Онтологические прогулки

Продолжим. Остановились мы на «утраченном времени», времени бытия
другим, которое не даёт нам возможность удовлетвориться наличным,
как бы этого мы не хотели. Правда, большинству это удаётся: все
свои способности, весь гений человека они направляют на то, чтобы
забыть, не помнить, не знать.

Когда я вижу человека, который слишком настойчив, уверен, педантичен
и пр., то я подозреваю, что это «слишком» определяется именно
желанием не помнить, соответственно, отсюда и его стремление настаивать
на своём, доказывая самому себе и всем вокруг, что прав именно
он, и всё обстоит именно так, как обстоит для него.

В энтузиастах, конечно, что-то есть, но обычно оно так глубоко
задвинуто, что, когда энтузиазм иссякает, – битьё головой о стену,
как бы не любил его энтузиаст, имеет свои пределы, – человек впадает
в уныние или депрессию, настолько же сильную, насколько был сильным
раньше его энтузиазм; но к этому времени обычно иссякает и память.

Способов защиты много, я, например, как всякий нормальный человек,
нажил свою защиту – сочетание туповатости, заторможенности и трусости
(сейчас определяют короче – «тормоз»), тоже неплохой защитный
панцирь, худо-бедно прослуживший мне много лет.

Однако туповатость, сама того не желая, заставила меня постепенно
отказаться от большинства представлений, на которых формировалось
моё самовосприятие, – тупому ведь не положено быть изощрённым
в понимании; когда развалилось моё «я», оказалось, что это совсем
не страшно, более того, даже интересно (как сейчас говорят, «прикольно»),
мне всё больше и больше становится интереснее жить.

Но жить, конечно, лишь в некоторых её модусах; как доктор Хауз
оживает во время разгадки ребуса симптомов, я оживал при возникновении
новых связей мысли и относящихся к ним впечатлений. Мне их не
на что было в себе нанизывать, ведь моё «я» не имело стержня –
зацикленности на самого себя как такого-то и такого-то (я во многом
уже никто), так что мысли вступали во взаимодействие сами с собой
и выстраивались в новые для меня сочетания, и это меня развлекало.
Мне повезло, при таких наклонностях из меня бы вышел прекрасный
наркоман.

Как видите, «я», которое не воспринимает себя как нечто ценное
и важное, вполне может обойтись без защищающих его панцирей. Но
моей заслуги в этом нет: что-то другое, живое и сильное, никак
не хочет умирать во мне и постоянно подталкивает меня; но что
это?

Это точно не стремление к захвату и защите территории и пропитания,
не стремление к размножению и гнездованию, не стремление к социальному
и личному статусу и пр., нет, у меня ничего нет и поэтому никому
до меня нет дела, и мне это нравится.

Во многих древних культурах человек моего возраста (мне за 50)
не отбивал место, а готовился к уходу, не по причине невозможности
быть полезным семье и роду, а из-за стремления быть способным
к достойному (не в современном смысле) уходу.

Я долго всматривался в эту силу, и, по мере освобождения от омертвевших
представлений, я стал ощущать её как стремление быть живым.

Я спрашиваю сам себя: разве моя жизнь и это стремление быть живым
не одно и тоже? И отвечаю: нет, моя жизнь – это не та жизнь, знание
или даже реальный опыт которой во мне уже есть и постоянно подталкивает
меня в направлении действительно живого.

Что же такое моя жизнь? И вот тут я начинаю понимать, что воспринимаю
жизнь как свойство некоторых тел двигаться, спать, разговаривать
и пр., и это совершенно не то, что живёт во мне; для туповатого
и трусливого человека жизнь – это действительно есть, спать и
двигаться, но для внутреннего, «сокровенного», как любят говорить
теологи, во мне человека это не жизнь, а царство князя мира сего,
тлен и прах, мерзость запустения. Значит, жизнь это нечто другое,
но что?

Меня уже не интересуют определения, понятия и пр., меня интересует
только живое переживание, и я начинаю вглядываться в лохмотья
своего «я» в надежде отследить в его дырах настоящую, действительную
жизнь. Ни одна система понятий, какой бы стройной она ни была,
не может заменить мне отблеска действительной жизни… И вот, разглядывая
лежащий на столе нож, я вспоминаю, как много лет назад я стою
у больницы и гляжу в окно второго этажа, в котором моя мама смотрит
на меня… Во мне что-то освобождается, и меня захлёстывает такое
сильное состояние любви и боли, что я полностью растворяюсь в
нём, исчезает всё: время, пространство, тело, мысли, остаётся
только бесконечная любовь и невыносимая боль.

Вряд ли кто согласится пост фактум поменять привычный ход жизни
на эту полноту, на эту жизнь, в которой всё: галактики и песчинки,
планеты и камни, деревья и люди – одно живое единство в момент
и одновременно всё, отделённое друг от друга бесконечностью этого
же момента. Неиссякаемый источник, пить из которого мне пока не
под силу, но память о котором всё ещё толкает меня.

Значит, жизнь – это не свойство тел, даже очень сложных, а сама
стихия всякого исчезновения и появления, стихия творения, в которую
всё погружается, в которой всё исчезает и появляется в момент;
и знание, и реальный опыт её всё время есть во мне и, следовательно,
в каждом человеке, вот что не только сохраняет и изменяет меня
всю мою жизнь (маловато слов, когда много смыслов!), но и не даёт
мне окончательно окоченеть в скорлупе моего «я».

Но это ещё далеко не всё, это только очередной мой шаг в направлении
к ней; но вот направление откуда? Жизнь не является личным богом,
раздающим советы или приказы в зависимости от степени тупости
подопечного; здесь уже можно вспомнить Достоевского: червь я или
право имею? Что реально может человек? Как обычное «я» человек
действительно червь, то есть может очень немногое, и, соответственно,
имеет на это право, например, записаться на уроки шитья или компьютерные
курсы; может быть, даже научиться прыгать с трамплина на лыжах,
но, как говорят специалисты, далеко не улетит, пока не освободится
не только от границ своего «я», но и от инстинктов самосохранения,
что является условием дальнего полёта.

И действительно, жизнь человека как «я» настолько ограничивает
проявление стихии жизни в его целостности, что можно согласиться
с буддистами и христианами, определяющими жизнь как страдание,
как борьбу человека с самим собой с целью своего омертвения; человека
больше устраивает быть, насколько это вообще возможно, максимально
мёртвым, чем открытым жизни. Конечно, человек имеет право быть
червем!

Итак, направление не даётся самой жизнью и не даётся «я», так
откуда оно? Задаю вопрос и останавливаюсь, не предполагая ничего
вообще, из пустоты приходит ответ: направление внимания – это
действие уже существующего и уже сформированного намерения.

Намерение! Для философов осознание было от бога и, следовательно,
все остальные способности, в том числе и намерение, были лишь
модусами осознания, именно благость бога показывала осознанию
действительность; поэтому философов намерение не интересовало,
так как намеревалось чистое «я», про которое философы почти всё
знали, кроме того, что его просто нет, а если намеревалось нечистое
«я», то это тем более не интересовало философов.

Меня интересует, что такое намерение, откуда оно во мне и почему
именно в этой форме? Намерение – это сила, тенденция, поток, имеющий
определённое направление, оно явно имеет отношение к человеку,
но не непосредственно к «я»; это не личное намерение, не личная
тенденция, то есть сила с направлением, направленная сила; понятно,
что силу намерение получает от жизни, – единственного источника
всего, но направление?

А вот направление сформировано человеком, но как и кем? Сначала
определим направление намерения: стремление быть живым; значит,
человек стал терять свою непосредственную связь с жизнью и был
вынужден восстанавливать её за счёт формирования намерения, или
направленного внимания.

То есть намерение формируется в результате удерживания человеком
своего внимания в определённом направлении, здесь – в направлении
бытия полностью живым! Это отнюдь не само собой разумеющееся направление
и, следовательно, намерение, оно возможно только как результат
тысячелетних усилий культуры, в которой человек обнаружил себя
не совсем живым, отделённым от жизни, ущербным, что похоже на
современного человека, хотя исходные данные разные.

Я рассматриваю себя, поэтому мне достаточно здесь того, что я
вижу в самом намерении, оно определяет меня как человека, оно
вообще определяет современного человека, хотя было сформировано
другим по типу человеком, человеком без «я»; интересно, какого
результата он смог добиться, но главное – чего могу добиться я?

Снова этот вопрос, но уже вполне конкретный: что я могу, если
последую за этим намерением, не удерживая его в рамках наличного
«я»? Оно направляет меня к жизни как стихии творения, как топосу
становления, то есть моя целостность как человека должна включать
в себя намеренное вхождение в эту стихию, намеренное вхождение,
быть открытым стихии жизни.

То есть я не только имею на это право, но я и должен, и это единственный
для меня и для человека вообще способ, путь быть полностью живым!
Помните: я и истина, и путь, и жизнь. И только в этом понимании
западное мироощущение представляется в адекватной форме, как мироощущение
человека, намеренно втягивающего себя в стихию становления.

Но и восточное мироощущение своим модусом полагает, что человек
должен не только осознать свою природу как света (жизни), но и
самому полностью стать этим светом (жизнью). Как видите, мы одинаковы,
хотя непохожи.

Я и жизнь одно, и жизнь во мне, и я в жизни, и нет во мне ничего,
чего нет в жизни и пр., – я пытаюсь настроиться на это намерение,
слиться с ним, точнее, стать им, настроиться, но не просто на
жизнь, а теперь (!) на свою жизнь (!). Устал, но ещё немного протяну
размышление.

Конечно, в религии осталось очень мало от конкретного живого опыта
людей, но это не означает, что я не могу рассматривать этот опыт
и учиться у него помимо религии, всё равно – буддизм это или христианство;
также я могу учиться у философов, писателей, учёных, соседей,
пассажиров метро, птиц или ветра, я знаю даже людей, которые смотрят
ток-шоу! Так что возможно всё, я не должен закрывать от себя никакой
возможности.

Но я не должен торопиться, очень легко можно захватить с собой
то, что вернёт меня туда, откуда я начал: тщеславие, равнодушие,
апатию, любимые философские открытия или персонажи, фантазии и
пр. Люди, пробовавшие идти в этом направлении, предостерегали
от неосторожных попыток окунаться с головой туда, куда твоя голова
ещё не может уместиться! Так что буду ждать, а это всегда было
моим любимым занятием, – когда ждёшь, чувствуешь себя никем (по
крайней мере, я чувствую так).