всё живое.

Анализ истории власти нам тоже показывает то, как власть по сути является не созидающей силой, а, наоборот, силою, которая влечется к самоуничтожению. Воля к власти и суицидальные влечения – величины одного порядка, желания одного и того же субъекта.

 
Ноябрь 2024 года