Онтологические прогулки

Не стоит делать слишком продолжительных перерывов в работе над
одной темой: человек постоянно обновляется, поэтому он непрерывно
меняется и его представления, в том числе; так что, продолжив
размышление после перерыва, можно и не заметить, что оно уже потеряло
свою стройность и строгость и больше похоже на конгломерат, франкенштейна
мыслей.

Это относится не только к индивидуальным представлениям, но и
к понятиям, понятия текучи, так как текуче всё сущее; тот, кто
думает, что число пять не меняет свою природу, так же наивен,
как тот, кто думает, что сегодня его греют те же самые лучи солнца,
что и вчера.

Более того, если размышление осуществляется в соответствии со
своей природой, то оно должно быть живым и, следовательно, текучим,
не в том смысле, что можно размышлять как угодно, а в том, что
необходимым результатом правильного размышления является синтез,
преображение исходных представлений в новое понимание, не заключённое
в этих предпосылках. Иначе зачем вообще размышлять?!

Например, если я доказываю теорему о сумме углов равностороннего
треугольника, то я получаю новое знание о своих исходных предположениях,
в том числе – представлениях о пространстве, и, если у меня изменятся
представления о пространстве, то изменится и понимание треугольника!
Поэтому не доверяйте никаким представлениям о чём-то окончательном:
боге, религии, общественном строе, человеке, треугольнике, числе
и пр.

Только правильное размышление, которое удерживает заданную тему
и исходные допущения вместе с намерением быть живым, может обновить
человека; однако это встречается крайне редко, от остального только
болит голова.

Итак, если я не меняюсь в ходе размышления, то это означает, что
я мёртв в размышлении и, следовательно, оно бесполезно; протяните,
насколько это возможно, рассуждение о чём-либо до конца, если
же случился значительный перерыв, лучше начните с начала, именно
так можно избежать искажений и добиться результата – обновления.

Продолжим. Во мне живёт намерение быть живым в единстве всего
сущего – жизни, но как «я» я об этом не знал, только предполагал,
что это нечто – это жизненная сила, инстинкт самосохранения, стремление
к жизни или что-нибудь в этом роде. Но предположение – это не
живой опыт.

Когда понимающий человек говорит, что веры достаточно с горчичное
зерно, то это означает, что существует пропасть между знанием,
предположением и живым, реальным опытом. Что такое вера – это
уверенность человека в том, что он может реализовать всё, находящееся
в пределах его возможностей. Следовательно, то, что называется
религиозной верой, принципиально недоступно человеку как «я»:
в опыте «я» нет такой возможности как беседа с богом, сдвигание
горы словом и пр.

Если человеку говорят, что он может словом сдвинуть гору, то он
не верит этому как возможности своего опыта, наделяя этой возможностью
кого-то или что-то другое; более того, он и в это другое тоже
верить не может просто в силу своего устройства как человека.
Соответственно, человек как «я» только имитирует веру (религиозную),
поэтому он грешит и кается, грешит и кается, всё время накапливая
опыт своей никчемности и, следовательно, вины.

Человек неспособен верить в неопытное, сверхестественное знание
и правильно делает, так как потерял бы единственный реальный критерий
деятельности – живой опыт; соответственно, религиозная вера является
насилием и обманом по отношению к человеку и чувством беспомощности
и вины для самого человека.

Накапливая реальный опыт собственной никчемности и вины, человек
накапливал опыт реального переживания, что религиозные представления
мертвы и вредны для него; в результате сейчас с каждым новым поколением
можно отчётливо наблюдать реальное безразличие человека к религии,
церкви, морали и пр. Но это не антропологическая катастрофа, как
хотелось бы думать тем, кто так думает (а так думает тот, кто
себя таковым, то есть «быдлом», не считает и во что-нибудь верит,
чего на опыте не знает), наоборот, это освобождение человека от
уже бесполезного и вредного, это завершение антропологической
катастрофы зацикленности человека на самом себе.

Итак, я не предполагаю живущее во мне намерение, я констатирую
его как факт, мне не надо в это верить, это намерение и есть я
сам, я реально переживаю его, но не как часть меня (так могло
сказать только моё бывшее «я»), а себя переживаю как часть намерения
(так говорит другое, новое я). Всё это показывает мне, что моё
мироощущение меняется в размышлении: теперь я не отдельное живое
тело, а живая часть живой вселенной, и если гора ещё на месте,
то я уже сдвинулся с мёртвой точки «я».

Намерение направляет меня ко всему сущему как живому: всё поглощается
и восстанавливается стихией творения, поэтому всё живое: стол,
стена, дерево за окном, лежащая у него собака, всё!

Мне нет необходимости вырабатывать намерение, поэтому я вглядываюсь
в него, точнее, в себя как живое намерение, и вижу, как первый
человек накапливал живой опыт опосредованного взаимодействия с
миром, в результате чего появился магический человек, отделяющий
себя от живого мира и нуждающийся в восстановлении потерянного
единства за счёт направленного внимания; накопленный опыт направленного
внимания, в свою очередь, создал современного человека, не только
отделяющего себя от живого мира, но и своё «я» от живого себя.

То есть современный человек не только отделён от всего живого
вовне, но и от всего живого в себе; поэтому когда впервые современный
человек стал задумываться о своей природе, то прежде всего обратил
внимание на то, что он – это атом, монада, одно, оно, единое.
У атома нет частей, поэтому он не может вступать в контакт, у
монады нет окон, через которые можно было бы воспринимать как
изнутри наружу, так и снаружи внутрь, одно и единое по определению
единственны; античность не описывала строение мира, а размышляла
о человеке, атоме, который окружён пустотой, с которой у него
нет общих частей, соприкосновения, взаимодействия и пр.

Совершенно точно – человек как «я» и, самое главное, из этого
«я» – атом. Это исследование природы человека из позиции «я»,
проведённое античностью, забетонировала европейская философия
нового времени, рассматривая его как абсолютное положение вещей;
перефразируя известное высказывание, можно сказать: «вселенная
– это я», такое мироощущение оставила нам в наследство европа.

Намерение быть живым в живой вселенной получил я в наследство
от магической цивилизации, но как смог магический человек его
выработать и способен ли вообще человек на это?

Два условия: – направленность внимания, то есть стремление к определённой
цели, и – удерживание внимания в этой направленности, являются
необходимыми условиями формирования намерения.

Соответственно, жизнь как стихия творения может стать для человека
стихией изменения, преобразования, его направленное внимание может
стать намерением, если это внимание целостно и устойчиво. Опрометчиво
полагать, что сам человек формирует намерение, но человек настойчив
в удерживании направленного внимания – и намерение формируется.

Человек удерживает своё внимание и формируется намерение, то есть
жизнь, воссоздавая человека, удерживающего направленное внимание
достаточно долго, воссоздаёт его как живое намерение!

Такова матрица возникновения намерения, возможно, это вообще матрица
изменений человека; интересно, не является ли эта матрица именно
тем, что я и искал с самого начала размышления, а начал я с вопроса
о том, каким образом возможно измениться.

В ходе размышления выяснилось, что, для того чтобы измениться,
необходимо выйти за пределы своего «я», для этого, в свою очередь,
необходимо удерживать во внимании только то, что непосредственно
к нему относится, не удерживая сопровождающие его представления.
Удерживание направленного внимания на самого себя как «я» без
поддерживающих его представлений: «я» как самости, как активного,
самодостаточного субъекта, души и пр., привело к тому, что закрытая
самость «я» трансформировалась в открытое я, накопленный опыт
меня как целостности, погруженной в жизнь как стихию изменений.

То есть сама жизнь трансформировала меня: недовольство собой привело
к желанию изменений, желание изменений привело к анализу своего
опыта, анализ своего опыта привёл к ограничению «я», ограничение
«я» привело к освобождению «я» от искажающих его представлений,
освобождённое я (уже не «я») привело к обнаружению намерения,
намерение открыло доступ к целостности, целостность открыла доступ
к жизни; всё начинается и заканчивается здесь – на пороге горизонта
событий – стихии жизни.

Но для «я» всё начинается и заканчивается в «я», так что это такое?
«Я» прежде всего и главным образом накопленный человеком опыт
переживания себя отдельным, единственным существом, и в этом смысле
«я» уже стало природой человека и, следовательно, представляет
собой феномен сущего.

Однако та форма, в которой этот феномен осваивается современным
человеком, является формой-фантомом, или квазифеноменом, заставляющим
человека воспринимать не себя в целостности, а себя как «я», единственным:
первой и основной причиной этого является неопытность человека
как осознания.

За последние пару тысячелетий человек постепенно начинает отходить
от фантомной формы самовосприятия, итогом этой тенденции станет
феномен я, открытый к целостности человека.

Здесь можно заметить, что первый опыт человека как единственного
существа проявляется в его самовосприятии, во-первых, достаточно
болезненно, то есть сопровождается повышенным уровнем страха,
тревоги, отчаяния, и, во-вторых, объективированием самого себя,
то есть предметная направленность, не имеющая в качестве противовеса
развитое непредметное внимание, становится матрицей формирования
самовосприятия и, следовательно, переживанием всего в качестве
имеющего отношение к «я» как самости.

Индивидуальность по необходимости объективируется (представляется
как отдельно существующий предмет, со всеми вытекающими) и становится
принципом формирования, так теряется (для самого человека как
переживающего, человек как целостность ничего не теряет) сначала
непосредственная связь с жизнью, потом и связь с намерением.

Если рассматривать человечество в целом, то оно накопило достаточно
опыта для того, чтобы отслеживать принципы формирования фантомного
«я» и – постепенно – выработать намерение изменения, но наработанные
тенденции пока ещё достаточно сильны.

Но то, что пока ещё недоступно, хотя и близко, при дверях, человечеству,
вполне доступно мне или кому-то другому как индивидууму. Попробую
сравнить то, от чего пока не может отказаться человечество (или
человек как тип), и то, что может человек как индивидуум:

• Человек как тип воспринимает себя как самость («я»), рассматривая её как своё преимущество (душу, разум и пр.); индивидуум вполне способен преодолеть наглядный, объективирующий характер самовосприятия и, следовательно, сделать его открытым, вернув себе целостность.</li>
• Человечество не готово отказаться от намерения осваивать (завоёвывать) мир как свою территорию; индивидуум осознаёт себя частью единого живого мира, его намерение – воссоединение со всем живым.</li>
• Тем более человечество не готово отказаться от института собственности (отношение к собственности – результат двух первых характеристик); индивидуум не имеет собственности по определению, так как собственность разделяет живое, создаёт между ними не только предметный, но и интенциональный барьер.</li>
• Человечество рассматривает древнего человека как свою примитивную форму, как себя недоразвитого, и, следовательно, рассматривает самого себя как развитое примитивное; намерение индивидуума показывает ему живых предков и, следовательно, самого себя как живущего в предках, и предков как живущих в нём.</li>
• Человечество не может уважать самого себя, так как чувствует свою ущербность, неполноценность, превознося себя как душу и разум, оно одновременно вынуждено фантазировать о боге, высших существах, пришельцах и пр.; индивидуум, вернувший свою целостность, может «учиться у червя», у него нет предпочтения между большим и малым, сложным и простым, и т.д. </li>

Я, как индивидуум, свободен и не обязан считаться с человечеством,
чем бы оно ни занималось.

На этом пока всё, необходимо побыть с этим размышлением какое-то
время, предоставив всё остальное самой жизни.