Онтологические прогулки

(Только для мёртвых)

Начало

Глава 3

Тёмные звёзды небытия

Сегодня ночью все будет хорошо.
Сегодня ночью все будет хорошо.
Будет ни лето, ни осень, ни весна, ни зима,
Никто не станет думать, и никто не сойдет с ума.
Никто не родится и никто не умрет,
И не покончит с собой, и никто никого не убьет.
Никто не будет уродлив, не будет красив,
Никто не будет мертв, зато никто не будет жив.
Сегодня ночью все будет хорошо.
Сегодня ночью нигде не будет ничего.
Сегодня ночью нигде не будет никого.
Сегодня ночью все будет хорошо.

Михаил Науменко

1. Воля к смерти.

Смертью уничтожается всё. Если бы было возможно простым
волеизъявлением мгновенно и безболезненно перестать быть, человечество
не просуществовало бы и двух-трёх поколений. Но механизм
саморазвития и саморазрушения бытия предусматривает всевозможные
уловки, с помощью которых заставляет людей цепляться за
жизнь, пока, наконец, они всё равно с отвратительным гниением
не становится добычей могильных червей. Кто-то из философов
сказал, что любая жизнь – это растянутое во времени умирание.
Смерть каждое мгновение подходит всё ближе и ближе к своей
жертве, уравнивает серийного убийцу детей и Льва Толстого,
приводя их обоих в итоге к абсолютному нулю. Небытие
представляет собою такую всеобъемлющую и единственную реальность,
что бытие оказывается всего лишь иллюзорной видимостью. Бытие
присутствует только вчера и сегодня, а Небытие было, есть и
будет всегда.

В эпоху Зенона и Эпикура в Древней Греции жил философ Гегесий,
прозванный Учителем Смерти. Он принадлежал к Киренской школе,
основатель которой Аристипп учил, что смысл жизни заключается в
наслаждениях, а потом совершил самоубийство. Гегесий был
убеждён в том, что в мире царит страдание. Лучшее, что может
сделать человек – это постараться не печалиться об этом и
проявлять бесчувственность к смерти. Гегесий настолько
убедительно показывал ничтожество жизни, что многие его слушатели
совершили самоубийство и в результате ему запретили
проповедовать его взгляды. Однако Гегесий, также как Артур Шопенгауэр,
отрицавший волю к жизни и доживший до глубокой старости,
вовсе не призывал к немедленному самоубийству – он
проповедовал презрение к жизни и волю к смерти, то есть готовность
умереть в любую минуту. Ведь, как говорил Фалес, между жизнью и
смертью нет никакой разницы. Однако, когда его спросили –
почему же он, в таком случае, не умрёт, он резонно ответил –
именно поэтому.

В истории философии известна ещё одна воля – ницшеанская воля к
власти, которая обычно рассматривается, как некое утверждение
жизни. Однако воля к власти у Ницше вовсе не означает
банальной тенденции к господствованию. Скорее это стремление выйти
за пределы самого себя, проистекающее из ощущения недостатка
и неполноты повседневного существования. Развивая концепцию
Ницше, можно сказать, что воля к власти одновременно
выступает в качестве воли к смерти или воли к Ничто, в которой,
однако, имеет значение не столько результат, сколько сам
процесс. Данный экзистенциальный императив предельно ясно
прозвучал в высказывании Ж.Батая: «Умри, как собака!» Философское
обоснование воли к Ничто, как проявления воли к власти можно
найти в философии Хайдеггера: «Волить Ничто отнюдь не
означает волить отсутствие всего действительного – нет, это как раз
означает волить действительное, но только такое
действительное, которое всё и повсюду уничтожает, т.е. волить
уничтожение. И в таком волении власть по-прежнему обеспечивает себе
возможность повелевания, возможность быть господином».
(М.Хайдеггер. «Ницше и пустота»).

Что же представляет собой всепобеждающее Ничто? Рассмотрение данного
понятия необходимо начать с выявления близких ему смыслов.
В частности, в философской литературе часто проводится
различие между тремя родственными блоками понятий: «небытие»,
«пустота» и «ничто». Однако, следует сделать оговорку
относительно того, что перечисленные понятия в содержательном
отношении весьма близки между собой. Поэтому их дифференциация
носит достаточно условный характер.

2. Небытие есть, а бытия нет.

Всех нас не будет. Хотя это уже было.

Простые люди слишком полагаются на то, что видят и слышат. Трудность
в определении небытия заключается в том, что дух не имеет
представления о Ничто. Он останавливается у той линии, за
которой исчезают созерцание, и понимание. О Ничто невозможно
создать ни образа, ни понятия, оно находится за пределами
любых определений, потому что ничто – это и есть дух.
Растворение духа в пустоте небытия – это самосознание духа.

Тем не менее, небытие обычно определяется как отсутствие бытия.
Понятие «небытия» отличают от «ничто», если определять последнее
как отрицание определённости. В историко-философской
традиции небытие, как правило, лишается субстанциональной
содержательности и рассматривается в качестве категории,
противоположной бытию. Сложность осмысления «небытия», на которую
указывал Парменид, заключается в следующем: небытие – это
отсутствие, однако определение отсутствия должно быть основано на
каких-нибудь признаках. С другой стороны, наличие признаков
предполагает существование объекта описания. В результате
возникает парадокс наличия отсутствия небытия. Этот кажущийся
парадокс подводит к идее о самодостаточности и
субстанциональности небытия – идее, которой владели древние и
средневековые мистики. Правда, при этом они чаще оперировали понятием
«ничто». Выражение «вселенная есть ничто», рассматривалось в
контексте концепции о растворении человеческого духа в
Абсолюте, составлявшей позитивный аспект многочисленных
мистических учений. Сам же Парменид ошибочно отождествляет бытие с
реальностью, отказывая тем самым в реальности небытию. В
соответствии с его учением «бытие есть, а небытия нет», вследствие
чего последнее невозможно помыслить и описать рационально.
А основатель наиболее яркого древнегреческого
материалистического учения Демокрит был напротив убеждён в существовании
как бытия (атомов), так и небытие (пустого пространства между
ними). При этом «небытие» у Демокрита, подобно «пустоте» в
буддизме, рассматривается не как абсолютное отсутствие, а
скорее в качестве некой особой формы существования. Помимо
этого, идея Небытия, в виде предположения, присутствует в
учении софиста Горгия, который заявлял, что во – первых ничего
нет, во-вторых, если что-то есть, то мы об этом не узнаем и,
в-третьих, если всё-таки узнаем, то не сможем рассказать
другим. А разрабатывавшие так называемую отрицательную или
негативную теологию средневековые европейские богословы,
использовали понятие Ничто, как указание на то, что природа Бога
недоступна пониманию и находится за пределами всех возможных
определений.

В целом же, афоризм Парменида о невозможности существования небытия
надолго ограничил осмысление позитивной составляющей этого
понятия. Европейская философская традиция в целом до сих пор
отказывает Небытию в его субстанциональности. Что касается
российской философской литературы, то здесь можно отметить
книгу Натана Солодухо «Философия небытия», в которой автор
разработал теорию мира как единства бытия–небытия,
сформулировал принципы и законы философии небытия, обосновал проблему
соотношения бытия–небытия как исходную философскую проблему.
Однако создатель «теории философии небытия» рассматривает её
исключительно как метафизическую модель и не делает из
полученных результатов никаких экзистенциальных выводов. Намного
раньше субстанциональный смысл абсолютного Небытия был
открыто провозглашён русским советским философом Арсением
Чанышевым в написанном им ещё в шестидесятые годы двадцатого
столетия, в условиях жёсткой цензуры «Трактате о небытии». Это
произведение по понятным причинам было опубликовано
сравнительно недавно и до сих пор воспринимается некоторыми
представителями официальной бюрократической философии в качестве
неудачной интеллектуальной шутки мыслителя, как нечто совершенно
несерьёзное, философский курьёз. И действительно, в своём
произведении Чанышев демонстративно нарушает все гласные и
негласные принципы, в соответствии с которыми в течение многих
десятилетий фабрикуются многословные и не представляющие ни
малейшей ценности «философские» монографии – то есть, он
выступил в роли нарушителя конвенции. Достаточно сказать, что
философский трактат Чанышева написан понятным для всех языком,
что само по себе является страшным ударом по имитационной
стилистике бюрократической философии, в соответствии с
которой, когда на вопрос отвечает философ, перестаёшь понимать
вопрос. Говоря о характерном для большинства современных
профессиональных философов терминологическом словоблудии, Эмиль
Чоран, в частности отмечал, что самые банальные идеи,
переведённые на философский жаргон, способны приобрести кажущуюся
значимость и весомость: «Когда философ переходит на нормальный
язык, сразу становится ясно, как мало ему есть что сказать.
Я всегда считал, что философский жаргон – это невероятный
обман». Если в древности силой слова останавливали солнце и
разрушали города, то уже в средневековье пустопорожняя
болтовня ни о чём стала престижным, хорошо оплачиваемым видом
деятельности. Иначе говоря, имитаторы от философии не утверждают
ничего, но утверждают это очень непонятными словами. Как
говорил в 19 веке американский писатель Генри Торо: «В наше
время существуют профессора философии, но не философы».
Видимо, Чанышев стал редким исключением из отмеченной Торо
закономерности. Согласно его взглядам, всё возникает из Небытия, в
которое неизбежно в конце концов возвращается. Да и
возникает ли в действительности это самое всё, или оно тоже, по
крайней мере, потенциально, не существует? При этом бытие
рассматривается им как временная и случайная аномалия всё того же
Небытия. В подтверждение своей позиции Чанышев сформулировал
следующие тезисы:

1) Небытие абсолютнее бытия в той же мере, в какой субстанция
абсолютнее своих состояний;

2) Случайное абсолютно, а закономерное относительно, ибо ни один
закон не может предусмотреть всех случаев. Вообще говоря, для
случая нет закона. Закон есть только для случаев;

3) Небытие, в котором как в среднем погашаются все
противоположности, есть абсолютное этих противоположностей. Вспомним хотя бы
нулевую плотность во вселенной;

4) То, что есть – это лишь малая часть того, что есть, что было и
что будет, т.е. Небытия;

5) Движущееся тело находится в одной, конечной части пространства, и
не находится в другой, бесконечной части пространства;
любое тело существует в конечной части пространства и не
существует в его бесконечной части;

6) Все возникает на время, а погибает навечно. Возникновение и
гибель неравномощны. Коль скоро время не феномен, а существенное
свойство бытия, коль скоро все преходяще, то Небытие
абсолютно, а бытие относительно. (И, следовательно, конец света
неизбежен).

Таким образом, Чанышев считает, что лежащее в основе всего Небытие
(пустота) иллюзорно выступает как мир в его кажущемся
многообразии. Небытие первично, оно представляет собой нормальное
состояние мира, в то время как бытие – всего лишь временное
отклонение, форма существования небытия. Небытие небытия есть
бытие. Поскольку небытие существует, не существуя, и не
существует, существуя, оно есть время. Только небытие может
быть и первопричиной и самопричиной: ведь то, что не
существует, не нуждается в причине для своего существования. Всё
большие скорости, всё более высокие темпы жизни, всё более
дальние перемещения в пространстве, – разве это не стремление
бытия хотя бы на миг оторваться от небытия?

«Мы все ходим по тонкому льду над океаном небытия. Чем интенсивнее
бытие, тем оно более хрупко, тем оно сильнее подвержено
гибели», – говорит Чанышев. – «Любовь – это попытка зацепиться за
чужое бытие, и тем самым сделать своё бытие более
устойчивым». Отсюда берёт начало и любовь к Богу: ведь часто именно
перед лицом невыносимых физических и душевных страданий люди
обращаются к Богу, пытаясь зацепиться за его вечность.

На эти доводы можно было бы возразить, например, следующим образом:
всё преходяще в частных своих проявлениях, а в своих
сущностных, то есть, в идеальных основаниях оно вечно. В таком
контексте «ничто» можно одновременно рассматривать как «нечто».
Может быть, это и есть та самая пустота или нирвана, которая
«в позднем буддизме дхармы выступает как мир во всём его
многообразии»?

В завершение своего трактата Арсений Чанышев утверждает мужество
небытия, представляющее собой мужество абсурда, то есть
самоутверждение бытия вопреки факту небытия. Помимо этого, его идеи
порождают закономерный вопрос: каким образом изначальное и
субстанциональное Небытие могло продуцировать бытие? Сама
постановка данного вопроса свидетельствует о том, что,
несмотря на провозглашаемый Чанышевым последовательный
материалистический подход, его философская концепция и вообще – всякое
мужество быть (в том числе и вопреки небытию) – всё это имеет
явные или скрытые идеалистические, в том числе и
мистические основания. Согласно которым бытие и сопутствующие ему
страдания иллюзорны, потому что Небытие есть, а бытия нет.

3. Ничто ничтожит.

Ничто – это термин, фиксирующий отсутствие качественной
определенности, в отличие от небытия, которое, как уже было сказано,
традиционно рассматривается в качестве отсутствия бытия в
целом. Иногда Ничто отождествляют с небытием, то есть
рассматривают в качестве простого отрицания бытия. Помимо этого,
«ничто» имеет дополнительное онтологическое значение, выступая как
активное начало отрицания, негативности.

В переносном смысле, понятие «ничто» используется как гипербола
умаления значения объекта или явления.

Поскольку всякое сущее есть единство двух аспектов – бытия и
сущности, постольку ничто, служащее отрицанием аспекта
определенности, выступает одновременно и как отрицание бытия. Но «ничто»
не есть «небытие». Анализируя эти понятия, мы видим разные
смыслы отрицания. «Ничто» есть отрицание определенности, а
небытие есть отрицание существования. Именно поэтому понятие
Ничто так часто рассматривается в философской и религиозной
мистике как лишённое определённости существование, то есть
способно приобретать несвойственный Небытию позитивный смысл.
Этот смысл заключается в том, что материальное «ничто»
одновременно является духовным «всё».

Так, Платон и неоплатоники, Гегель и другие признавали «ничто» как
ключевую категорию онтологии (как бог, бытие, абсолют и
другие), отрицая таким образом принцип, согласно которому «из
ничего ничто не возникает» (лат. ex nihilo nihil fit).

В другом подходе, который берёт начало в элейской школе
древнегреческой философии, «ничто» проистекает из формального отрицания
и определяется как формально-логическое понятие. При этом
«ничто» обычно отождествляется с небытием. Великий греческий
мыслитель Аристотель был убеждён в том, что философия
начинается с удивления. Видимо поэтому философы не перестают
удивляться жизни, которая дана человеку ради ничего.

Некоторые философы считают, что «пустота», «ничто» и тому подобное –
всё это возможно лишь в качестве понятий, существующих в
сознании человека. В материалистической философии понятие
«ничто» вообще не является философской категорией, поскольку
противоречит принципу неуничтожимости и единства материального
мира.

С христианской точки зрения, вечное «ничто» является проявлением
божественного вездесущия. Из ничего были сотворены и ангелы, и
видимая Вселенная. В этой связи интересна книга библейского
скептика Екклесиаста, в которой отсутствует какой-либо намёк
на продолжение жизни после смерти. Екклесиаст не
придумывает утешений наподобие привычных для нас представлений о
вечности и жизни, которая в момент смерти не умирает. Его, мягко
говоря, необычную для Библии позицию резюмирует риторический
вопрос: «Что пользы работающему от того, над чем он
трудится?» (3,9). Для подтверждения своих взглядов Екклесиаст берёт
наилучший из возможных сценариев человеческой судьбы:
рассказывает о царе, который познал и мудрость, и богатство, и
власть. Царь преуспел во всех своих делах, он построил свой
мир, он получил от жизни всё, чего только может пожелать
человек. Но даже самая «удавшаяся» жизнь не может избежать конца,
то есть смерти (2, 13-17). Плоды труда после смерти
неизбежно попадают в чужие руки и вполне могут оказаться в руках
безумных (2, 18-22). Иногда это происходит уже при жизни, но,
в любом случае, последний удел человека – это тьма и
несчастья (2, 21-23). В итоге Екклесиаст приходит к заключению, что
даже при самом идеальном раскладе ничто в этой жизни не
принадлежит человеку. Добавим – за исключением самого Ничто.
Ведь понятие Ничто настолько всеобъемлюще, что с его помощью
возможно объяснить природу самого Бога. Так, по словам
испанского философа, большого любителя парадоксов Мигеля де
Унамуно, «Мы создаем Бога, чтобы спасти Вселенную от ничто». Но
возможно ли избавить Ничто от самого себя?

С диалектикой Ничто отчасти связано ключевое понятие иудейской Каббалы –

Эйн Соф, что означает «Безграничный» или «Беспредельный», Божество
эманирующее и распространяющееся. Эйн Соф пишется также как
En Soph и Ain Suph, но никто, даже раввины, не уверены в
написании гласных. У ранних халдейских каббалистов Эйн Соф
означал нечто «без формы и существования», «не имеющее подобия ни
с чем другим» (Франк, «Die Kabbala»). То, что Эйн Соф
никогда не рассматривали как «Творца», утверждает такой
ортодоксальный иудей, как Филон, который «Творца» называет Логосом,
следующим за «Беспредельным», и «Вторым Богом». «Второй Бог
есть мудрость его (Эйн Софа)», говорит Филон («Quaest. et
Solut»). Таким образом, в религиозной метафизике
древнееврейских философов Принцип Единого являлся абстракцией, подобно
индийскому Парабрахману. Однако современные каббалисты весьма
преуспели сейчас, с помощью софистики и парадоксов, в
создании из Эйн Софа «Всевышнего Бога». «Божество есть Ничто; оно
безымянно и поэтому названо Эйн Софом; при этом Эйн означает
«ничто». (Франк, «Kabbala»).

Рассматривая далее эволюцию понимания «Ничто» в истории философии,
мы обращаемся к учению Гегеля. Истоки своей диалектики бытия
и ничто Гегель находит в предшествующих философских учениях:
бытие в его чистой форме он впервые обнаруживает у
Парменида, а ничто – в буддизме. Однако очевидно, что основным
теоретическим источником для него явилось понимание взаимосвязи
бытия и небытия, которое присутствует в философском учении
Платона (диалог «Софист»). Платону удалось избавить бытие как
идею от абстрактной тавтологичности и, определив небытие как
иное бытию, постоянно ему сопутствующее, придать основным
категориям динамику, выстроить онтологическую систему как
комплекс взаимосвязей. Здесь трудно не заметить предвосхищение
гегелевской онтологии, преодолевшей статичность и
односторонность прежних фило-софских систем.

Исходным пунктом теоретизирования для Гегеля явилось представление о
полной абстракции и пустоте начала системы, которая,
определившись и став «конкретнее» в ходе диалектического процесса,
должна к этому началу вернуться. Бытие как абстрактная и
неопределенная непосредственность отождествляется Гегелем с
Ничто, и оба эти понятия, переходя друг в друга и исчезая друг
в друге, становятся моментами становления. «Бытие и ничто
исчезают друг в друге, так что реально существует лишь
«движение непосредственного исчезновения одного в другом» (Гегель
Г.В.Ф. Наука логики). Конечным пунктом философской системы
Гегеля остаётся бытие, однако не абстрактное и пустое, а
наоборот, полное и конкретное, характеризующее Абсолют, который
есть бытие в его наиболее совершенной форме.

Однако, если следовать идее об изначальном и субстанциональном
характере Ничто, который в этом отношении можно приравнять к
Абсолюту, то тогда мы получим, что Ничто (Небытие), проходя
через собственное осознание и отрицание посредством мыслящего
бытия, в итоге вновь и окончательно возвращается к состоянию
Абсолютного Ничто, то есть к небытию в его законченной и
совершенной форме. При этом Абсолютное Ничто рассматривается как
содержательное нечто, или, иначе говоря, как «духовное
всё». А «Дух достигает своей истины, лишь находя самого себя в
абсолютном разрыве», – утверждал Гегель. Таким образом,
негативная интерпретация системы Гегеля позволяет сделать
предварительный подход к пониманию объективного смысла
материализации Ничто в форме разрыва непрерывности, то есть, временного
перехода части небытия в бытие и обратно. Мы видим, что если
бытие существует во времени, то Небытие – вне времени, т.е.
в вечности, а их диалектическое взаимодействие переводит
Абсолют на качественно более совершенную ступень
субстанциональной трансформации.

Ещё один, намного менее известный немецкий философ, живший в 19 веке
– Филипп Майнлендер, считал себя последователем пессимиста
Артура Шопенгауэра, однако был убеждён в том, что
философский пессимизм необходимо утверждать не только в теории, но и
на практике. Поэтому, выпустив в свет книгу «Философия
искупления», в которой он придал существованию мира смысл, чтобы
со спокойной совестью его покинуть, Майнлендер с чувством
глубокого удовлетворения совершил самоубийство. В своей книге
он написал, что «Бог умер, и его смерть стала жизнью мира».
Поэтому государство и общество должны стремиться к такому
устроению, при котором формировалась бы культура понимания
бесцельности жизни и сотрудничества с Богом в его стремлении к
Ничто.

Понятие «ничто» рассматривается и в философских текстах раннего
Хайдеггера. «Исследованию подлежит сущее и более – ничто, одно
сущее и кроме него – ничто; единственно сущее и сверх того –
ничто», – писал он в своём докладе «Что такое метафизика?».
– «Где нам искать Ничто? Как нам найти Ничто? ...Как бы ни
обстояло дело, Ничто нам известно, хотя бы просто потому, что
мы ежечасно, походя и бездумно, говорим о нем... Ничто есть
полное отрицание совокупности сущего. Когда мы нападаем на
след Ничто? Когда нас охватывает глубокая тоска, бродящая в
безднах нашего бытия... Бывает ли в нашем бытии такая
настроенность, которая способна приблизить его к самому Ничто? Это
может происходить и происходит – хотя достаточно редко,
только на мгновения – в фундаментальном настроении ужаса. Под
«ужасом» мы понимаем здесь не ту слишком частую способность
ужасаться, которая по сути дела сродни избытку боязливости.
Ужас в корне отличен от боязни... Ужасом приоткрывается
Ничто».

Очевидно, что речь у Хайдеггера идёт о «страшной пустотной мудрости
Ничто», о которой говорилось выше. Философ подчёркивает
первичный и основополагающий характер Ничто по отношению к бытию
в целом и по отношению к субъективному восприятия бытия
человеком: «Только на основе изначальной явленности Ничто
человеческое присутствие способно подойти к сущему и вникнуть в
него... Человеческое присутствие означает выдвинутость в
Ничто… Выдвинутость нашего бытия в Ничто на основе потаенного
ужаса есть перешагивание за сущее в целом: трансценденция.
Наше вопрошание о Ничто призвано продемонстрировать нам
метафизику саму по себе». Таким образом, согласно Хайдеггеру,
сущность метафизики составляет погружение в Ужас Ничто. А без
этого метафизика невозможна – независимо от того, задумываются
ли об этом и отдают ли себе в этом отчет люди, которые
пытаются рассуждать метафизически. Одновременно возникает новая
формулировка основного вопроса философии: «почему вообще есть
сущее, а не, наоборот, Ничто?» Таковы основные аспекты
учения Хайдеггера о бытии и ничто.

Размышления на эту тему мы встречаем и в творчестве французского
экзистенциалиста Жан-Поль Сартра, в частности, в его
произведении «Бытие и Ничто». В этом трактате Сартр придерживается
традиционных для философии взглядов на содержание небытия
(ничто) как лишённого самостоятельной сущности и выступающего в
качестве антитезы субстанционального бытия: «Итак, Ничто не
есть. Если мы можем о нем говорить, то это потому, что оно
обладает видимостью бытия, заимствованным бытием… Бытие,
посредством которого Ничто приходит в мир, должно быть своим
собственным Ничто». В действительности же, скажем мы, Ничто не
приходит в мир, а творит этот мир, как и бытие в целом, в
качестве своей временной аномалии. Во всяком месте и в любое
время мы обнаруживаем Ничто – как единственную перспективу и
неизбежность. В принципе, каждое бытие представляет собой
своё собственное Ничто, существующее по причине
несуществования. Равно как и субстанциональное Абсолютное Ничто существует
именно в силу своего несуществования, постоянно поглощая
разрозненные фрагменты бытия. Ведь движение – это вечный
процесс уничтожения. Такова основная онтологическая функция Ничто:
оно ничтожит.

И наконец в восточной философской традиции понятие, близкое к Ничто
(но не тождественно ему) обычно обозначается как «пустота».

4. Причастие пустоты.

Сквозь тебя, сквозь меня
катит волны свои пустота,
на заре проступая прожилками крови,
мёртвой гипсовой маской, в которой застыла
мгновенная мука пронзённой луны.
Посмотри, как хоронится всё в пустоту.
И покинутый лес и огрызки от яблок.
Посмотри, как тосклив ископаемый мир,
не нашедший следа своих первых рыданий.

Ф.Гарсиа Лорка

Существующие пары философских категорий, такие, как

истина и заблуждение,
жизнь и смерть,
свобода и рабство,
красота и уродство,
наслаждение и страдание,
любовь и ненависть,
разрушение и созидание
и другие,

представляют собой отражение Абсолютной Пустоты двумя зеркалами.

В восточной мудрости есть древняя концепция Небытия (Пустоты),
которая нашла своё отражение в современной физике (теория
вакуума) и в космологии.

Уже в «Ицзин» – китайской классической «Книге перемен» – мир
выплывает из Небытия, становясь на время одним из его состояний и,
подчинившись ритму мирового развития, реализовав свою
основную возможность самопознания, возвращается обратно в вечность
Небытия, согласно принципу движения «туда – обратно». Мир
растворяется в Небытии, которое представляет собой
возможность бесконечного творчества» («Книга Перемен»). Небытие
обладает особой созидательной функцией – возможностью творить из
Ничто новое Ничто.

Концепцию Пустоты мы встречаем и в философии даосизма. В качестве
примера можно привести даосский канонический текст под
названием «Книга эзотерического объяснения трёх небес», в котором
содержится легенда о рождении основателя даосизма Лао-Цзы В
тексте упоминается Пещера Пустоты, внутри которой родилось
Великое Отсутствие. Как это принято в даосизме, указанные
понятия скрывают в себе множество смыслов и дают различные
возможности для интерпретации. Сам Лао-Цзы писал о Пустоте
следующее: «В мире все вещи рождаются в бытии, а само бытие
рождается из Небытия». Таким образом, всё возникает из Небытия и,
совершив цикл своего развития, растворяется в нём. Небытие
(Пустота) бесформенно и абсолютно, поскольку является всем и
содержит в себе всё. «Врата природы – Небытие. Вся тьма
вещей выходит из Небытия. Бытие не способно стать бытием с
помощью бытия, оно должно выйти из Небытия. Небытие же владеет
Единственным Небытием», – говорил ещё один даосский философ,
Чжуан-цзы.

Намного чаще философское понимание Пустоты связывают с традициями
индийской философии. «Мрак был сокрыт мраком вначале.
Неразличимая пучина – все это. То жизнедеятельное, что было
заключено в пустоту, Оно одно было порождено силой жара», –
повествуют священные тексты «Ригведы» о происхождении мира. Учение о
Пустоте занимает важное место и в философии буддизма. Так,
когда Будда достиг просветления, в течение нескольких недель
после этого он не давал никаких учений. Все это время он
пребывал в медитации на пустоту. Затем к Будде пришли мирские
боги – и попросили его дать учение ради блага всех живых
существ, вращающихся в сансаре. Будда сказал им: «Я реализовал
драгоценнейшее из всех учений, но если я сейчас открою его
людям, оно не принесет им пользы. Поэтому пока я буду хранить
молчание». В данном случае Будда имел в виду учение о
пустоте.

Шуньята (на языке пали: sunnata, буквально – «пустота, ничто,
несуществование») – понятие буддизма, полагающее отсутствие
собственной природы вещей и феноменов (дхарм) в виду их
обусловленности и взаимозависимости. «Для того, для кого ясна пустота,
Всё становится ясным», говорил живший в Индии в 3 веке
буддийский философ Нагарджуна, обозначивший смысл «развития
природы Будды». Нагарджуна учил, что за пределами сети
зависимого происхождения причин и следствий находится пустота.
Согласно его взглядам, Будда проповедовал две истины. Первая –
истина мирских условностей, созданная Буддой из сострадания,
чтобы помочь тем, кто находится на пути ко второй, конечной
истине, которая есть Пустота. Человеческий разум бессилен в
познании мира, которого нет. Помимо этого, и сам для себя
разум также непостижим, то есть пуст. В основании человеческого
познания мира находится поиск причинности. Однако «ни
существующая, ни несуществующая вещь не может иметь причину:
причиной чего является условие, если вещь не существует? Если же
вещь существует, для чего тогда причина?» (Нагарджуна,
«Мула-Мадхьямика-Карики»). Парадоксально, но именно пустота всего
сущего делает его возможным.

Последователи буддийской Махаяны исходят из того, что физические
элементы и состоящие из них физические тела не имеют конечного
значения. Их доктрина Небытия или Универсальной Пустоты
представляет собой доктрину универсальной относительности.
Тождество феноменального и абсолютного, обусловленного и
необусловленного, сансары и нирваны реально лишь с точки зрения
вечности. Оно становится реальностью лишь после снятия
феноменальной иллюзии. Пока эта иллюзия существует, Абсолютное
Небытие присуще проявленному миру лишь в качестве возможности, но
не как действительность. Человек, который избавился от
феноменальной иллюзии, становится причастным к бытию Абсолюта, то
есть, иначе говоря, причастным к вечности Универсальной
Пустоты. То же самое можно сказать и относительно всего
человечества, которое способно причастится к вечности лишь на
основе избавления от иллюзий.

Концепция Небытия присутствует и в исламском мистическом учении
суфизма. Здесь мы снова встречаем представления об Универсальной
Пустоте, которая метафорически обозначается как «бездонное
море», лишённое формы и совершенно не доступное для
рационального понимания и даже для мистического постижения. Это
Небытие, которое в суфизме часто называют «непроявленной
сущностью» или Аллахом, охватывает весь существующий мир и служит
ему опорой. Именно в Небытии пребывают все потенциальные
возможности мироздания.

Буддийская идея Пустоты нашла своё осмысление и в западной
философии, где она сближается по смыслу с понятием «nihil» – Ничто.
Так, согласно рассуждениям немецкого мыслителя Юнгера, – «мы
славно потрудились на почве нигилизма... Мы уже давно
маршируем по направлению к магическому нулевому пункту,
переступить через который сможет лишь тот, кто обладает другими,
невидимыми источниками силы… Мы возлагаем свои надежды на бунт
против господства уюта, для чего требуется оружие разрушения,
направленное против мира форм».

Существенные различия восточного и европейского подходов к пониманию
Пустоты были отмечены Эмилем Чораном: «Небытие для
буддизма, да и для всего Востока в целом, не содержит в себе того
мрачного значения, которое придаём ему мы. Оно совпадает с
последним опытом света или с состоянием вечного сияющего
отсутствия, лучистой пустоты: это бытие, возобладавшее над всеми
своими атрибутами или, скорее, в высшей степени позитивное
несуществование, которое излучает нематериальное беспочвенное
блаженство, не имеющее опоры ни в одном из миров».

В отличие от европейского, нигилистического понимания Небытия, в
контексте восточной традиции оно выполняет важнейшую
онтологическую функцию. Восточный взгляд на Небытие приводит к
восприятию данного в опыте мира как временного частичного выражения
того бесконечного мира Небытия, который стоит за ним.

Как известно, мировоззрение современной западной цивилизации
основано на «научной картине мира». Предпочитая по привычке думать,
что поклоняется Богу, западный человек на самом деле
поклоняется научно – техническому прогрессу и регулирующей силе
рынка. «Следует признать гипотезу существования внешних
объектов, так как это создаёт фундамент для устойчивого
единообразного верования, объединяющего всех людей»? то есть для науки
– так говорил основатель американской философии прагматизма
Чарльз Пирс. Тем не менее, восточные концепции Небытия
весьма тесно перекликаются с некоторыми современными научными
представлениями, например с физической теорией вакуума,
способного порождать из самого себя бесконечное множество
вселенных. А вакуум – это и есть экспериментально достижимая
Пустота. Помимо этого, модель Небытия (Пустоты) присутствует во
Вселенной в виде чёрных дыр, ограниченных так называемым
«горизонтом событий». Об этом рассказывает Стивен Хокинг в своей
книге «Краткая история времени». (Нужно отметить, что его
книга, помимо чисто научной информации, содержит массу
любопытных философских вопросов, например, такой: почему мы помним
прошлое и не помним будущее?). Всё, провалившееся за горизонт
событий, попадает в область бесконечной плотности, где
время заканчивается. Таким образом, горизонт событий напоминает
край тени грядущей гибели. Сжатие звезды в состояние чёрной
дыры аналогично последним стадиям коллапса всей Вселенной.
Возможно, это и есть христианский Ад?

Недавно американские астрономы обнаружили в материальной вселенной
пустое пространство протяженностью 1 миллиард световых лет
(для сравнения, расстояние от Земли до Солнца составляет 8,3
световых минуты). Открытое учеными из Университета Миннесоты
пустое пространство представляет собой гигантское Ничто, в
котором нет обычных космических объектов: ни планет, ни
галактик, ни даже «черных дыр». Естественно, что астрономы не
понимают значения этой Пустоты. Подобные явления встречались им
и раньше, но найденный участок в тысячу раз превосходит все
пустоты, что были ранее известны науке. Один из
первооткрывателей Великого Ничто – исследователь Лоренс Рудник– был
чрезвычайно потрясен увиденным. «Мы не только нашли пустоту,
которая оказалась больше других ранее известных – мы нашли
такую огромную космическую Пустоту, которую мы и представить не
могли», – заявил он. Его коллега Лилия Вильямс
прокомментировала открытие в том же ключе: «То, что мы обнаружили –
ненормально».

Известно, что вселенная наполнена звездами, пылью и газом, при этом
большая часть ее невидима. Ученые знают о том, что в
конкретной точке находится какой-то объект, поскольку могут
замечать гравитационный эффект, исходящий от так называемой «темной
материи». Но в обнаруженной Пустоте отсутствуют даже
скрытые массы. Причину возникновения такого огромного пустого
пространства ученым пока выяснить не удалось. Совершенно
очевидно, что в данной области вселенной абсолютно ничего нет. А
может быть это и есть та область Абсолютного Ничто или чистой
духовности, из которой когда-то всё произошло и которая
когда-нибудь распространится и растворит в себе так называемый
проявленный мир? И тогда наступит великий триумф Ничто.
Фактически, его неизбежность уже сейчас, в явной или в скрытой
форме, определяет весь ход бытия, и, в частности, освобождает
человечество от несостоятельных иллюзий в отношении
собственной значимости. Ведь познавая Абсолютное Ничто, человек
освобождается от всего, даже от необходимости существовать в
стаде и прославлять своего пастуха. А в этом вопросе каждый
имеет очень небольшой выбор ( как говорил Кьеркегор, «или –
или»): либо уйти из стада в духовную эмиграцию, либо
отождествить себя cо стадом и, в результате, сделаться адептом и
одновременно рабом присматривающего за стадом пастуха. Пустота
обнажает пустоту и несостоятельность авторитета пастуха,
сколько бы он ни щёлкал своим кнутом. Для того, чтобы разрушить
представление о чьём-либо величии, достаточно лишь увеличить
пространство. «Если все вещи пусты, кто кого должен
прославлять?», – риторически вопрошает «Махаяна».

«Мы все помешанные и принимаем мнимость за реальность. Каждый
живущий – безумец да еще слепец в придачу: он не видит
иллюзорности мира, ему всюду мерещится прочность и полнота. Если же
чудом ему удается прозреть и обнаружить, что вокруг пустота, он
расцветает. Пустота, замещающая реальность оказывается куда
богаче, она – незыблемость и эфемерность, основа и сияние,
она – основание бытия, опрокинутое в бездну. Но, к
несчастью, мы воспринимаем в ней лишь отсутствие чего бы то ни было,
отсюда наши страхи и провалы. Для нас она – прозрачный
тупик, осязаемый ад», – утверждает Эмиль Чоран.

Преодолев в себе иллюзию материального мира, человек становится
причастным к освобождающей истине Пустоты. И это причастие
является единственной реальной ценностью, которую он способен
обрести на протяжении своей жизни. Ценностью, связанной с
образованием формы и её растворением, с ограничением
безграничности и наоборот.

5. Окончательное будущее.

«Как мне высказать самое последнее? – спрашивал австрийский философ
Людвиг Витгенштейн. – «Но это последнее мне как раз и нет
необходимости высказывать, ведь это конец, к которому мы
приходим, стена, в которую мы все упираемся». На этой стене
принято изображать различные символы веры.

Понятия «Небытие», «Ничто» и «Пустота» самостоятельны и одновременно
образуют единство.

Каждое из этих понятий имеет свои особенности. Для обозначения
первоосновы бытия более приемлемым представляется понятие
«Ничто». Это связано с тем, что оно, помимо обозначения чистого
отсутствия утверждает наличие самостоятельной, самодостаточной,
хотя и неопределённой сущности. Именно такая интерпретация
Ничто близка к «апейрону» греческого философа Анаксимандра,
встречается в трудах представителей европейской «негативной
теологии» (Н.Кузанский) а также у целого ряда
философов-мистиков, например, у Якова Бёме.

Абсолютное Ничто – бесконечная Пустота – представляет собою
самостоятельную идеальную сущность. Материальный мир является
случайным аномальным состоянием Ничто. Наделённое коллективным
сознанием человечество олицетворяет высшую ступень развития
материального мира, посредством которой Ничто осознаёт само
себя. В результате онтологическая функция вселенной становится
исчерпанной.

История вселенной и наделённого мышлением человечества – это
круговорот Ничто и его конечное возвращение к полноте своей
абсолютности. Жизнь каждого человека – это маленькая модель
вселенского круговорота, которая завершается соединением с Ничто.
Человечество стремится укрепить свои позиции в материальном
мире, развивая искусственную среду материальной и
псевдо-духовной культуры. Оно не замечает «иллюзорности прогресса –
этой хитрой попытки сознания бытия приручить себе
время».(А.Чанышев) Но зыбкая почва неизбежно уходит из под ног, и каждое
новое поколение снова обращается в ноль – для того чтобы
уступить своё место следующему. Поэтому человечеству давно пора
вспомнить своё основное онтологическое предназначение,
которое заключается в осознании Абсолютного Ничто. Волить Ничто
означает оседлать саму смерть, осознать её смыслообразующую
функцию и превратить её из неизбежной окончательной
катастрофы в основное средство своей сущностной самореализации. Воля
к смерти означает возможность не подчиняться, а повелевать
ею, и стать господином самого себя. Пришедший на смену
растерявшему в погоне за потреблением волю к власти Сверхчеловеку
Сверхноумен – волит смерть и являет само Ничто.

Сверхчеловек (нем. «Ubermensch») – понятие, введённое философом
Фридрихом Ницше, которое стало центральным в его произведении
«Так говорил Заратустра». Это была попытка заменить
«устаревший и исчерпавший себя» образ христианского человека новым,
более современным и концептуально совместимым с идеями Ницше
об идеальном человеке будущего. Безусловно, на формирование
ницшеанского образа Сверхчеловека в определённой степени
повлиял дарвинизм. Как от обезьяны произошёл человек, так из
человека должен произойти сверхчеловек. В своем становлении
Сверхчеловек преодолевает три стадии: верблюда, льва (критика)
и младенца (созидательное начало). Вопреки популярным
интерпретациям, сверхчеловек не воин и не вождь (первый в стаде),
а скорее гений. В современном мире ницшеанский Сверхчеловек
превратился в существо, которое пытается овладеть планетой и
космосом, потому что рассматривает их как место своего
проживания и средство выживания. Сверхчеловек впал в тотальную
зависимость от всего им созданного, подменяя человеческое в
человеке суррогатом духовного. В сущности, он давно уже
духовно мёртв, поскольку не смог выдержать искушения
потреблением. Это произошло потому, что система (пастух и стадо)
научилась использовать в своих целях даже то, что ей объективно
противостоит.

В отличие от Сверхчеловека, являющий Абсолютное Ничто Сверхноумен,
мыслит категориями уничтожения, которое выступает как
духовное созидание. Он не пребывает «по ту сторону добра и зла»,
потому что для него не существует сторон, нравственных и
прочих ценностей и, тем более, оценивающих. Единственной, да и
то, относительной, ценностью и реальностью для Ничто является
оно само.

Сверхноумен, будучи нераздельным с самим Ничто, ежедневно настигает
смерть, но, подобно Будде, окончательно возвращается к
самому себе лишь после выполнения своей онтологической функции:
растворить существование в Пустоте. Ведь самосознание Духа –
это не есть банальная биологическая смерть, а неуклонная
воля к смерти, отрицающая абсолютно всё, и, в конечном итоге –
отрицающая саму смерть. Всеобщий характер нигилизма приводит
к тому, что встреча с Абсолютом требует масштабных жертв.
На заключительной ступени своего развёртывания Ничто отрицает
само себя, не только проявленный (материальный), но также и
духовный мир. Происходит исчезновение самого исчезновения.
Поэтому окончательное «будущее – это превышение всех ставок
смерти» (Azsacra Zharatustra), или Духовная горизонталь
Ничто.

(Продолжение следует)