Библиотечка Эгоиста (под редакцией Дмитрия Бавильского)

Глава 2

Забыла? Как же... Черное самодовольное чудище сидело на красном
пластиковом ящике у наших ворот, когда по улице развозили почту.
Этот момент не определен во времени, но некоторым образом относится
к полудню. Было светло, около часа, и я постеснялся выйти из автомобиля,
чтобы обняться. «Мы не можем с ней не обняться, – пронеслось в
голове. – Мы уже связаны ужасной тайной». Я проехал мимо, не поздоровавшись
ни с ней, ни с почтальоном. Потом сказал, что был слишком рассеян
после бессонной ночи и утренней поездки в госпиталь.

Елку перевели в «Сейнт Чарлз», аккуратный частный госпиталь со
скульптурами святых вокруг здания и по краям парковки. Я быстро
здесь освоился, познакомился с медицинскими работниками. Наташа
была светла и торжественна в предвкушении родов. Я провел с ней
часа три, по дороге домой заехал за необходимыми продуктами, чтобы
привезти их завтра утром. В ее номере был установлен телефон.
Мы могли разговаривать круглосуточно, если бы она не находилась
в постоянном забытьи от препаратов, вводимых в кровь, а я бы не
имел наглости заниматься своими чертежами.

– Здесь все необходимое! – сообщила Монèк с важностью.

Она принесла два больших бумажных пакета, из одного торчали пучки
зелени. В другом я предположил бутылку вина, которая на поверку
оказалась виноградным уксусом. К алкоголю моя царица Савская была
безразлична, и если в ней и проснулся впоследствии какой-то интерес,
то лишь благодаря моему тлетворному влиянию. Как любой нормальный
ребенок она курила марихуану, хвалилась, что в любую секунду сможет
достать кокаин. Сильных наркотиков нам удалось избежать. Мы сохранили
свои чувства в природной чистоте, лишенной обманных порошков.

Про ужасную тайну я вспомнил не зря. С некоторых пор и у меня,
и у Монèк начали возникать примерно одинаковые мысли. Она
увлеченно рвала салатные листья для салата Цезаря, когда с ее
языка сорвалось:

– «Джени МакМерфи», ирландская барка девятнадцатого века, должна
бросить якорь в гавани Порта Джефферсон. Ты когда-нибудь видел
парусные корабли? Это, наверное, красиво, – я увидел, что она
держит в руках квадратик статьи, вырезанный из какой-то газеты.
– Поедем встречать мореплавателей?

– Зачем? У меня полно других занятий. «Летучий Голландец»? Генри
Морган? Ты бредишь.

Она не бредила. Мо вдумчиво относилась к жизни; перезрелая фантазерша
и распутница, в меру возраста она обладала невероятным талантом
сочинителя. Она продолжила приготовление пищи, но добавила, что
было бы неплохо, если бы я иногда смотрел телевизионнные новости.

– Как мужчина ты меня больше не интересуешь. Знаешь ли, нашлись
другие. Более самоотверженные. Те, которые знают, как нужно любить.
Которые поняли, что такое настоящая любовь. Мы – друзья, как и
договорились. Но у друзей должна быть какая-нибудь общая тайна.
Наша тайна – корабль, который когда-нибудь придет к этим берегам.
Согласен? Это тоже интересно.

Настолько высокопарно Монèк никогда не изъяснялась. Ясно
было, что она прочла какую-то романтическую книжку. Что-нибудь
про Изольду или «Женщину французского лейтенанта». В ее возрасте
многие увлекаются кругосветными сюжетами. Однако историю с ирландским
кораблем девочка не придумала. Копия «Дженни МакМерфи», трехпалубного
корабля, спасшего от «картофельного мора» около трех тысяч человек,
действительно собиралась пришвартоваться на северном берегу Лонг-Айленда,
выйдя из ирландского графства Керри. Следуя маршруту Колумба,
организаторы акции хотели дойти до Сан-Сальвадора и потом проследовать
вдоль северо-американских берегов, заходя к нам, в Бостон, Провиденс,
канадские гавани – всего более двадцати портов. Путешествие должно
было напомнить людям о временах отчаяния, о героическом духе эмигрантов,
их предприимчивости и целеустремленности.

– Ты ирландец? – спросила Монèк с некоторым сомнением. –
Я узнала об этом специально для тебя. Если ты какой-нибудь упрямый
поляк, могу придумать тайну и для славянина.

– Ты у нас великий специалист по тайнам, – поддакнул я. Своего
точного происхождения я не знал, как и каждый, кто находится на
этом материке уже не первое поколение. Судя по семейным слухам,
звучанию фамилии и чрезмерному пристрастию к спиртному, я отнес
бы себя к кельтам. Пусть это и звучит невыигрышно в англиканской
стране.

– Корабль голода, – продекламировала Монèк. – Твои предки
валили сюда толпами и дохли во время путешествия. «Шхуны гробов».
Вот как это называлось. И только «Дженни МакМерфи» довезла из
Ирландии каждого человека живым и невредимым. Благодаря этой барке
я познакомилась с тобой, потому что твой пращур приплыл сюда не
иначе, как на этой посудине. Завтра я еду к Наташе с тобой вместе.

– Ты думаешь, она будет тебе рада?

– Я могу посидеть в машине...

Идея ее была невинной, хотя и бестолковой. Встретить большой парусный
корабль, пришедший с моей малой родины, было мило, но не настолько,
чтобы я посвятил этому остаток лета. Определенного числа в газете
не указывалось: детали редакция «Суффолк Лайф» обещала напечатать
ближе к делу. Известно было только то, что корабль отчалил от
зеленого острова 28 июня с командой в двадцать восемь человек
(11 профессиональных моряков и 17 волонтеров) и 12 пассажирами
на борту. Восьмидесятидвухлетний капитан Том Киндр ведет судно
по следам своей пробабушки Джоанны О’Брайен, о которой за время
путешествия собирается написать роман. Монèк ликовала. Высокие
чувства побеждали низкопробный секс.

Чернавка приготовила неплохой ужин из кровавых бифштексов, приправленных
картофельным пюре и растительным салатом. Я подумал о бутылке
красного вина, но, вспомнив о возрасте своего поваренка, заменил
его холодным чаем. Мы сидели за кухонным столом. Впервые друг
напротив друга (как взрослые), при свечах. Я нахваливал ее кулинарные
способности, она увлеченно тараторила о предстоящей затее.

– Мы будем стоять на пристани каждое утро, – говорила она. – Приближение
корабля мы почувствуем сердцем. И однажды корабль придет. Тогда
получится тайна, сюрприз, настоящее чудо. Хочешь чуда?

Я слушал Монèк, все больше сомневаясь в искренности ее слов.
Эти мачты и паруса вполне могли быть основой какого-нибудь отвратительного
розыгрыша, пришедшего на ум маниакальному подростку. Меня пугала
величественность ее интонаций. Низкопробная брань и возвышенная
пошлость близки по своей природе.