Онтологические прогулки

***

Ницше и Шопенгауэр подружились, когда жили у Гегеля, дом которого
был настолько большой, а хозяин настолько равнодушен ко всему
земному, что у него постоянно бомжевала толпа различного интеллигентского
сброда. Столовались друзья у Канта, который так любил рассказывать
о своих удивительных путешествиях, что ради этого готов был накормить
каждого встречного.

Но особенно сблизило двух философов совместное созерцание, после
сытного обеда они любили расположиться на одной из скамеек городского
парка и ждать: если на аллее появлялась блондинка, в восторг приходил
Шопенгауэр, постанывая, он обнимал ближайшее дерево и шепелявил:
«вираньябхо» (искаж. санскр. «со своей буйволицей»); если же появлялся
юноша, наступала очередь Ницше, который бегал вокруг скамейки,
размахивал руками и обещал разорвать все путы.

Так обычно продолжалось до самого вечера, но иногда горожане видели,
как Шопенгауэр, отчаянно шепелявя, пытается поймать в объятия
бегающего вокруг скамейки Ницше, и делали правильный вывод о том,
что на алее парка появилась блондинка под руку с юношей.

***

Однажды Шопенгауэра пригласила в гости жена бургомистра, которая
была известна тем, что организовала первый в Европе салон восточной
мудрости. Чтобы избавиться от вечно ошивающегося рядом Ницше,
Шопенгауэр отвёл его в городской университет (с тех пор он его
больше не видел).

Хозяйка салона встретила гостя в жёлтой кожаной униформе, в левой
руке она держала свиток, в правой – плеть; не успел Шопенгауэр
при виде блондинки что-нибудь обнять, как получил настолько мощный
удар плетью, что тут же начисто забыл санскрит, но испытал при
этом такое полное просветление, что с радостью преклонил колени
для продолжения урока.

После этого случая Шопенгауэр ни разу не вспомнил о своём друге,
целыми днями он бродил по городу и мечтательно восклицал: «мир
без воли и представлений!», но, поскольку он сильно шепелявил,
горожане слышали: «мир как воля и представление».

***

Раз в месяц Кант устраивал вечеринку по поводу своего возвращения
из очередного путешествия; он заказывал экзотические продукты,
выставлял в прихожей чемоданы с наклейками из разных стран, клал
на пол медвежью шкуру.

Встречал гостей Кант в шапке-ушанке, ботфордах со шпорами и со
шпагой, специально обрезанной под его рост. Гости не удивлялись,
так как знали, что основное представление ещё впереди: взобравшись
по специальной лестнице на стол, хозяин будет ходить по нему взад
и вперёд и долго нудить о каком-нибудь гидротехническом сооружении,
к которым питал явную слабость.

Вытерпев часовую лекцию об устройстве городской плотины, гости
отводили душу за прекрасной закуской и хорошим вином; однако это
не помогло Канту прославиться в качестве путешественника: горожане
прекрасно знали, что он никогда не выходит из дома, крайне близорук,
невероятно тщедушен и страдает топографическим идиотизмом; так,
в неудачный день, дело не доходило даже до лекции, так как потеряв
уйму времени и сил на поиски столовой, а затем на то, чтобы забраться
на стол, Кант уже не только не мог что-либо рассказывать, но даже
затащить с собой на стол шпагу, с которой никогда не расставался.

***

Деррида терпеть не мог ничего напечатанного, какую бы книгу он
ни взял, прочитать даже первое предложение до конца ему не хватало
терпения; он так и остался бы никому неизвестным неучем, если
бы однажды ему не приснился странный сон, что он находится в Москве
на Тишинской площади, прямо перед ним стоит столб, составленный
из букв, которые оживают, поднимаются вверх и образуют увенчанную
венком физиономию, которая строго смотрит на него и говорит громовым
голосом: «аз есмь …, но запинается и, пытаясь закончить начатое,
начинает давиться, кашлять, пока, наконец, не выдержав напряжения,
с диким криком … шашлык» взрывается в него всеми своими буквами.

Проснулся Деррида совершенно мокрый от пота, но, открыв глаза,
он обнаружил, что теперь ему нет никакой необходимости в чтении,
так как теперь он всё видит только как буквы: Эйфелеву башню,
Лувр, жандарма, бродячую собаку; даже когда он смотрит на себя
в зеркало, он видит только мерзкие шевелящиеся буквы русско-грузинского
алфавита. Так появилось представление о том, что «мир есть текст».

***

Яфаров в детстве был такой маленький, такой чумазый и такой сопливый,
что каждый, кто видел его, невольно хватался за сердце и вскрикивал:
господи; именно поэтому Яфаров с детства уверен, что он – господь.

***

Когда Зенону исполнилось десять лет, его отец – человек суровый,
но справедливый, объявил ему, что теперь каждую неделю он должен
будет проходить испытание.

В качестве первого задания отец положил перед Зеноном мёртвую
черепаху и сказал: догони. Смышлёный мальчик тут же шагнул вперёд
и дотронулся до черепахи; «ошибка – сказал отец, догонять можно
только бегущего от тебя», и выпорол сына.

В следующий раз поумневший Зенон остался на месте без движения;
выдержав паузу, отец определил ошибку: «догнать значит коснуться
убегающего», и снова выпорол его.

Так продолжалось несколько месяцев, что только ни делал Зенон:
пинал черепаху ногой и догонял её, пока она кувыркалась в полёте;
толкал перед собой палкой так, чтобы постепенно сократить расстояние
между собой и черепахой до минимального и т.д., ничего не помогало,
каждый раз отец констатировал ошибку и порол сына.

Однако, поскольку он был человек не только суровый и справедливый,
но ещё и человеколюбивый, то, в десятый раз выпоров сына, сказал
ему: «ты должен был в первый же раз сказать мне, что с мёртвой
черепахой в беге не состязаются».