Онтологические прогулки

Как бы не внушали мне Платон, Мамардашвили и другие, что для Сократа
было важно показать, проявить уважение к закону, что именно соблюдение
закона и делает человека гражданином, я не поддаюсь этому внешне
красивому и мудрому внушению, как и, полагаю, Сократ, поскольку
ничто само по себе не важно, если нет усилия человека, но не усилия
следовать закону, а усилия мыслить, то есть быть самим собой,
быть «человеком, которого знаешь».

Мышление не имеет никакого пред-данного закона выполнения, оно
«каждый раз заново», но не так, как это понимал Мамардашвили,
который понимал этот принцип как восстановление каждый раз заново
всех предпосылок действия по закону и который не дотянул этот
принцип до его полноты, сформулированной ещё Гераклитом – «в одну
реку нельзя войти дважды», или – каждый раз полностью заново,
или – когда мыслишь, полностью заново.

Стремясь войти тем же, или так же, как уже входил, ты не поддерживаешь
в мире порядок, истину и красоту, а попросту удваиваешь мир, ты
поддерживаешь то, что уже не несёт в себе ни порядка, ни истины,
ни красоты, то есть ты поддерживаешь то, в чём уже отложилось,
проявилось твоё действие, ты удерживаешь … идею! Идею как матрицу
осуществлённого опыта.

Не порядок, не истину, не красоту, а идею порядка, идею истины,
идею красоты, то есть идею уже реализованного мышления, уже опредмеченного
человека; поддерживая же уже опредмеченное, человек удваивает
себя и мир, что в философии категорически запрещено, прежде всего
потому, что удвоение мира, или поддерживание уже случившегося,
как бы благородно, мудро и пр. это не было, этим самым уже ущербно,
поскольку не позволяет человеку мыслить каждый раз заново.

Я всё время показываю себе и вам ту чёткую грань, которая существует
между совершенным мышлением, мышлением как есть, и мышлением «как
будто», «как если», и, соответственно, принципиальное различие
между жизнью «как есть» и жизнью «как будто».

Решение Сократа о принятии яда для меня – это принятие решения
о смерти, и, если одновременно ещё и решение показать другим что-либо,
так это как раз обратное навязываемому нам – показать, что без
мысли есть только идея, которая – в силу текучести всего – замещается
не-мыслью, чем-то «слишком человеческим».

В этом отношении времена Сократа ничем не отличаются от сегодняшнего
дня. Дело в том, что удвоение мира, или следование идее имеет
своим обязательным следствием – подлог, подмену, манипуляцию,
или, выражаясь внешне нейтрально, – «замещение»; а именно: если
не выполняется принцип «нельзя войти в реку дважды», то та идея,
с которой (изменившийся) человек входит в (изменившийся) мир,
необратимым образом будет нести в себе изменившееся содержание.

Мамардашвили настаивал, что афиняне не собирались убивать Сократа,
но проучить дерзкого, показать, кто в доме хозяин, заставив его
сделать то, что делали все – сбежать, эмигрировать; но Сократ
поступил не как все, приняв яд, для Мамардашвили это настоящее
действие философа – «поэтом можешь ты не быть, но гражданином
быть обязан» – такой смысл философии, как «настоящего» мышления
нам настойчиво навязывают не одну тысячу лет.

Как это похоже на добровольное принесение себя в жертву, то есть
позволяя помыкать собой, ты получаешь взамен – представление о
себе как человеке высокой идеи; тот, кто выбирает следование идее
становится благородным рыцарем, или идейным гражданином, или борцом
за свободу и пр., но большинство – в строгом соответствии с принципом
невозможности повторения – замещают содержание идеи, превращая
тем самым самый лучший закон в дышло собственного интереса.

Так, прикрываясь «благородством» Сократа, мы устраиваем собственные
делишки, забавно, что при этом все участники спектакля получают
свои бонусы: те, кто устроил суд – заткнули Сократу рот и научились
манипулировать законом, те, кто защищал Сократа, в том числе его
ученики (как будто у человека может быть ученик), – идею благородного
следования закону, то есть и те, и другие сидят в одной лодке
выживания: они научились жить в условиях «замещения» мышления
его опредмеченными матрицами – идеями.

Например, привязывая к антенне авто ленточку, я «по идее», «как
будто» проявляю уважение к истории собственного народа, прошедшего
через войну, а на самом деле (мне же не интересно, почему именно
сейчас я так зауважал историю, где было моё уважение до сих пор
и как оно выражалось?) демонстрирую всем, что я всё в той же лодке
выживания – я поддерживаю тех, кто устроил всё это, а то, что
при этом заткнули чей-то рот, и это основная причина появления
ленточек – я, конечно, догадываюсь, если не полный идиот, но предпочитаю
игнорировать. То есть я живу «как будто» помню о войне.

Помню, в моей школе был преподаватель черчения, который совершенно
не пользовался инструментом и мог начинать чертёж с любой точки;
не так важно, на каком материале мыслить, главное – мыслить, а
будут ли это действия Сократа, реклама мыла или появление ленточек
на авто – не важно.

Продолжим.

Атомы – число форм в атомах бесконечно, так как «ничто не более
такое, чем такое».

Атомы – не тела.

Атомы – полное бытиё.

Пока об атомах достаточно, для меня важно не выйти за пределы
античности, что будет с атомом в дальнейшем, будем посмотреть;
здесь стоит добавить, что мне чрезвычайно интересно знакомиться
с античным мышлением, например, до сегодня я знал только две фразы
Демокрита: «существуют атомы и пустота» и «бывают атомы размером
с мир», историю античной философии мне преподавал Чанышев, который
был интересен не пониманием философии, а представлением о том,
как должен выглядеть философ.

Признаюсь, я с некоторым опасением начал знакомиться с текстами
Демокрита, но мои опасения оказались напрасны – Демокрит мыслит
совершенно.

Комментаторы Демокрита, а также философы и физики не обращают
должного внимания на безупречную точность формулировок Демокрита,
все цитируют: атомы и пустота, хотя при этом все понимают это
как – атомы в пустоте (пространстве).

Пустота – не пространство.

Пустота – не имеет физического смысла.

Пустота – одна, в смысле – атом целостен, не имеет внешнего, поэтому
не у каждого атома своя пустота и не у всех атомов одна пустота.

Пустота – не имеет количественного смысла.

Поэтому наиболее точная формулировка – «атомы и пустота».

Далее. Переходим к более расширенной формуле: «в действительности
атомы и пустота».

И снова история философии игнорирует смысл данной формулы, пропуская
значение термина «действительность». Из этой самой истории мы
знаем, что именно Демокрит ввёл термин «действительность», но
при этом никто не удосужился (из тех, конечно, о ком я знаю) подумать,
что это означает.

Мы вкладываем в термин действительность именно тот смысл, который
уже существует в языке, но, если этот термин введён Демокритом,
то, следовательно, он имел некое особое значение, иначе зачем
его было нужно вводить, Демокрит хотел выделить и закрепить за
этим термином вполне определённое значение.

А именно: значение особого существования, принципиально отличающегося
от существования предметности, существования в качестве единичной
целостности, именно это значение и выделяется Демокритом, «действительность»
– это бытиё атомов как единичных целостностей, то есть то, что
действительно есть.

Но, неизбежно, в общественной жизни, а жизнь языка и понимания
вполне общественна, это «работающее» значение утилизуется до своего
максимально возможного употребления, поэтому достаточно скоро
термином «действительность» стали «усиливать» значение установления
существования – «это не просто есть, а действительно есть», «я
не просто так думаю, а действительно так думаю» и т.д.

Действительным стало всё, что есть; так язык расширил значение
термина, а мы потеряли при этом то, что нам говорит философ: «действительность
– в пучине»; «действительность лежит погружённой в столь глубокий
колодец, что у него нет дна», «действительность скрыта в потаённом
месте» и пр. Демокрит, конечно, не имеет ввиду, что то, что существует
(в обычном смысле), скрыто от нас, помните – «каждое ощущение
возникает и существует по истине», он имеет ввиду, что особое
существование – действительность – может только мыслиться, но
не восприниматься.

Как всегда, философы выбирают у других, а тем более у настоящих
философов именно то, что усиливает их интерпретацию, поэтому из
понимания Демокритом действительности они взяли в качестве цитат
именно те, которые выделяют скрытость действительности от обычного
взгляда, но игнорируют при этом те слова Демокрита, где показывается
то, как действительность может быть открыта человеку.

Когда философ говорит об особом существовании атомов и пустоты
и вводит для обозначения этого смысла специальный термин – «действительность»,
а также показывает, что для того, чтобы познавать действительность,
необходимы особые средства, то всё это именно так и надо понимать,
всё просто и ясно.

Дальше. У всех захватывает дух от того, как Демокрит начал своё
учение: «Я утверждаю следующее о совокупности всех вещей», представляя
себе древнего (и, следовательно, не имеющего никаких средств познания,
кроме самых примитивных, типа догадки, в отличие от нас, у которых
есть и микроскоп, и телескоп, и компьютер) мыслителя, который
взялся объяснить все существующие вещи!

Однако Демокрит и не думал объяснять все вещи, он же не дурак,
он прекрасно понимает, что «отчётливое знание того, какова каждая
вещь… сопряжено с очень большими трудностями», да и не о вещах
здесь он говорит, он говорит о «совокупности всех вещей», о «совокупности»!
– и опять мы пропускаем, не слышим, что нам говорят.

Демокрит не занимается вещами, а совокупностью, он мыслит совокупность,
целостность вещей, мыслит атомами, удерживаясь от предметности,
в которую сразу же впадаем мы, как только слышим о вещах.

Утверждать что-либо о совокупности возможно только посредством
мышления, для всего остального совокупность скрыта в глубоком
колодце; интересно, что страдание воспринималось Мамардашвили
именно как колодец.

То есть ни восприятие, ни представление, ни воображение, ни «мышление»
идеями (то есть абстрактное представление) не могут открыть человеку
действительность, то, что существует как целостность, или совокупность.
Соответственно, мировоззрение (и картина мира, и представление
о мире, чувственное или абстрактное и пр.) не может открыть действительность
– «остроте мышления зрение мешает», действительность открывается
только мышлению.

А мышление в отличие от всего предметного – совершенно, то есть
мыслить можно только совершенно: «мудрый (то есть мыслящий) человек
есть мера всего, что существует… через ощущения он есть мера чувственно
воспринимаемых вещей и через разум есть мера умопостигаемых предметов.
Ибо каждая вещь измеряется первым и простейшим в данном роде,
первое и простейшее во всяком роде есть совершенство. Итак, совершенство
есть начало самого познания любой вещи, следовательно, познание
всякой вещи совершается в познании её совершенства»!

Просто и точно; тут я понимаю, что при предварительной аксиоматизации
математики ввёл лишний принцип правильности – правильная фигура
и пр., в мышлении, а аксиомы можно и нужно только мыслить, поэтому,
например, операциональные определения должны быть исключены из
аксиом, все мыслимые фигуры – совершенны, поэтому мыслимый треугольник
– как совершенство – только правилен и никакой другой; только
уже в последующем построении появятся разновидности совершенной
фигуры (например, треугольника) – равносторонние, прямоугольные
и пр.

Обратите внимание – «ощущения истинны» и «мышление совершенно»
и именно поэтому каждый из нас знает себя как человека, как –
совершенного человека!

Но если я начинаю мыслить на основе ощущений или пытаться представить
(абстрактно ощутить) мыслимое, то я теряю и истинность ощущений
и совершенство мышления, становлюсь неспособным выделить в опыте
своей жизни ни личный опыт ощущений, ни личный опыт мышления,
то есть теряю возможность «познать самого себя», быть самим собой.

Если я пытаюсь мыслить на основе ощущений, то «ощущения ложны»
«познание посредством ощущений он (Демокрит) называет тёмным и
отрицает пригодность его для распознания истины».

И снова всё просто: чувственный опыт человека – это его чувственный
опыт, и пока он остаётся таковым – он истинен; в той мере, в какой
человек опирается на свой личный опыт ощущений, он гармоничен
со «всем чувственно воспринимаемым» и его мнение, то есть рассуждение
в рамках этого опыта – истинно.

А теперь посмотрим, как это воспринимают философы: «лишь в общем
мнении существует сладкое и горькое», говорит Демокрит, а восприятие
философов выхватывает из фразы – «лишь», которое понимают следующим
образом: если сладкое и горькое существуют лишь в общем мнении,
значит на самом деле они не существуют.

Парадокс: мы отказываем в существовании тому, что сами ощущаем!
Не так важно, как мы интерпретируем древний текст, но очень важно,
как мы относимся к самим себе. То есть мы живём «как будто» мёд
сладок!

Почему? Почему человек так легко отказывает себе в достоверности
собственного опыта? Для этого должна быть очень веская причина,
и я постоянно, из размышления в размышление, натыкаюсь на неё:
человек уже в античности отказывает себе в бытии самим собой,
таким, каков он есть, ради того, чтобы быть таким, каким он должен
быть по некой общественной матрице, так сказать, «родовой идее».

То есть человек отдаёт (отчуждает) свой собственный опыт, чтобы
получить обратно – узаконенный, скреплённый печатью правильности,
одобряемый и пр. «как бы» собственный опыт – так начинает работать
новая матрица общественной жизни, которую мы знаем как государство;
быстрое развитие которого очень скоро преодолевает некий предел,
превышает то количество очагов в полисе, после которого человечество
вступает в эпоху «народного фашизма», когда отнятый и одновременно
добровольно отданный личный опыт каждого человека возвращается
ему в виде куска общественного пирога, испеченного на огне сжигаемых
тел.

Так вот – сладкое и горькое существуют как сладкое и горькое –
то есть в полном соответствии со своей природой – лишь, только
и именно в опыте ощущений и основанном на нём мнении, вот и всё,
что говорит нам философ.

Ощущения – это лишь, только и именно ощущения, но если принимать
их в соответствии с их природой, то есть мыслить как ощущения,
а не познание, то, поскольку «каждое ощущение возникает и существует
по истине» и поскольку «всё чувственно воспринимаемое является
(состояниями) ощущения», то человек, основывающийся на личном
опыте ощущений, реализует своё совершенство ощущающего, чувственно
воспринимающего.

Ощущая, человек не познаёт, а лишь и именно ощущает; познание
– совершенно особая деятельность, которая характеризуется как
деятельность мышления; поэтому мнение противопоставляется познанию
только в том случае, если мнение претендует на познание, то есть
если я на основе своего чувственно воспринимаемого опыта буду
пытаться мыслить то, что предметом этого опыта не является.

Атомы и пустота не входят в предметность чувственно воспринимаемого,
но не потому – как нам внушают – что атомы невидимы глазу вследствие
своей малости, а потому, что восприятие чего-либо, то есть любой
чувственный опыт является одним из элементов атома, его внутренним
элементом.

Атомы невидимы потому, что видимое, слышимое, ощущаемое и пр.,
и основанное на них воображаемое (представляемое), то есть весь
чувственный опыт человека и основанное на нём мнение – предметны,
то есть существуют в предметном модусе атома и должны рассматриваться
лишь и именно как таковые, как предметный модус единичной целостности.

Мышление же не входит в предметный модус, а образует свой собственный
модус существования; целостность единичности, недоступная как
целостность чувственному опыту, может быть только мыслима, и,
если мышлению удаётся удержать самостоятельность, тем самым познаваема.

Демокрит, как и другие действительные философы, делает первый
шаг совершенства – выделяет мышление как особый модус существования
человека. «Над всем, что ускользает от взора очей, господствует
умственный взор».

Этот первый шаг мыслящего надолго определил то, как теперь – после
этого – люди могут и станут мыслить, этот шаг безупречен, демонстрация
мышления Демокритом была настолько сильна, что даже в своей превращённой,
опредмеченной форме, до сих пор определяет принципы мышления человека,
в том числе – в современной физике, к которой теперь и можно обратиться.