Библиотечка Эгоиста (под редакцией Дмитрия Бавильского)

Глава 32

Наташе стало плохо под утро. Мы пытались отшутиться от этого ее
состояния глупостями вроде «съела что-нибудь» или «надо меньше
пить». Потом я принес ей в постель завтрак: недомогание
беременной женщины может быть связано с элементарным чувством
голода. Болезненные сердцебиения с ней случались и раньше. Она
начинала задыхаться, не могла найти более-менее
комфортабельного положения для передышки, но обычно это длилось лишь
пятнадцать-двадцать минут.

Мы перекусили, но после этого еще довольно долго ворочались. Нелепая
фраза, учитывая размер Елкиного живота. Только часа через
два нам пришло в голову измерить ее пульс и давление.
Результаты оказались ошеломляющими: пульс 198 ударов в минуту при
низком давлении 100 на 60. Чем это было чревато, мы не знали,
но догадывались, что ничего хорошего ждать не приходится.

Состояние не улучшалось, постепенно доводя жену до истерики. В
«скорую помощь» позвонить мы не решались, опасаясь непредвиденных
расходов. Опыта общения с такими услугами медицины у нас не
было. На телеэкране чередой проходили печальные сводки
арабской войны, следить за которыми мне было стыдно, да и
сосредоточиться на чем-либо, кроме Наташи, я все равно не мог.
Серый, невзрачный день неумолимо продвигался за окном. Я
вспомнил, что сегодня воскресенье и еще раз усомнился в
целесообразности вызова служб спасения. У них вполне мог быть
выходной.

Телефонную книгу мы взяли только тогда, когда поняли, что
самостоятельно Наташа спуститься со второго этажа уже не сможет. Из-за
головокружения она не могла подняться даже с кровати.
Снести ее на руках при крутизне нашей лестницы, узости коридора
и, главное, размерах живота представлялось немыслимым. Мы
набрали номер местной «эмбуланс», осведомляясь о расценках за
сервис. Наташа во что бы то ни стало хотела ехать в «Сейнт
Чарлз» (этот госпиталь рекомендовал ей доктор Арато) – местный
«Брукхейвен» пользовался неважной репутацией.

Волонтеры со «скорой помощи» могли доставить ее лишь в близлежащий
госпиталь. Они поинтересовались самочувствием моей супруги,
удрученно вздохнули в трубку, услышав ее категорический
отказ. В «911» нам повторили, что пациент из нашего Флойд Харбора
может быть доставлен только в «Брукхейвен». Я раздраженно
нажал на клавишу, набрал круглосуточный номер нашего
гинеколога. Арато сказал, что тахикардия подобного рода снимается
только капельницей, аптечных препаратов не существует. Он
настоятельно рекомендовал ехать в «скорую помощь».
Чувствовалось, что он распаляется и голоса на меня не повышает лишь в
силу профессионализма. Договорить с ним мы не успели, в дверь
позвонили и с грохотом ее распахнули, не дожидаясь ответа. Я
успел выскочить к дверному проему на втором этаже, увидел
группу озирающихся санитаров в светло-голубой больничной
униформе.

– Где?

– Здесь, – кивнул я в сторону спальни.

Ребята спешно прогромыхали по лестнице, в комнате каждый из них
моментально занял отработанную позицию. Их было всего трое, но
от слаженности движений создавалось впечатление, что мы видим
работу более сложного организма. Девушка тут же залезла на
кровать и начала укреплять Наташе датчики по всему телу. Они
щелкали присосками, разноцветные проводки расползались по
мониторам. Один из парней с привычной невозмутимостью
передавал девушке необходимый медицинский инвентарь, извлекая его
из никелированного чемоданчика.

Второй разложил носилки для переноса больных в сидячем положении,
сел на стул, заваленный ворохами нашей одежды. Девушка быстро
производила необходимые измерения, диктуя их своему
ассистенту. Я тупо смотрел на ее синие китайские кеды, ерзающие по
нашим простыням. Эта непритязательная обувь снова вошла в
моду, и я подумывал съездить в Вилледж за обновками. Последние
месяцы я должен был постоянно находиться рядом с женой,
знал, что в Большом городе буду еще не скоро. Когда ждешь
близнецов, всегда предполагаешь преждевременные роды.

Через пару минут Елку усадили в холщовое кресло, пристегнули
ремнями, бормоча подбадривающие слова, перенесли к карете «скорой
помощи». Оказалось, что перед нашим домом стоят два красных
автомобиля. Я видел, как жену молниеносно переложили в
реанимационную коляску, нацепили кислородную маску, вновь занялись
подключением разноцветных проводков. Бездумно я прошел ко
второй машине и сел рядом с водителем. Тот был как бы в
полусне и поначалу не обратил на меня внимания; потом заметил,
сказал, что я должен находиться в передней машине, вместе с
супругой. Он был всего лишь полицейским, призванным
обеспечивать безопасность нашего продвижения к больнице.

У Луиса в кабине все казалось ненастоящим, игрушечным: что-то
похожее на цветомузыку времен шестидесятых годов. На большой
красной панели, расположенной прямо передо мной, располагалось
несколько рычажков с круглыми ручками разного цвета: что-то
наподобие пульта детской железной дороги. Сам Луис время от
времени переключал режимы сирен, завывающих у нас над головой,
иногда трескуче дышал в микрофон, лежащий от него по правую
руку. Мне нравилось, что мы мгновенно стали звездою
автострад, перед которой тормозят даже полицейские, уступая дорогу.
Продвигаясь в основном по медиане меж двумя встречными
полосами, победно проскакивая светофоры на красный свет, мы
вышли на «Дорогу восходящего солнца», что означало близость
назначенного госпиталя.

– Ждешь близнецов? – весело спросил меня водитель. – Скоро у тебя
дома будет сплошной Пёрл Харбор. Дети есть?

– Нет, кажется, – ответил я дешевой шуткой и задумался о ближайшем
будущем. Мне казалось, что, если относиться к происходящему с
легкостью, пусть и не лишенной ответственности, ужаса
рутинного бытия можно избежать.

Мы подъехали к огромному зданию из красного кирпича, не выключая
сирены. Ребята выпорхнули из машины, грациозно перенесли мою
Елочку в реанимационную палату. Ненадолго я остался в
коридоре, неприкаянно бродя по нему в поисках туалета. Сортиры,
попадающиеся мне по пути следования, были предназначены для
персонала и закрыты на замок. Воскресная опустошенность здания
рождала неприятные предчувствия.

Вскоре мне попалась на пути бабушка-негритянка, самостоятельно
передвигающаяся в инвалидном кресле. Издалека я заметил, что она
держит во рту что-то большое и красное, вроде соски-пустышки
невероятных размеров. Я поздоровался, поинтересовавшись
предметом своих поисков, хотя спрашивать подобного сорта вещи у
дамы было немного неприличным. Она остановила свое кресло и
уставилась на меня, не меняя выражения лица. Она даже не
вынула своей соски, и мне показалось, что ее взгляд пронизан
укоризной.

– У меня жена в реанимации. Беременная. Близнецы. Может быть, уже
сегодня я стану отцом большого, шумного семейства. Здесь так
пусто... А туалеты закрыты... Мне больше не у кого
спросить...

Старуха слушала меня с интересом, видимо, ожидая, когда я обмочусь
прямо перед нею. Потом издала несколько звуков, как будто
что-то жевала. Если ранее я догадывался, что имею дело с
дегенераткой, то сейчас лишь убедился в этом.

– Спасибо, мадам, – сказал я разочарованно. Бросил на нее прощальный
взгляд и только тогда заметил, что странный красный
предмет, находящийся у нее во рту, в действительности является
губою: может, не губою, а целым сросшимся по непонятной причине
ртом, которым не только невозможно издать осмысленного
звука, но даже попить воды. Я еще раз извинился перед несчастной
женщиной, почти бегом кинулся по коридору и, наконец, нашел
незапертый пожарный выход, ведущий к желтым мусорным
дампстерам. Издав выдох долгожданного освобождения, я суетливо
расстегнул зип на джинсах и только тогда задумался о серьезности
положения своей любезной. Усмирение тахикардии казалось мне
делом одной минуты, но вот причины, ее вызвавшие, могли
быть самыми серьезными. Думаю, Елочка просто перепила чаю
вместе с подружкой Джуди: кофеин – он и есть кофеин, но если это
начало особо тяжких родов, то тогда мне страшно. Девочка моя
могла отбросить коньки.

Несмотря на свой топографический идиотизм (многие мои друзья
считают, что я абсолютно не умею ориентироваться на местности), я
быстро разобрался с устройством коридоров и, когда подошел к
двери с вывеской «Травма», был встречен очаровательной
брюнеткой средних лет в больничном халатике, спортивных тапочках.

– Не волнуйтесь. Вы можете повидать жену минуты через три. Вот –
заполните, пожалуйста, – сказала она, передавая мне нетолстую
пачку бланков на картонной планшетке. – Мужской туалет
находится прямо в вестибюле, от вешалки налево, – добавила она со
значением.

– Спасибо за информацию, – ответил я дружелюбно. – К сожалению, я не
помню Наташиного номера социального страхования.

– Не беда, впишем потом.

Когда я вошел в палату, то поразился количеству медперсонала,
собравшегося здесь. Госпиталь опустел именно потому, что все в
срочном порядке были прикомандированы к моей беременной
супруге. Одна женщина вставляла иголку капельницы Наташе в одну
руку, другая в другую, третья мерила давление и пульс
автоматическим тонометром, выпускающим из себя каждую минуту
зафиксированные данные. Вскоре подкатила тетка с новым приборчиком –
для измерения сердцебиения детей и контроля за схватками.
Справа у компьютера толпились люди: кто в белом, кто в
голубом, кто в зеленом. Они жарко о чем-то дискутировали, но
смолкли при появлении доктора, невысокого худощавого человека с
колючими глазками за круглыми стеклами очков. Наташа была
доставлена в реанимацию с пульсом 210 ударов в минуту, с
давлением 90 на 60. К настоящему моменту пульс опустился до 140,
давление практически нормализовалось. Мы перемигивались,
надеясь, что еще чуть-чуть и нас отпустят домой. Я побаивался,
что в суматохе оставил на плите включенный чайник, но
говорить Елочке об этом благоразумно не хотел.

Она вновь нашла меня глазами, сказала с правдоподобной жизнерадостностью:

– Как в кино. Даже не верится, что это происходит с нами.

Я сделал понимающую гримасу: мол, еще подожди. Шок пройдет –
испугаешься, как миленькая.

Доктор подошел к нам с успокаивающими, доступными словами о
возможных причинах случившегося приступа. Все просто: избегать чая и
кофе, кока-колы и алкоголя. Лечение существует лишь в
профилактических формах, но вы в этом пока не нуждаетесь. Он
рекомендует взять у нашего лечащего врача направление к
кардиологу и провести более детальное обследование на предмет
выявления скрытых патологий. По его мнению, они крайне
маловероятны, и он считает свою задачу на сегодняшний момент
выполненной.

На радостях я был готов сорваться с места в любую минуту, лишь бы
мне вернули даму моего сердца. Она, кажется, тоже решила, что
мы сейчас же вызовем такси и поедем домой. Однако все
оказалось запутанней и формальней. Наташу переводили в родильное
отделение для контроля и наблюдения за возможными схватками.
Я помог медсестре выкатить тележку и поплелся по уже
знакомым коридорам к безмолвию больничных покоев. «Больничный
покой» – в этом словосочетании явно есть что-то зловещее.
Негритянка со сросшимся ртом наполнила мое сердце еще большей
тревогой.

– Часа через два отпустят, – сказала медсестра, догадавшись о моих
предчувствиях. – Нужно дождаться, когда придет доктор.

Палата для рожениц оказалась двухместной (благо, вторая койка была
не занята). Здесь же находился тесный туалет с вывеской
«Закрывайте двери», подвесной телевизор с парой десятков
общественных каналов, столик для персонала, примыкающий к двери,
ведущей в родильное отделение. Первое, что мне попалось на
глаза, – комната ожидания для будущих папаш. Тоже двухместная, с
двумя узенькими диванчиками по бокам, обитыми серым
дерматином. Посередине на стене висела картина в виде политически
корректной геометрической фигуры.