Онтологические прогулки

Начало

Окончание

Впервые опубликовано 23 августа 2006 года.

4.

Россия, всё-таки, интересная страна. В ней так всё перевернуто, перекручено, зашпатлевано в какую-то неизмеримо глубочайшую тайну, что невольно, где-то в глубинах себя непосредственно ощущаешь какое-то другое измерение, какую-то иную реальность, которая живет своею собственною жизнью. Куда не кинешь свой взор, везде всё не так и всё не то. Иногда, например, кажется, что все автомобилисты в России потому и автомобилисты, что приобретают автомобили исключительно для того, чтобы пренебрегать правилами дорожного движения. Складывается такое ощущение, что возьми отмени все эти правила к черту, и все сразу же начнут ходить пешком, потому что станет неинтересно крутить баранку. Прямо по Ибсену:

От века счастье выпадало
Тому, кто нарушал запреты.

(Г. Ибсен. «Пэр Гюнт». Библиотека Всемирной Литературы, М., «Художественная литература», 1972. Перевод П. Карпа.)

Иисус к 33 годам прошёл большой путь, выполнил свою миссию и отправился к своему Отцу на небо. В противоположность ему, наш былинный герой, пролежав на печи до 33 лет, в этом возрасте только и начинает понимать, что нужно как-то и пожить, что ли. Встает с печи, берет дубину и вбивает супостатов по самые уши в землю. Или на Западе борются с безработицей и кричат: «Берегись безработного!». В России поют: «Атас! Берегись – рабочий класс!». И не поймешь тогда, как воспринимать слова известного политолога: «В России всё не так, как в Европе. У нас безработный мигрант – нонсенс». Нонсенс. Если не принимать во внимание пару-тройку миллионов. А что? Что там несколько миллионов туда-сюда... В России такая мелочишка на общие показатели не способна повлиять никак. В самом деле, у них государство на стороне своих граждан находится, а у нас – наоборот. Одна Москва столько мизантропических примеров поставляет для размышлений, что иногда задумываешься, какого государства она столица вообще. А, в общем смысле, жить в России весело. Но и веселиться-то нужно в меру. Ведь хочется, и погрустить, попечалиться или потосковать. Нет, не получается. Вокруг одно только удивительное веселье так и брызжет, как слюни у бульдога, в разные стороны.

Сегодня много пишут и говорят о самом процессе протекания национализма: дискутируется его внешний вид, но это бестолковое времяпрепровождение, ибо оно бесцельно. Так и сталкиваются между собою две точки зрения в отношении незаконной иммиграции. Одни говорят: «Категорически запретить». Другие – «Не вмешиваться!». Пока они между собою спорят, никто ничего и не делает вовсе. Что-то среднее или посредственное выдумывают. Как, например, прокуратура в отношении международного усыновления взяла и родила, наконец-то, решение о закрытии 12 международных агентств, так как они не предоставляют отчеты о том, как обходятся с российскими детьми в Америке. Во-первых, на место этих двенадцати заступят двенадцать других. Во-вторых, за такие деньги, которые крутятся в этой торговле детьми, состряпают такие отчеты, что комар носа не подточит. В-четвертых, – кому нужны будут эти отчеты, когда дитя уже изнасилуют или убьют: наверное, эти отчеты нужны той государственной комитетчице, которая постоянно разглагольствует на эту тему в телевизоре, с улыбающейся физиономией, чтобы прикрыть этими отчётами, я извиняюсь, свою спину. Я так понимаю, что это проявления в реальности основного философского вопроса, в котором спорят сторонники созерцательного крыла с теми, кто проповедует активизм. Они пока дискутируют, прокуратура имитирует деятельность: ни вам, ни вам – никому, т.е. толку нет.

А что если просто взять и послать к черту это международное усыновление. Я недавно побывал в детдоме – нормально. Несколько лет работал с сиротами и трудными подростками – нормально. На работу меня даже приглашали в детский дом – по воспитательной работе. Так что с этим контингентом детей я очень даже знаком. Вполне прекрасные дети. Шалят, как и все. Зато из девочек получаются хорошие жены и матери, а из мальчиков – такие бизнесмены выходят, не чета обученным в аспирантурах. Они приучаются с детства надеяться только на самих себя и становятся более ответственными людьми в жизни. Конечно же, есть и те, которые в криминальную романтику ударяются, но если брать в соотнесенности, то вторым путем более следуют дети из, так называемых, благополучных семей – это вывод из практического опыта. Подход к детдомовским детям нужен человеческий и людская забота: справедливость они очень сильно чувствуют – той самой справедливости, которой в нашей стране до сих пор никому ни достает.

Все вдруг моментально стали эгоистично правыми всегда и во всем. Следует отметить, что зачастую тошнит от такой правоты. Короче говоря, с какой стороны не рассматривай, именно нашей стране с её катастрофическим демографическим спадом, дети крайне необходимы. Да, и родились они в России совсем не случайно: в них от рождения уже русская воля пребывает. А мы всё жалуемся на то, как им плохо. Плохо. Согласен. Но это совсем не значит, что необходимо поступать по принципу: «С глаз долой, из сердца вон». Это грех: попирание жизни. Не нам решать, где жить тому или другому нашему ребенку. Пусть вырастут и сами принимают решения. А то получается, как обычно, благими намерениями для иностранцев, нашему ребёнку вымащивается дорога в ад. Примеров этому тьма. В

Вот рождается дитя; вот оно появляется на свет, и в этот же самый момент он гармонично вливается в своё собственное русло; в нем уже моментально оживает воля к жизни, которая так и останется в нём до самой его смерти в виде врожденного характера и темперамента; вот младенец испускает первый свой крик – это крик российской воли, в которой уже заложена вся духовность и нравственность огромной империи (совершенно неважно, какая она: «должно быть и ересям, чтоб объявились испытанные», ибо добродетельность вообще с древнейших времен соответствует старому изречению: «Не сделав зла, творишь добро». То есть, какой есть человек по природе своей совершенно неважно: главное то, что он творит) и эта духовность кричит и волит устремиться в мир, в российском русле, в российском «общечеловеке» – как говорит Розанов. Вопрос: кто имеет право изменять интенцию воли, биологического инстинкта? Комитетчица из Государственной Думы посредствам методов прошлых «вахмистров в юбках»? Самый главный по правам человека в России, господин Лукин? Священник? Президент? Никто. Ни одна живая душа. Даже Бог этим не занимается, не говоря, уже о человеках... Призадумайтесь над этим, таким привычным на слух, таким понятным и таким лживым в реальности заблуждением – человек.

Одна философская гипотеза, примыкающая вплотную (сама себя, наверное, примкнула) к нравственности, гласит, что душа человека есть благо, ибо Бог благ, следовательно, и душа, как его часть так же, как и он – благая. А если нет Бога: не существует, например, он для кого-нибудь, то, что есть душа для того, для кого Бога нет? Такие философы отвечают на этот вопрос так: человек просто не осознает, что Бог существует, но это не означает того, что он не существует, поэтому душа для такого неверующего субъекта все равно есть. В таком случае, это же самое можно сказать и тому философу, только он не осознает того, что Бога нет. То есть, я хочу сказать следующее: каждый вывод, который выводится вообще, должен как бы соответствовать двум явлениям одновременно. Когда говорится о нравственности и духовности, то необходимо принимать во внимание, что в храм мудрости Соломона ведут две двери: на одной, исходя из нашего рассуждения, висит табличка с надписью: «Бог существует», а на другой – «Не существует». Следовательно, вывод должен, в норме, проходить и в первую дверь, и во вторую. Сегодня, как известно, заходят только в дверь с надписью: «Бог существует». Особенно, это заметно в вопросе, который касается национализма. Мы же выше говорили о примитивности. Что это, с точки зрения метафизики? Это всеобщее состояние каждого человека в момент его рождения и в момент его смерти:

Я вхожу в лабиринт за знанием; 
Выхожу ж полнейшим глупцом. 
И не в силах понять мне – зачем 
Я вхожу в свою жизнь идиотом.

И выхожу из неё дураком? Собственно, для начала мы должны согласиться с тем, что примитивность – это достаточное основание всего того, что мы имеем в бытие, так как каждый индивидуум мира представляет собою в момент рождения чистой воды примитивность. Или он есть возможность стать кем-то другим: имеет в своих возможностях условие роста, роста духовного, с метафизической точки зрения. Само развитие не может быть либо нравственное, либо интеллектуальное, либо волевое. Преобладание одного над другим сразу же порождает на свет примитивность. Воля без разума – указывает на безмозглого мужчину, пролетария или крестьянина, подверженного фобиям суеверий. Достоевский, в своё время, жонглировал словами-софизмами: «Хрестьянин – крестьянин». Это, как мы понимаем, говорит об архаичной примитивности, свойственной приматам. Именно она и была движущей силой революционного национализма начала прошлого века. Такая примитивность слепа в своих действиях: ей все равно, кто ею руководит. Каждый, кто ведет стадо вперед, тот и идол. Собственно, наша литература, начиная Толстым и заканчивая прозаиками коммунистических времен, разукрашивая чистую прекрасность и нравственность такой бестолковой примитивности, положили начало её же экзальтации, и она показала всю свою убогую сущность.

Другая крайность – это интеллектуальность и высокая образованность. Чем более ученый муж думает и рассуждает над всяческими явлениями природы, тем ближе он с каждым шагом приближается к состоянию примитивности. Воля, бессознательно для него, захватывает его сознание, и он уже ничем не отличается от вышеописанного примитива. Различие состоит лишь в том, что последний может грамотно на бумаге изложить свои мысли. Как об этом сообщает Юнг на примере книги уже упомянутого мною Хауэра: «Книгу Хауэра, – пишет Юнг, – нельзя воспринимать спокойно: это история честного и добросовестного ученого, однажды внезапно «захваченного» неведомо как и кем, который предпринял трагическую и поистине героическую попытку использовать все свои познания и умения с целью навести мост между темными силами жизни и царственным миром исторических идей». Таких примеров, как известно, история нам поставляет тьму. В одних случаях мудреца тянет к мистике – Демокрит; в других мистика переходит в волю к власти, к национализму – Ленин и другие; у третьих – слабеет разум (слабоумие) – Кант, Ньютон. Но все вышеперечисленные просто-напросто сходят с ума, становясь жертвами слепо действующей воли в природе. Это происходит потому, что никто из них не постигал свою волю, не познавал самого себя и не желал просветить факелом мрак своей души, своей метафизики, своей воли. Вернее сказать, никто из них не породнился со своим страхом, который и разбивал их изнутри. Они пытались убежать от него в мир, но от своей воли, по определению, убежать невозможно: она всегда, как говорится, в бухгалтерии всего человеческого естества.

Так вот; если рассматривать преступления, которые совершаются на расовой и национальной почве, с точки зрения примитивности, то сразу же ребром становится вопрос о справедливости, которая должна, по смыслу законности, воспроизвестись посредствам преступления и наказания. Вернёмся к случаю убийства девочки-таджички в Санкт-Петербурге. Произошло убийство дитя – мерзкое, преступное деяние. Причем здесь национализм? Убит человек. Неважно, какие мотивы двигали преступником, неважно кого убили – африканца, кавказца, еврея или русского, – неважно за что убили. Само убийство как деяние уголовно-наказуемое должно преследоваться со всею строгостью закона. Не может 282 статья УК РФ отягчать одно убийство и облегчать другое тогда, когда её не применяют следственные органы. Хоть с ней, хоть без неё – убийца должен получать суровейшее наказание, и он должен числиться везде примитивным уголовником. Делать такого убийцу героем национализма, возносить его примитивность до небес – абсурд. В этом смысле должно быть равноправие: справедливость как равноправие любого субъекта нести наказание за содеянное. Когда будет установлена такая справедливость в наказании, тогда любой «националист», который из своих солипсически алчных побуждений идет на преступление против личности, осознает свою примитивность. Ему невозможно будет приляпаться к чему-то большему: убийца он, и этим всё сказано.

Между двумя пластами – глупостью и ученостью, – ровными колоннами марширует средний класс. Марширует, все как один, в одну сторону -– в сторону достижения материального благополучия. Каждый из этой массы созерцает впереди себя затылок впереди идущего и мечтает, как бы самому заскочить на его место, продвинуться чуть вперед. При этом, они своими же затылками чувствуют дыхание позади идущего, который так же, как и они сами, приноравливается к тому, чтобы как-нибудь успешно поставить ножку, идущему впереди него. Кто-то в этой толпе падает лицом на каблук товарища спереди и по нему марширует толпа. Места сразу же замещаются другими товарищами, а те, освободившиеся, другими и.т.д. Упавший человечек, кряхтит, стонет, пытаясь встать на ноги. Наконец-то, встаёт, приноравливается в такт новому движению на новом месте и продолжает свой прежний путь, снова, созерцая – но уже другой, – затылок. В этом срединном и практичном классе, беспокойство каждого, его внутренний страх, как бы изливается из него в другого. Эти метафизические флюиды фобий, как молнии, сверкают тут и там, словно они являются арапником незримого пастуха, не позволяя этому стройному шествию распасться. Люди, в этой связи, проникаются дикой ненавистью друг к другу, ибо в каждом другом они созерцают свой страх. А кто-то крикнул из кустов: «Национализм!» – и вдруг со всех сторон раздаётся: «Ксенофобия! Ксенофобия! Ксенофобия!» Смысл людям сознательно непонятен, но внутренне они ощущают его непосредственно. И ещё больше ненависть, и ещё больше страх, и ещё более хочется жить, и ещё более жизнь прекрасна сейчас, чем она будет. Оптимизм берет бразды правления в свои руки: теперь человечки верят в обещания. «Светит незнакомая звезда. Снова мы оторваны от дома». И расстояния между одним членом этой социоколонны и другим теперь такие же, как и расстояния между городами. «Да, святится имя любви к дальнему. Аминь». Вот они -– все как один и один как все маршируют стройными рядами. Все здесь в сборе: и тургеневские лишние люди, и лишние люди Чехова; и гоголевские люди с мертвыми душами; и булгаковские субъекты, которых испортил квартирный вопрос; и хорошие, набожные, нравственные люди Достоевского, – все они, в своём примитивном солипсическом экстазе, возвышая себя в своих же собственных представлениях, существующих в бытие как идеи, которые воспринимает некто другой, (пока этот некто не воспримет, то и идеи не существуют вовсе), под звуки пионерского барабана несутся в прекрасное далеко: «Ать, два! Ать, два! Кто шагает дружно в ряд? Пионерский наш отряд!»... «И жабуа по болоту дер шлеп, дер шлеп, дер шлеп». И бывшие дворники, подметалы московских подворотен, а ныне «его высочества» депутаты кричат: «Мы лучшие! Мы лучше всех!» Но зачем так кричать, товарищи? Неужели свою экзальтированность до небесных врат необходимо кому-то внушать, внушать специально и намеренно, ибо где-то внутри самих себя нет в этом уверенности: нужно подтверждение этому парадоксальному феномену извне. Все сегодня оказались самыми-самыми, но выйдешь на улицу, пройдешься по городу и тошнит, и воротит от этой прекрасности. А в стройных рядах, позаимствовавших прошлое, всё вопит и стонет о прекрасности шагающих в них. Выпал вдруг из ряда человечек, сидит на обочине жизни и хочет вернуться обратно. Или не выпал, а только думает к какому бы стаду приткнуться, что бы быть прекрасным, как и те, которые уже в нём числятся. Нужно что-то делать, понимает он, и делает. Что делает – известно.

Другое явление, которое как-то странно проявляется – это понятие «фашизм». Слишком часто его произносят сегодня, слишком часто. Иногда получается, что понятия «русский» и «фашист» – это одни и те же формулировки. Зато в борьбу с фашизмом объединяются в партии и общественные организации. В России не может быть фашизма, ибо он был уже в Германии. В России это понятие неприемлемо для употребления, так как каждый российский гражданин от самого своего рождения – антифашист. Слишком многое нашей земле пришлось претерпеть от фашизма, поэтому глупо сегодня кого бы то ни было в России называть фашистом, если конечно нет какой-нибудь определенной установки на частое использование этого понятия в лексиконе.

Также в России нет и антисемитов, в том смысле, который вкладывают в него деятели всяческих новообразований. С другой стороны, эти понятия должны быть в природе с той целью, чтобы объединять, например, евреев в сообщества. Потому, как ранее мы выяснили, всякий национализм – это объединение для борьбы с чем-то: как и сознание есть сознание чего-то от него отличного. Есть или нет антисемитизм совершенно неважно – главное, чтобы люди организовывались в организации, в которых, исходя из критики того, с чем ведется борьба, возвеличивается своё собственное. Но это западный образец образований. В России такого никогда не было. Вокруг реального врага Россия объединялась, но до остального никому у нас не было никакого дела. Если же говорить о фашизме, то его цели определялись просто: нам нужны страны, но не нужны народы этих стран. Русский же национализм или патриотизм всегда стоял на том, что нам не нужны ни государства, ни народы тех государств: мы беспокоимся о своей собственной стране. Поэтому и происходило противостояние германского фашизма с советским патриотизмом, который выходил из русского патриотизма. Но пока на территории России будут намеренно разжигать примитивные националистические чувство, то ли посредствам убийств инородных граждан, то ли посредствам пропаганды фашизма и семитизма под ширмой антисемитизма и антифашизма, ни один гражданин России не будет чувствовать себя в безопасности, и постоянно он будет зависеть от своего страха.

Более того, невозможно тогда и помыслить о свободе каждого отдельно взятого гражданина России. Конечно же, невозможно достичь абсолютной свободы вне сферы творчества – поэтому она и такая привлекательная сфера жизни для большинства, но предрасположены к ней не многие. Посему и свободное творчество, свободное высказывание своих мнений сегодня ставится под угрозу. И если говорить честно, то весь сыр бор, который разгорелся сейчас в стране по поводу национализма – это отвлечение общественного сознания в сторону от борьбы со свободным творчеством, с творчеством литературным, поэтическим и философским, в первую очередь. То есть, теперь указывают творческой интеллигенции на то, о чем писать нельзя, следовательно, говорят о том, что писать нужно. Добренькие и хорошенькие дяденьки в кабинетах беспокоятся о здоровье смертельно больной нации. И больна она болезнью с диагнозом – примитивность. Инфантильная, причем, примитивность. А таблетка, которая излечивает от этой напасти, называется «мизантропия». Сегодня эту пилюлю глотают по утрам, как мультивитамины. Наверное, излечивает, если витаминки-мизантропки принимают. С другой стороны, нам всегда необходимо держать в своих умах, что «невозможно служить двум богам, ибо одного будешь любить, а другого – ненавидеть». Стремление то к одному, то к другому, или через противное приходить к своему собственному, всегда чревато, мягко скажем, непредвиденными обстоятельствами в будущем. Вроде бы некий человечек такой прекрасный аналитик, так хорошо он знаком с чужой метафизикой, так ему необходимо проникать в другую живую клетку, чтобы размножиться там, а посмотришь на него, приглядишься попристальнее и понимаешь, что в своей собственной жизни он ничего вообще из себя не представляет. Как бы и не он вовсе проживает свою жизнь. Как тот, голубоглазый влюбленный юноша только и может действовать на глазах своей возлюбленной: она для него как стартер, который возбуждает в нём активность. Но возлюбленная оставляет своего любовника, и он уже ни на что не способен. Нет в нём соли и воля спит. До поры до времени спит. Ему теперь осталось одно единственное средство, которое разблокирует его же собственную волю – любовь к своему страху: он становится рабом и жертвой самого себя. Мир его уже не спасает.

«Строй выше свою пирамиду, человек!» – говорил Гоголь. В самом деле, метафизическая пирамида индивидуальности имеет, выражаясь метафорически, такой вид: фундамент её представляет собою примитивное достаточное основание в виде квадрата, как и основание всякого здания. По краям него расположены следующие силы: злая воля, добрая воля, добрый дух и злой дух. Соединив, углы этого квадрата, двумя диагоналями, в месте их пересечения, в центре него, пребывает душа человека. В момент его рождения на свет Божий метафизические флюиды изо всех точек устремляются в центр, образуя тем самым, некую интенцию воли, которая является двигателем души вверх. Душа начинает подниматься вверх, уподобляя всю конструкцию, египетской пирамиде. Разнообразные силы как бы стягиваются в одну точку, и чем выше возносится душа, тем более вся конструкция подобна сплошной линии, в которой полностью уничтожаются грани, опуская субъекта вновь в примитивное состояние. Огромное множество живых существ так и остаются, кстати говоря, на фундаментальной основе своего развития. Они не стягивают все природные силы в себя, а наоборот, пытаются сами раствориться в них. Злая воля же, как отображение бессознательного, содержит в себя все сочетания фантазий, воображений, восприятий, которые, как говорит Юнг, «ещё не достигли порога интенсивности, но которые со временем могут проникнуть в сознание при благоприятных условиях». Также в содержаниях бессознательного имеется весь забытый индивидуумом опыт его прошлого, все наследственные черты поведения, из которых и состоит структура разума. Исходя из подобных размышлений и создаёт А. Толстой стихотворение «Пустой дом»:

Стоит опустелый над сонным прудом, 
Где ивы поникли главой, 
На славу Расстреллием строенный дом, 
И герб на щите вековой. 
Окрестность молчит среди мертвого сна, 
На окнах разбитых играет луна. 
Сокрытый кустами, в забытом саду 
Тот дом одиноко стоит; 
Печально глядится в зацветшем пруду 
С короною дедовский щит... 
Никто поклониться ему не придет, – 
Забыли потомки свой доблестный род! 
В блестящей столице иные из них 
С ничтожной смешались толпой; 
Поветрие моды умчало других 
Из родины в мир им чужой. 
Там русский от русского края отвык, 
Забыл свою веру, забыл свой язык! 
Крестьян его бедных наемник гнетет, 
Он властвует ими один; 
Его не пугают роптанья сирот... 
Услышит ли их господин? 
А если услышит – рукою махнёт... 
Забыли потомки свой доблестный род! 
Лишь старый служитель, тоской удручен, 
Младого владетеля ждет, 
И ловит вдали колокольчика звон, 
И ночью с одра привстает... 
Напрасно! Все тихо средь мертвого сна, 
Сквозь окна разбитые смотрит луна, 
Сквозь окна разбитые мирно глядит, 
На древние стены палат; 
Там в рамах узорчатых чинно висит 
Напудренных прадедов ряд. 
Их пыль покрывает, и червь их грызет... 
Забыли потомки свой доблестный род! 
(1849 год)

Итак, исходя из всего вышесказанного, мы можем сделать вывод, что сам по себе ...национализм и всяческие многообразные флюиды, которые он порождает, или которые порождают его, в конечном итоге представляют собою угрозу для свободного метафизического духа нации, её свободной воли, что наносит вред всем вообще и каждому отдельному человеку в частности. Ибо свобода – это есть самое первейшее и главенствующее условие всех стремлений человеческого существа, хотя он и представляет собой всего лишь жалкого раба свободной воли. Но на этом основании ни в коем случае воля не должна подвергаться угнетению и попранию со стороны интеллекта, тем более с точки зрения мнимой вседозволенности сознательного хотения. Зачем так необходима активная защита свободности в нашем государстве? Потому что, когда Достоевский говорит, что русский – это «всечеловек», а Розанов употребляет понятие – «общечеловек», то понимать мы это должны как отличительную особенность русского от остальных национальностей. Как упоминалось выше, только в творческой сфере бытия исчезают национальные различия; только в ней отсутствуют эти грани, и только она является сферой абсолютной свободы. Следовательно, эта сфера целиком и полностью присуща бессознательной воле, из которой и произрастают, скажем так, «творческие крылья», способные уносить человека ввысь, чтобы теряться там, в беспредельных просторах фантазий и грез. Посему русский – это человек более творческий, чем практичный. Деньги, богословие, практическая фобия и прочее не имеет особенной ценности в нашем обществе. В России человек в первую очередь должен быть интересен, а без творческого воления не бывает вовсе интереса. Поэтому мы имеем массу Кулибиных и прочих, за творчеством коих не поспевает ни государство и меценатство, ни академии наук и НИИ, ни просто человеки вообще. Русские гении творят исключительно для будущего. Именно по этой самой причине весь мир с завистью смотрит на Россию. Здесь русский дух, здесь Русью пахнет. Так создано Творцом. «Этот мир, – поёт Пугачева, – устроен не нами. Этот мир устроен не мной». Совершенно правильно и совершенно верно.

23 апреля 2006 г.