Проза

Начало

Продолжение

*

Саньке снились лошади. Они мирно паслись на лугу, а в центре
бесконечной зелени стоял огромный телескоп. Санька тщился
подпрыгнуть и заглянуть в окуляр, но всегда какая-нибудь лошадь
подходила и, махнув в лицо хвостом, отгоняла его от трубы, как
назойливую муху. Наконец, он изловчился и уцепился непонятно
за что, почти приклеился к искусственному глазу. На него
надвинулась луна, из которой вылепилась мать: она смеялась. Отец
был молод и печален, он перекидывал ей звезду, а потом
жонглировал лучами. Где-то на периферии сцены бессильно плакала
Светка, и белые лошади с чёрными гривами обходили её
стороной.

Он проснулся внезапно: стало жаль подругу, которой сторонятся даже…

Света испуганно стояла в дверях, не решаясь ни войти, ни выйти: на
стуле, возле его кровати, сидела мать. Глаза красные,
припухшие, по щекам – слёзы: она страдала. Саньку это удивило. Мать
никогда не была слабой, она командовала всеми, как военком
парадом, а тут сидит и плачет. Что-то случилось. С ним? Он
не дома. Где же?!

Воспоминание накрыло с головой, точно душное, глухое одеяло, из-под
которого не выбраться. Александр мгновенно напрягся и
сказал, как приговор вынес:

– Ты. Во всём виновата.

Сида вздрогнула, взглядом окунулась в отчаянье, беспомощно
обернулась в поисках сочувствия, надеясь увидеть поблизости хотя бы
медсестру. Но увидела только весёлого
старика-прединфарктника, чья оживленность показалась неуместной, да
послеоперационного больного с перебинтованной ногой, скривившего от боли. А
ещё – насторожённо застывшую на пороге, бледную и
невзрачную подружку сына.

– Свет, – чуть слышно позвал её Санька, – иди сюда!

Светлана встрепенулась, переступила с ноги на ногу и покраснела.
Через силу заставила себя подойти к кровати и присесть рядом,
на краешек, спиной к Сидоре Валерьевне. Та невольно
откинулась назад, вместе со стулом, рискуя не удержаться и упасть. Не
упала; но могла лицезреть теперь лишь узкую спину чужой
женщины в акриловом свитере фабрики «Заря» и светлую прядь её
волос, забывшую соскользнуть с плеча на грудь.

Светлане было восемнадцать, она жила с отцом и младшим братом в
частном доме, готовящемся под снос, работала уборщицей в
кинотеатре и училась на втором курсе медицинского института очно.
Её мать умерла три года назад от рака поджелудочной железы, с
тех пор Светлана вела хозяйство и следила за правильным
воспитанием брата: отец приходил с двух работ заполночь и,
покидав в себя еду, как в топку, валился спать почти не
раздеваясь. Брату было шестнадцать, он дружил с Санькой, восхищался
его умением молниеносно разбираться с картинками любой
сложности в искусстве складывания пазлов – современной мозаики,
что и подтолкнуло Светлану к более близкому знакомству с
молчаливым и несколько безразличным, но, в общем-то, приятным
парнем. Он нравился ей. Однако она не нравилась его матери.

– Ну, что случилось? – осторожно поинтересовалась она, вглядываясь в
тревожные глаза приподнявшегося на локте Саньки.

– Это что – больница?

Она кивнула.

– Какая?

– Т-ты не помнишь, как попал сюда? – чувствовалось, что ей не по
себе. Объяснять, что твоего близкого друга привезли в больницу
скорой медицинской помощи спеленатого, как младенца,
предварительно выдернутого из грязи, не каждому дано. К тому же
неизвестно, насколько серьёзен будет диагноз, который решат
поставить доктора: Санька оказывал удивительно активное
сопротивление своему водворению в машину неотложки, так что врачи
засомневались, а туда ли следует отправлять предполагаемого
потерпевшего?

– Где отец? В какой палате? Рядом? – сыпанул он горсть вопросов, но,
увидев смятение в глазах Светы, сбавил тон и натиск: – Он
здесь или где?

Сидора отважилась вмешаться, робость уступила место ёрничанью:

– Отец твой весь стыд потерял! Молотил тебя, говорят, как сноп на
поле! Короче, в ментовку его забрали. Пьяного. Тебе делать
больше нечего? кроме, как бомжей из подвалов? на божий свет
вытаскивать?!

Санька растерянно молчал. Он не помнил, чтобы отец бил его. Он
помнил боль, огромную, распирающую, от которой вот-вот лопнет
сердце, но то была не внешняя, а внутренняя боль! Он сам упал
от невозможности стоять, от бессилия вытерпеть. Но самое
главное заключалось не в этом: самое главное состояло в том, что
это была не его, Санькина, боль, а грызущая душу скорбь
отца.

Сидора властно выдвинула стул на середину пола и села лицом к сыну,
демонстративно избегая смотреть на его подружку. Весёлый дед
кругло улыбался, энергично потирая область сердца: не скука
недужная, и ладно! Через металлическую перекладину кровати
недовольно покосился после-операционный: возле него так
долго не сидели, дочь не появлялась уже неделю, а жена приходила
через раз по вечерам: на полчаса, максимум – минут на
сорок.

– Добегался?! – неожиданно визгливо получилось у Сидоры.–
Студент-пятикурсник едва не загремел в психушку! Скажи спасибо, врачи
попались такие – грамотные, а то бы лежал сейчас в дурдоме
вместе с буйными! И не то, чтобы девок, мать родную не
пустили бы!

Последнее – явный выпад против Светки. Александр это понял и зло,
метнув в глаза матери острый, как нож, взгляд, во второй раз
отрезал:

– Ты. Во всём виновата! Я сказал. – Помолчав, добавил: – Отец меня
пальцем не тронул. Он – настоящий. Это ты – фальшивая
насквозь! Даже сейчас играешь.

– Э, сынок, поостерёгся бы так! При девочке-то! – неожиданно
вмешался жизнерадостный сердечник и укоризненно покачал почти
безволосой головой.

Санька вскинулся, готовый отбелить, но старикан вдруг до такой
степени показался похожим на бесхитростного колобка, что
возражать расхотелось. Отвёл глаза и упёрся взглядом в забинтованные
ноги соседа.

Послеоперационный стесненно и хрипло кхекнул:

– Женщин, их уважать надо, – констатировал; и отвернулся к стене.

Светлана внезапно поднялась, кинула на него благодарный взгляд и
быстро вышла. Ей неприятно было слышать грубые слова в адрес
даже чужой матери: потеряв свою, она на многие проблемы с
родителями смотрела по-другому. Санька не знал этого и расценил
её уход как ещё один просчёт своей «не ошибающейся» мамочки.
Совет худющего полуседого больного он проигнорировал,
сделав вид, будто не слышал. Сида, напротив, истинно женским
чутьём распознала промах сына и невольно подивилась столь
тонкому такту полунищей девчонки. Тут было о чём подумать. Сидора
оставила себе такую возможность на потом. Сейчас надлежало
вернуть расположение Александра – любой ценой. И, скрепя
сердце, она сказала:

– Тебя устроит, если я вытащу его из участка?

– И приведёшь домой! – бросил он вызов.

– Д-да… – на секунду сжалась, – ради тебя. Но не больше, чем на час.

Санька кивнул и отвернулся: предстояло ещё без серьёзных потерь
выбраться из больницы: иногда бывает очень сложно доказать, что
ты – нормальный. Особенно после прилюдного катания в грязи.

(Продолжение следует)