Онтологические прогулки

(Только для мёртвых)

Книга никогда не существовала прежде, чем была написана,
поэтому, существует безначальное несуществование
книги.

Свами Сухотрой – Шесть систем Ведической философии.

Человек овладевает истиной через смерть.

Ж.Батай

Возвращение философии к её истокам

Когда слушающий не понимает говорящего, а говорящий не
знает, что он имеет в виду – это философия.

Вольтер

Сегодня уже становится очевидным, что так называемая академическая
философия давно вышла за пределы своей естественной среды
обитания, в которой философия и сформировалась в Древней
Греции, и превратилась в мёртвую систему ритуальных заклинаний
онанистов псевдокультуры, именуемую «философским дискурсом». Но
именно сейчас, когда мир

превращается в один большой постструктуралистский проект, философия
покидает носителей этого дискурса и возвращается к своим
истокам, иллюстрируя собой модель Элиаде – модель вечного
возвращения.

Философское творчество сегодня становится психотехническим приёмом,
с помощью которого мыслящий человек, во-первых, настраивает
себя на соответствующее отношение к жизни, а во-вторых
проверяет, насколько ему это удалось. Исходя из самой природы
философии, позиция независимого мыслителя, не преследующего
целей материального благополучия и служебного продвижения, не
только обеспечивает относительную анонимность, но и отрицает
конвенциональную возможность подхода к философии как
бесконечному аутистическому процессу толчения воды в ступе. Этот
процесс вполне соответствует аутентике сегодняшней философии,
как продукта современной цивилизации с её разложившимися
институтами информационного насилия.

Современность обеспечила возврат философии в изначальную среду её
обитания, что заставляет говорить о стиле вместо привычного
для академического агитпропа «профессионального подхода».
Более того, сам квазипрофессиональный подход стал
свидетельствовать не только о провинциализме его сторонников, но – в силу
своей неадекватной оценочности – о симуляционности
профессиональной философии в целом. Последняя давно уже выступает в
качестве удобной конвенции, замещающей сакральную эстетику
философской духовности конформистской спекулятивностью
философствующих ремесленников. Однако профессиональную философию
рано хоронить, ибо она имплицитно выполняет смыслообразующую
функцию – постольку, поскольку ярко отражает процессы
фатального распада разлагающейся химеры современного мира.

Глава 1.

Капитан души

Премудрый человек не обладает человечностью.

Для него все люди – словно соломенные собаки.

Лао-Цзы

В духе Эдгара По, но совсем не страшно.

Гуляя вместе с моим покойным другом Александром Чавушяном в
окрестностях Великого Новгорода, мы вышли на оставленную кем-то
поляну, где живописно открывался вид на пепелище от сгоревшего
костра и кучи отбросов. «Вот это напоминает мне наше
поколение, которое «мы вместе», – сказал я, показывая на отбросы.
«Да нет, мы, скорее, сгоревшее», – ответил мне Чавушян.

Макиавелли говорил: «То, что в обычной жизни называется убийством, в
политике именуется – «нанести большой урон неприятелю».
Применение насилия, которое раньше было рассеянно, теперь
сконцентрировано.

Приговорённый ложится на медицинский стол для получения смертельных
инъекций. Казнь состоит из трёх этапов, в процессе которых в
вену вводятся три раствора, первый лишает его сознания,
второй останавливает работу лёгких, а третий останавливает
сердце.

Согласно туманному выражению Ясперса: «человек видит мир
человеческой деятельности в действительности государства как
безжалостной

непреклонности». Начиная с эпохи Сократа, демократия была и остаётся
непреклонна к срывающим с неё маски, которые скрывают её
постановочный характер. Разница между театром и демократией
заключается в том, что театр честно и правдиво признаёт, что
он – театр. Демократия же, в отличие от театра, лживо
пытается скрыть, что она – тоже театр. Что касается так называемой
российской демократии, то она представляет собою даже не
театр, а цирк клоунов.

Ожидая казни, смертник пишет несколько писем друзьям и эссе – для
публикации. Это, по его мнению, должно дать исчерпывающий
ответ на вопрос, почему он сделал то, что сделал. «Изучив
внешнюю политику государства, я решил послать сигнал власти,
которая становилась всё более агрессивной. Моё действие в
нравственном и стратегическом смысле было эквивалентно воздушным
ударам по городам и мирному населению заведомо неспособных
защитить себя стран». Это означает, что государство напрасно
претендует на монополию легитимного применения насилия.

Присутствовавшие на казни свидетели вспоминают:

– Он смотрел так, будто хотел сказать, что получает не то, что
заслужил, а то чего хотел. Я чувствую себя обманутой.

– Мы надеялись, что, хотя бы перед смертью, он скажет что-то вроде
«извините», но в его взгляде я ничего такого не прочла.

– Не сказав ни слова, он оставил последнее слово за собой.

Однако последнее слово всё-таки было сказано. За два дня до казни,
через адвокатов он распространил стихотворение английского
поэта XIX века Уильяма Хенли «Invictus» («Непобедимый»):

INVICTUS
Из ночи, которая меня окружает,
Чёрной, как шахта,
Я благодарю богов,
Давших мне непобедимую душу.
В тисках обстоятельств
Я не хмурился и не рыдал.
Под ударами судьбы
Моя голова окровавлена,
но не сломлена.
За этим местом гнева и слёз
Нет ничего кроме ужаса тени.
Но, не смотря на угрозу,
которую несут мне годы,
Я не пугался и не испугаюсь.
Неважно, как узки врата,
Неважно, как много
преступлений в свитке,
Я властелин своей Судьбы,
Я капитан своей Души.
William Henly.

...«Лучше пусть искра моей жизни погаснет, ярко вспыхнув, чем тлеет
вечно в пыли. Лучше блистать как метеор, чем быть мрачной
вечной луной. Я хотел бы быть золой, но не пылью». Jack
London,1906.

Глава 2

Возможно ли мышление без страха?

Нам нечего бояться, кроме самого страха.

Ф.Рузвельт

Последний взгляд человека можно по праву назвать моментом истины.

Умирая, человек с облегчением видит, что многие его страхи были
абсолютно напрасны. Ежедневно настигая смерть, человек приходит
к пониманию этой истины ещё при жизни. Так начинается
мышление без страха.

Человек обладает мышлением и, единственный из всех живых существ,
знает о своей конечности. Предчувствие гибели, свойственное
животным, в человеческом мышлении становится философией. Так,
библейский мыслитель Екклесиаст, справедливо заметил, что
«кто умножает знание, тот умножает скорбь». Возможно, поэтому
человек стал единственным существом на Земле, систематически
и целенаправленно уничтожающий сам себя и себе подобных.
Это стало для нас одним из иллюзорных способов обретения
свободы выбора.

«Знать, что ты смертен, означает умереть как минимум дважды, нет,
означает умирать всякий раз при мысли, что ты должен умереть»,
– писал румынский мыслитель Эмиль Чоран. И действительно,
что ужаснее – ужас без конца или ужасный конец? Весь ужас
заключается в том, что часто люди, не исключая и маленьких
детей, бывают вынуждены претерпеть и то и другое. И здесь едва
ли поможет известный философский парадокс Эпикура, согласно
которому смерти для человека не существует, ибо пока он жив –
смерть ещё не пришла, а когда наступила смерть – нет самого
человека. Разумеется, Эпикур стремился преодолеть не саму
смерть, а страх перед ней, который, по его мнению, наряду со
страхом перед богами отравляет человеческую жизнь и делает
людей несчастными. Относительно богов Эпикур скорее всего
заблуждался, ведь представления о богах существуют во многом
именно чтобы помочь в преодолении страха смерти. А люди
действительно боятся не столько самой смерти, сколько связанных с
нею мучений и в этой связи можно считать удачей те эпизоды,
когда смерть наступает внезапно.

Вот умирает женщина. Вначале она пожелтела, потом у неё раздулся
живот и она стала страшно хрипеть. Через некоторое время она
впала в кому, но ещё несколько дней продолжала хрипеть и
стонать. Наконец, у неё хлынула горлом кровь, и она умерла, но
даже после этого кровь продолжала сочиться. Быть может,
какая-то сила, наблюдая наши страдания, проводит опыты над людьми?

Известный датский философ 19 века Сёрен Кьеркегор большое внимания
уделял именно подготовке к смерти («Болезнь к смерти») и,
видимо, поэтому пришёл к пониманию трагической сущности
человеческой жизни. Но, если жизнь есть не что иное как страдание
страх и вина, то присутствует ли в ней хоть какой-нибудь
смысл? Оправдана ли привязанность к жизни? И если жизнь лишена
ценности, то не всё ли равно как жить?

Окончательная альтернатива, к которой пришёл Кьеркегор, выглядит
так: либо разум, либо отчаяние. Жизнь, наполненная страданиями,
приобретает смысл и оправдание как путь ко спасению через
искупление страданием. Человек страдает не столько
непосредственно от трагизма собственной жизни, сколько от разумного
осмысления и осознания неизбежности этого трагизма, который
венчается более или менее мучительной смертью. Поэтому разум
выступает в качестве родового проклятия человека. Не
случайно, как повествует Библия, после того, как первые люди вкусили
плоды с древа познания, они утратили рай. Понятная
аллегория – ведь животные до сих пор пребывают в райском неведении,
и относительно собственной смерти в том числе. Согласно
учению Кьеркегора, если разум приводит людей к отчаянию, то
спасти от него способна исключительно вера. Страх смерти у
искренне верующего человека уступает место её ожиданию в качестве
единственно-возможной окончательной истины и избавления.
Страх устраняется отрицанием смерти, а пренебрежением к жизни,
волей к смерти, преклонением перед ней. «Смерть есть
всеобщее счастье всех людей… Смысл и назначение жизни – довести
себя до высшей степени презрения к жизни», – подытожил в своём
«Дневнике» Кьеркегор.

Не быть, не существовать – самая страстная потребность человеческого
разума с момента, когда разум сознаёт себя в унизительном
состоянии одной из функций человеческого организма, а
возможно и раньше. «Быть может, высшее наслаждение рождения – это
не что иное, как предвкушение смерти, разрыв своей
собственной жизненной сущности», – писал в своём эссе о трагическом
чувстве жизни испанский философ Мигель де Унамуно.

Однако разум может стать из видового проклятия верным союзником
человека. Для этого необходимо использовать его по назначению:
не для придумывания предметов, делающих относительно
комфортными неустранимые экзистенциальные страдания, а для того,
чтобы честно взглянуть на мир и попытаться отыскать
принципиальное решение проблемы. Совершенно очевидно, что лишено
всякого смысла развивать материальную составляющую жизни человека,
ибо как раз она в первую очередь и обречена на разрушение.
Бессмысленны попытки зацепиться за вещи, социальные связи
или даже за само время. «Я тщетно пытаюсь зацепиться за
мгновения, они ускользают от меня, нет ни одного, которое не было
бы мне враждебно, не отторгало бы меня, не уведомляло бы
меня о своём отказе иметь со мной дело. Все они мне не доступны
и одно за другим провозглашают моё одиночество и моё
поражение», – писал Эмиль Чоран. – «Познание самого себя всегда
обходится слишком дорого, как, впрочем, и познание вообще,–
рассуждает он далее. – Когда человек доберётся до глубин, ему
не захочется жить. В объяснённом мире ничто не может иметь
смысла, кроме самого ничто. Предмет, который досконально
осмотрели, лишается своей ценности. После этого ему лучше
исчезнуть».

Именно в этой связи, человек, стремящийся мыслить честно, неизбежно
обращает свой взор к Ничто, которое становится исходной
точкой его метафизического пробуждения. При этом Ничто мыслится
как единственная абсолютная истина, не боящаяся ничего, даже
отрицания всякой истины и самой идеи истины. Получается
так, что смысл жизни можно найти, но этот смысл отрицает её
саму. Понять и принять первичность абсолютного Ничто,
случайность и излишний (избыточный) характер Нечто – означает принять
существующий ход вещей и встроиться в него. Если мыслить
категориями китайского даосизма, то равносильно созерцанию
Пути (дао), невидимого для большинства людей, воспринимающих
проявленный материальный мир как единственную реальность и в
силу этой причины бессмысленно блуждающих впотьмах. Человек
бывает охвачен страхом, когда на что-то надеется: безнадёжно
больной боится врача, а верующий – Бога. Надежда умирает
первой. Безнадёжность – это свойство, доступное лишь очень
сильным. Философия, дающая жизни смысл – это антифилософия
Ничто: если хочешь ничего не бояться, следует помнить о том, что
бояться нечего. Ибо ничего нет.

Мы молоды, как наша Воля к смерти, и стары, как наши страхи умереть.

(Продолжение следует)